4 Жребий Судьбы

— На Сормовском кладбище. — ответил Лён.

— А... я не местный — не знаю, где. Потом как-нибудь скатаю. А документы на гараж?

— Не знаю, где. — равнодушно ответил Лён, выпроваживая "родственничков" и закрывая наружную дверь.

— Судиться будем. — сказал ему из-за железной двери брат дяди Сани.

— Судись давай. — ответил Лён.

* * *

Деньги катастрофически быстро кончались, а приятели не могли вечно снабжать его карманной мелочью. Поэтому, вернувшись из школы, Лён собирался отварить последнюю большую картошину и съесть её с растительным маслом. Это было всё, что оставалось из съестного. Но, дома его ждал неожиданный сюрприз.

Едва войдя в прихожую и аккуратно разувшись у двери, Лён почувствовал странный запах — откуда-то одуряющее несло копчёной колбасой. Глотая слюни, он заглянул на кухню и обалдел.

На кухонном столе громоздились пластиковые пакеты, битком набитые всякой едой. Едва пошевелив их, Лён бросился искать по комнатам. Кто посетил его?! Мелькнула безумная мысль, что это мама и дядя Саня откуда-то вернулись, а их смерть лишь приснилась ему. Сейчас выяснится, что они вовсе не умирали, и авария на мосту, и поминки, и все посещения чужих людей — это было только страшным сном.

Но, всё лежало на своих местах, квартира была пуста, и "LJ" дядисанин на холодильнике больше не стоял.

Тогда Лён с недоумением принялся разбирать два больших пакета. Чего только там ни было: и колбаса, и сыр, и мясо, и рыба. Куча молочных продуктов, хлеб, ватрушки, сахар, чай, макароны, консервы, бананы, апельсины, лимоны. И только разгрузив пакеты, он заметил, что на пластике стола отчётливо видны следы — кошачья лапа и большая птичья лапа. Вот оно что! Это же друзья с Селембрис тайком навестили его! Они не могли нарушить запрет и встретиться с ним, зато позаботились о нём и даже оставили тайное послание — свои следы.

В тот день он наелся до отвала, напился чаю с лимоном и вдруг почувствовал некоторое облегчение в душе. Никогда бы не подумал, что обыкновенная еда может ненамного ослабить горе.

* * *

Так целую неделю его никто более не посещал, а потом снова явилась тётка из опеки, и не одна.

— Леонид, — позвонила она заранее по телефону. — Я нашла твоего отца.

— Что за отца? — опешил он.

— Ну как? — не удержалась она от небольшого смешка. — От кого-то ты родился.

— Так это сколько ж лет назад было! Я его не помню! — не удержался он от глупости.

— Косицын, для тебя опека со стороны отца, причём, родного — единственная возможность не потерять квартиру. — ответила она. — Уж лучше жить с родным отцом, чем угодить в интернат.

Так в доме появился настоящий, подлинный стопроцентный родственник, причём, с полным правом вселился в квартиру своей бывшей жены. А вместе с ним жена и двое ребятишек.

Звонок в дверь, и Лён, ничего хорошего уже от судьбы не ожидая, встретил инспектора опеки и рядом с ней неизвестного мужчину, которого представили Лёну как отца. Очень ему не понравился этот отец — сухой какой-то, словно старая бумага, с водянистым взглядом, серыми волосами и унылой миной. Едва войдя, отец молча сел на диван и предоставил инспектору опеки рассказать всё о нём.

— Знакомься, Леонид. — сказала та. — Это твой родной отец, Николай Петрович Косицын. Он развёлся с твоей мамой, когда тебе было два года, оттого ты его не помнишь. Николай Петрович женат и имеет двоих детей, так что у тебя, Леонид, появится новая, полноценная семья. Николай Петрович, как опекун, поселится здесь вместе со своей семьёй, потому что нормальных жилищных условий у него нет — он живёт в коммуналке, а там с детьми очень трудно. Так что, мы решаем сразу две проблемы: твоё проживание в этой квартире, и нормальные условия для двоих детей Николая Петровича.

В продолжение всей этой речи Косицын-старший смотрел куда-то мимо Лёньки, и вид родного отца радости по поводу обретения сына не выражал. Николай Петрович сухо пофыркивал ноздрёй, словно с чем-то не соглашался. Он исподлобья осматривал обстановку дома, косился на книжные полки, на палас, словно искал недостатки. Но, Лён старательно прибирал квартиру после смерти мамы и Семёнова — этим он как бы почитал их память. Все предметы в квартире несли в себе воспоминание о лучших днях, и прикасаясь к ним, Лён как бы переживал встречу с родными. Теперь же сюда въедет новая семья, и в ауру дома вторгнется что-то чужое.

— Ну вот, прекрасно. — с удовлетворением закончила инспекторша, вставая. — Ты у нас устроен.

Вселение новоявленных родственников произошло на следующий день. Лён наблюдал вторжение незнакомцев и даже вынужден был помогать им переносить пожитки.

Жену старшего Косицына звали Рая, была она болезненного вида, худенькая, испуганная и бледная. Зато дети Косицыных были просто ужасны. Старшему стукнуло шесть лет, и звали его Петя. А младшему, Ване — четыре года. Выглядели они как-то заморённо, оба были весьма сопливы, рты у них были всегда открыты, и оба бледны, как их мать. Налицо видна крайняя бедность этой семьи, поскольку Рая была больна непонятно чем и нигде не работала, а старший Косицын преподавал в каком-то третьесортном колледже и зарплату имел небольшую.

Ваня и Петя тут же кинулись к видео-двойке и принялись, отпихивая друг друга и обзываясь, торопливо нажимать на все кнопки. Рая тем временем стояла в расслабленной позе, безучастно наблюдая за варварским набегом на видак.

Лён ошалело смотрел на это, не зная, что можно предпринять.

— Дети, перестаньте. — вяло произнесла Рая, не делая попытки остановить своих отпрысков. Но те не слушали и с криками полезли в книжный шкаф — вышвыривать оттуда книги.

— Прекратите! — возмутился Лён.

— Их нельзя ругать. — тут же сделал замечание Косицын-старший. — они ещё маленькие.

И тут же добавил:

— Тебе придётся потесниться. Мы с Раей будем спать в этой комнате, а твои братики будут жить с тобой.

Лён совершенно обалдел. Его практически вытесняли из квартиры. Эта семейка прекрасно уживалась ранее в двенадцатиметровой комнате в коммуналке, где была общая кухня и не было удобств, а теперь они не могут разместиться в комнате площадью в двадцать метров! Он-то полагал, что сохранит за собой хотя бы свою комнату.

Ваня и Петя тут же сорвались с места и помчались обследовать новую среду обитания, пихаясь по дороге, громко ревя и обзываясь. Судя по пронзительным воплям, они обнаружили компьютер и снова стали драться.

Едва Лён успел отогнать их от своей машины, как в комнату уже ввалили двухэтажную кровать с матрасами, воняющими детской мочой. И далее он уже без сопротивления наблюдал как квартира становится ему чужой, теряя свой опрятный вид и превращаясь в логово. Короб с облупленными игрушками занял весь угол, ворох детского белья свалили ему на диван. Постельное бельё, которое не сумели прибрать алчные Верка с Евгением, теперь пошло в дело — семья Косицыных осваивалась на новом месте. Они его приняли в свою семью и теперь всеми силами являли бескорыстное родственное дружелюбие. Братья с воплями прыгали на его диване, а Рая вежливо позвала его из кухни:

— Лёня, иди, пожалуйста, с нами покушать.

На столе лежали продукты из его холодильника, а Рая накладывала ему в тарелку манную кашу, привезённую из общежития в маленькой кастрюльке.

Его так и передёрнуло от отвращения при виде этой холодной, серой, комковатой каши.

— Простите. — пробормотал он. — Я пока сыт.

— Нехорошо, Леонид. — строго заметил Косицын-старший. — Ты пренебрегаешь нашими обычаями. У нас семья, и у нас должно быть всё едино. Ты свои продукты предоставил, мы — свои.

— Я не хочу есть. — с вызовом ответил он.

Рая пожала плечами и принялась мелко и быстро, как белка, поедать копчёную колбасу.

Лён надел куртку и открыл дверь.

— Куда ты? — спросил Косицын-старший.

— Пойду гулять. — ответил сын.

— Спрашиваться надо. — неодобрительно заметил отец.

— Я уже взрослый, чтобы спрашиваться. — почти грубо ответил Лён. Ему была отвратительна новая семья.

Он вылетел на улицу, взбешенный манерами этих оккупантов, и дотемна сидел с товарищами на трубах, рассказывая им про новую семью.

На следующий день, когда Лён пришёл из школы, то обнаружил, что ключ его не проходит в замок — оказалось, что личинка замка теперь новая. Он принялся звонить — никто не открывал. Потом стучать — снова ни звука.

— Чего колотишь? — сердито спросила соседка Дусяванна, высовываясь из-за двери. — Нет их никого. Старший-то, Николай Петрович, ушёл на работу, а Рая-то с детями пошла гулять в парк.

Лён в совершенно дурном расположении духа отправился к Федюну, посидеть в нормальной обстановке, и сидел допоздна. А в восемь часов отправился домой.

— Почему так долго отсутствовал? — строго спросил его отец.

— Почему замок сменили и мне ключей не дали? — обозленно ответил Лён.

— Я ненадолго ушла погулять с детьми. — оправдывалась Рая.

— А я ждать что ли должен под дверью?!

— Мог бы и подождать. — холодно отозвался Косицын-старший.

Это и вывело Лёна из себя. Немея от ярости, он осмотрел обоих новоявленных родственников с высоты своего роста — те сидели на кухонных табуретках, ужиная остатками даров Вавилы и Вещуна, а он стоял, голодный и злой.

— Ещё скажите, что лишаете меня ужина за плохое поведение. — криво усмехнулся он и ушёл к себе в комнату. Там сошвырнул с дивана охапку застиранных колготок и заявил обоим сопливым оккупантам:

— Тронете мой компьютер хоть пальцем — вырву руки!

— Коля, я его боюсь. — тихонько плакала в большой комнате Рая, утирая бледным пальцем скудные слёзы. — Я потому и ушла сегодня, что боялась его. Сделай что-нибудь, пусть он от нас уходит.

— Что я сделаю с ним, Рая? — отвечал, глядя в телевизор бесцветными глазами, Косицын-старший. — Он мне не подчиняется. Если его не воспитывали с раннего возраста, то теперь уж поздно.

Глава 18. Иная реальность

Противный запах копоти, звериной шкуры и немытых тел. Из тьмы выплыло бородатое лицо, освещённое слабым светом луны, и склонилось над ним.

— Эй, человече, ты жив ещё? — пошевелили его ногой.

— Ещё жив. — ответил Лён, соображая, что вновь угодил в поиск. Он стал оглядываться в надежде обнаружить Долбера, но вокруг были только чужие люди — он их угадывал по слабым звукам, по запахам, по тихим разговорам. Сколько было их? Десять, двадцать? И почему темно? Откуда такой запах? Кто эти люди?

Масса вопросов, но ответов на них пока никто дать не спешил.

Вокруг была тёмная ночь, от раскоряченных безлиственных деревьев падали чёрные тени. Но в лунном свете было видно, что рядом возвышается полуразрушенная кирпичная стена, а за деревьями протекает неглубокая речка. За речкой угадывалась безлесая равнина, А дальше всё тонуло в мутной ночной дымке. Кажется, здесь была осень, но довольно тёплая — едва ли не летняя температура.

Слышались тихие женские голоса, слабый плач ребёнка, рокот мужских голосов. Люди не собирались останавливаться, они намеревались продолжать свой путь — куда-то эта группа шла ночью и очень торопилась.

— Вставай. — сказали Лёну. — Не спи на виду. До утра осталась пара часов.

— Э, да ты без маскировки? — удивился другой человек. — Так не годится, брат. Сам погибнешь и нас заметёшь.

— Одень бахилы. — сказал он и сам, нагнувшись, напялил на кроссовки Лёна нечто бесформенное, тяжёлое, с какими-то нелепыми украшениями по носу. Идти в таких бахилах было очень сложно, но возражать в ситуации полной неизвестности было бессмысленно, и Лён пошёл вместе с этой группой, понимая, что это и есть его новое приключение. После событий последних двух недель он даже рад был поиску и его трудностям. Среди этих странных людей он чувствовал себя гораздо более своим, нежели с новой семьёй.

— Оружие у тебя есть? — спросили его.

Есть, — чуть было не ляпнул Лён, но вовремя смолчал. Не стоит так сразу заявлять, что у тебя есть магическая штучка.

— Плохо. Беспечный ты, брат. — посетовали на него из темноты. Все его новые попутчики были неразличимы на вид, только по росту и голосу можно разобрать, где мужчина, где женщина.

— На вот. Держи. — сунули ему в руку что-то вроде гладкой деревянной дубинки.

Ни о чём более они его не спрашивали, просто шли гуськом, стараясь не задерживаться долго на открытом пространстве. Миновали какие-то полуразрушенные постройки, в которых можно было признать не то старый коровник, не то покинутый заводик. В одном месте вожак группы задержался, призвал к себе пару мужчин и ползком отправился в разведку. Все остальные тихо рассеялись в высокой траве среди кустарника.

Вскоре вожак бесшумно вернулся.

— Ну что там? — спросили его.

— Там братья. — сказал он так, что Лёну подумалось, что говорит он не о живых, а о мёртвых.

Группа снова молча двинулась в путь, а со стороны понесло тяжким, страшным, удушливым запахом смерти.

Вожак лез в гору, а следом за ним тянулись мужчины и женщины. Детей где подталкивали, а где втаскивали на крутизну. Небо на востоке уже побледнело, и вся группа нервничала, особенно женщины. И вот уже почти настал рассвет, когда вожак загнал всех в маленькую пещеру на вершине горы.

Все в изнеможении попадали на неровный пол, скидывая с себя поклажу. Одеты люди были обыкновенно — рубашки, брюки, платья, но обувь оказалась странной. То, что называлось бахилами, было искусно сшитыми большими тапочками, очень похожими на лапу какого-то зверя — с когтями спереди.

Тут Лён разглядел, что за оружие ему вручили — это оказалась старая бейсбольная бита. Он с удивлением огляделся, не понимая, в какую эпоху попал. Вооружение мужчин было самым разным — от автоматов и дубинок до обрезков металлических труб.

— Фу-уух! — повалился рядом с Лёном один из беженцев — совершенно очевидно, что отряд уходит от какой-то опасности, и маскировка могла обозначать нечто совершенно странное.

Человек вытер пот рукавом и достал из сумки флягу. Запрокинув голову, он жадно глотал воду, потом обратился к Лёну, предлагая флягу:

— Попей, а то, я вижу, у тебя ничего с собой нет.

Лён охотно принял приглашение и, пока он пил, парень доверчиво разговорился:

— Я тоже прибился к отряду. Один остался, а они меня подобрали. А барахлом я обзавёлся позже — взял после тех, кто выбыл.

— Выбыл — куда? — спросил Лён, завинчивая пробку на металлической фляжке защитного цвета — была она похожа на армейскую.

— Ну помер, то есть. — с небольшой усмешкой отозвался парень. — Я тоже поначалу задавал глупые вопросы, пока не понял что к чему. Ты ведь тоже здесь не свой. Я тебя вспомнил.

Лён изумился: его знают, а он даже не подозревал, что когда-либо встречался с этим человеком. И тут же сообразил: так это же Лембистор! Теперь он в новом обличии, старается поближе примазаться к своему "партнёру" — так он, кажется, однажды выразился.

— Я тоже тебя помню. — кивнул он с самым непринуждённым видом. — Не так уж давно мы с тобой виделись.

— Как тебя зовут, брат? — спросил вожак, подойдя к Лёну.