— Не бойся! Я тебя ни кому не отдам! Ты у меня самое большое сокровище!
'Эх! Знал бы я тогда!' Но не зря Милена просила меня: — 'Алекс, не пытайся исправить здесь что-нибудь. Это увы, невозможно. Не береди зря сердце. Это всего лишь прошлое, изменить которое не под силу никому'.
Все случилось, когда мы с Катей ступили под сень старых ветвистых кленов, растущих по бокам длинной аллеи, ведущей к нашему перекрестку. Здесь было темно и абсолютно тиха. Так что я, лишь в последний момент насторожился, заметив на пути какой-то слабый отблеск. А в следующий миг, в глаза нам ударил сноп ослепительного яркого света.
Катя вскрикнув от неожиданности, заслонила лицо руками, а я вспомнив наставления по уличной самообороне, схватив мое сокровище в охапку, резко шагнул в сторону, уходя из зоны поражения. И едва начав после такого светопреставления, различать что-либо вокруг, попытался оценить диспозицию.
Прямо посреди аллеи, стоял белый автомобиль, лупя во все свои тысячи свечей из всех четырех фар, каким-то сумасшедшим, белым, режущим светом.
Я узнал эту машину. И когда ничего непонимающая Катя, утирая слезы, мгновенно залившие глаза, спросила:
— Что это Ал?
Я увидел, как одновременно раскрылись все четыре дверцы, и на асфальт шагнули четверо здоровенных парней в черных кожаных куртках, с битами в руках.
'Ну прям цирк, — улыбнулся я про себя, — насмотрелись дешевых боевиков, понимаешь. Чисто гангстеры из криминальной хроники. Особенно вот этот лысый с перекошенной мордой, где-то я его уже видел'.
Все это промелькнуло за какие-то доли секунды, а затем все завертелось-понеслось.
Успев крикнуть Катьке: — 'Беги!' Я встретил парализующим тычком первого нападающего. Это был здоровый такой буйвол, центнера в полтора с лишним, крутости и самоуверенности. Ну что ж, как известно: 'чем больше шкаф, тем громче он падает'.
Второго нападающего с лева, столь же грубо и прямолинейно атакующего, как танк вражеские окопы, пропустив над головой страшный замах, тоже уложил легко, одним тычком в сонную артерию. И хотя я знал, что последствия для нападавших могут быть печальными, но за спиной моей была Катька. Не успевшая еще ничего понять, и по-прежнему утирающая слезы.
Я слышал ее всхлипывания, и понимал, что никуда она бежать не сможет.
А у меня хоть и плыли перед глазами яркие пятна, все же, различать окружающее я мог довольно уверенно. Так что, когда третий бычок распластался у моих ног, словно выключенный терминатор, я увидел как четвертый, тот самый кривой, выпустил из рукава тяжеленную, громко звякнувшую об асфальт цепь.
'Опаньки! Воистину Ничего нового нет под солнцем! — мелькнуло у меня. И тут я вспомнил это лицо. — Да это же тот ночной бегемот, что тискал Таньку Серебрянникову, в то время как его дружки, мутузили ногами моего однокашника'. И он тоже узнал меня. А возможно, и даже наверняка, именно нас с Катькой они и дожидались тут. 'Так вот о чем предупреждал меня Колька. Ну что ж, попробуйте, если силенок хватит!'
И тут из-за спины, раздался знакомый до отвращения голос:
— Ну-ка! Серый, Попридержи этого каратиста! А я займусь его бабой!
А в следующую секунду прямо у меня перед глазами, сверкнула яркая молния. И если бы не отточенные за годы тренировок с дядей Ваней рефлексы, остался бы я без глаз. А так, прогнувшись чуть ли не в мостик, я пропустил тяжеленную цепь у себя перед носом.
'Оба! Однако шустрый бегемот! — успел я подумать, когда на возвратном движении кривой Серега попытался стегнуть меня по ногам. — Ну чего он ожидал? Интересно! Что я буду вот так прыгать, как зайчик под елочкой, уклоняясь снова и снова от этой страшно жужжащей ерундовины?' Возможно где-то в другой школе, (против лома нет приема), но там где мы с Олегом занимались, подобные игрушки были основным оружием в спаррингах. Так что, оттолкнувшись от земли, я прыгнул головой вперед прямо на подсекавшего мне в этот момент ноги Кривого, и со всей дури впечатал ему головой в переносицу.
В глазах вспыхнули искры, а крутивший по инерции свой тяжеленный снаряд Серега, падая без сознания на спину, ахнул концом этой дурной железяки по лобовому стеклу Лешкин Шевроле. Раздался страшный звон, и половина лобовухи провалилась внутрь, засыпая шикарный салон битым стеклом.
И в этот же момент громко вскрикнула Катька. А когда я после такого тарана, смог наконец сфокусировать зрение, то увидел, как Рыжий Леха по прозвищу Каналья, намотав роскошные Катькины волосы на кулак, волочит ее чуть не по земле, в направлении водительской двери. Катя сопротивлялась из последних сил, но видно, Каналья усвоил предыдущий урок, и применил запрещенный в борьбе с противоположным полом прием.
Когда этот (герой) уже было дотащил брыкающуюся Катьку к своей машине, я со спины прыгнув на ноги, что было вполне стандартно даже для не столь серьезных школ, вторым движением оказался на капоте прямо перед Лешкиным искаженным лицом.
А дальше, я поступил слишком самонадеянно. И в этом (признаю), основная моя вина.
Вместо того, чтобы зарядить с ноги, не успевшему ничего понять, пробегающему мимо Каналье в голову, Я просто спрыгнул позади него на асфальт, и легонько похлопал его по плечу.
Нет. Я не желал никаких спецэффектов. Не искал я в тот миг даже восхищенного взгляда моей любимой. Я хотел вдумчиво и серьезно потолковать с этой мразью, что волочила не глядя за собой, самого дорогого мне человека на свете.
я мог одним движением выключить его как куклу, но невыносимое желание оставить его в сознании, взяло верх.
Когда же Рыжий Лешка, осознал, что вокруг происходит что-то неладное, и кто-то сзади похлопывает его по кожанке, оглянулся, на его лице было такое-выражение, будто он воочию увидел свою смерть.
А затем произошло непредвиденное. Этот (победитель женских сердец), почти сбрендивший при виде свалившегося откуда-то противника, не постижимым образом отскочил назад, одновременно выпуская светлые Катькины волосы, и запнувшись о бордюр, полетел спиной в траву, страшно крича и судорожно обнимая себя.
Да! Именно такими. Странными и нелепыми на мой взгляд, были его движения. Так что я не заподозрил в них никакой угрозы.
Вот поэтому не обращая больше внимания на задом отползавшего куда-то под дерево труса, я наклонившись, помог подняться почти непострадавшей Катьке. Она успела лишь обломать ногти о толстенную кожу Лешкиной куртки, да слегка поцарапать коленку, с которой, черной в темноте струйкой стекала кровь. Катька, отшатнулась в сторону и глядела очумелыми глазами, видно еще не поняв, что все закончилось. Поэтому я, желая успокоить запаниковавшую девчонку, шагнул было к ней, но тут, со стороны деревьев, куда улетел Каналья, раздался характерный щелчок передергиваемого затвора. А в следующий миг, свихнувшийся от страха Каналья, выстрелил. Видно рассудок его действительно помутился, поскольку стрелял он не в меня, а к моему ужасу, в стоящую в метре от меня Катю. Я видел как пуля свиснув у ее лица, отсекла длинную прядь волос, которая белой ленточкой скользнула по плечу. И поняв, что следующим выстрелом он ее убьет, я прыгнул.
Шанс был. Я надеялся на вбитый в подкорку урок, обезоруживания такого вот противника, которому обучали всех с самого первого года.
Но к сожалению, при всей человеческой реакции, пистолетная пуля, все же гораздо быстрее. Увы я не успел. Меня ослепила яркая вспышка, а в грудь, выбив дыхание, ударило словно огромной кувалдой. А затем еще раз, и еще. Инерция моего броска была немаленькой, и если бы не эти выпущенные в упор несколько пуль, то я обязательно достал бы его. Но последним, третьим выстрелом, мой одноклассник и друг по детским играм, почти сбил меня с ног. Так что, я приземлился в каком-то метре от страшно ругающегося Рыжего, и не удержавшись, упал лицом вниз.
Боли я не ощущал никакой. Казалось, будто некий великан, встав двумя ногами на спину, прижал меня к земле своим чудовищным весом, не давая ни вздохнуть, ни пошевелится.
В ушах стоял бесконечно далекий, словно укрытый ватным одеялом страшный Катин крик. А затем послышался звук захлопнувшейся дверцы, и громкий визг резины, сорвавшегося с места, будто ополоумевшего Лешкиного автомобиля.
Я почувствовал как чьи-то руки, аккуратно взяв за плечи, перевернули меня на спину, а в лицо закапало чем-то горячим и соленым.
'Вот и все! — мелькнуло у меня, — Хоть бы успеть проститься!'
Но тут весь мир поплыл куда-то. И последнее что я успел увидеть сквозь наползающую тьму, это сумасшедшие, широко распахнутые Катины глаза, и пробившийся сквозь листву, острый белый лучик какой-то далекой звезды.
Этот луч, расширяясь все больше и больше, неожиданно превратился в сверкающий странный тоннель, заполнив вдруг, как-то необъяснимо болезненно всю окружающую вселенную. А в следующий миг, холодный, ослепительно яркий свет, страшным рывком выдернул меня из этой реальности.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
ПАТРУЛЬНЫЙ.
11
Удар оказался невероятно быстрым и сильным, и не ожидая такой прыти от низенького и легкого Клима, я едва впервые же секунды не проиграл бой. Однако мой прежний опыт, заложенный где-то в подкорку, и вбитый намертво в подсознание, проявляющийся на одних рефлексах, помог мне в самый последний момент отклонившись, пропустить мимо сокрушительный прямой в челюсть. Лишь слегка задев скулу, его перчатка просвистела над ухом, однако, и этого хватило, чтобы оценить силу и великолепную четкость удара. В следующий миг, я провел стандартную связку, и мой противник оказался на татами. Судивший как обычно Лукьян, засчитал мне победу, но при этом не забыл упомянуть, что если бы не реакция, то лежать бы сейчас мне в нокауте. Удар у Клима отлично поставлен, и проводит он его всегда в самый неожиданный момент.
Улыбнувшись чуть виновато поднимающемуся Климу, я снял перчатки, и принялся стаскивать с себя боевые доспехи. Специально для тренировочных боев, много лет назад был разработан особый комбинезон. Напичканный датчиками и какой-то микроэлектроникой, он кроме того, что защищал основные уязвимые точки, еще и фиксировал силу и количество попаданий в спарринге. При этом на главном табло спортзала, высвечивались наши потери, и все основные показатели организма. Разобравшись с прочей упряжью, обязательной на тренировках, и ставшей уже привычной, я направился в душевую.
Да, поработал я сегодня неплохо. Лукьян видно не ожидал от меня такой прыти, шутка ли сказать, вторую неделю в курсантах, а на татами первый. Естественно после сенсея. Лукьяна я так ни разу и не пробил. Защита у него была какая-то странная, не похожая ни на что раннее виденное, а атаковал он из таких позиций, что казалось суставы и связки должны рваться напрочь. Скорость и сила его молниеносных выпадов была такова, что мой комбез тут же сигналил о повреждениях несовместимых с жизнью, а электроника прекращала бой, присуждая неизменно победу нашему сенсею. Как я ни пыжился, только раз компьютер засчитал ничью, да и то мне показалось, Лукьян слегка подыграл, дав тем самым призрачную надежду на возможный иной исход в каком-то далеком будущем.
Естественно я не обманывал себя, наш учитель превосходил в мастерстве, пожалуй и моего дядю Ваню, который играючи справлялся с десятком выпущенных против него ребят из нашей группы. А если верить памяти, зубры там водились еще те.
Настроив душ на свою любимую программу, плавно нарастающего контраста, то простреливающего, будто насквозь ледяными иглами, то вновь обжигающего кожу крутым кипятком, блаженствуя под бьющими со всех сторон струями, я размышлял о том, чем буду заниматься сегодня вечером. Прежде всего нужно зайти к Приторию. Он наконец согласился меня принять.
После того как я в полной невменяемости провалялся неделю, а затем еще столько же провел в заточении в своем модуле, у меня вдруг появились некоторые смутные предположения, и необходимо было срочно проверить их обоснованность. Как-то зашедший в гости Роман, явно сочувствуя, видя как меня нешуточно плющило целую неделю, решил все же пойти на встречу, и поговорить с Приторием. Он долго пытался отговорить, мол ты еще не пришел до конца в себя и прочее, но я был настойчив, и не выдержав моих аргументов, он сдался. И вот на сегодня была назначена встреча с шефом.
Этой аудиенции я ждал довольно долго. Возможно мне был дан некий испытательный срок. Я много размышлял о том, что ждет меня в доме, и какой дорогой дальше идти. И постепенно все больше склонялся к выводу, что патруль дело стоящее. Примером для меня стали Лукьян с Романом и остальные парни, выбравшие этот нелегкий путь, не пустившиеся во все тяжкие, а ставшие на стражу дома. Так что когда зашел разговор о том, чем я намерен дальше заняться, и какие у меня — Алекса планы здесь в доме, я не особо раздумывал. А заявил собравшимся в моей гостиной ребятам, что решил стать патрульным, и что хотел бы получить от них совет, как это сделать без долгих проволочек. Такое овощное прозябание меня уже, честно говоря, достало, хочется наконец, заняться делом.
Ребята не скрывая радости, пообещали устроить все как можно скорее, и спустя трое суток, я был зачислен на курсы в школы патруля. Нужно сказать, что все прошло без каких-либо бумажных баталий, привычных мне с той прошлой жизни, где при поступлении в институт, я оббегал пол-области, собирая различные справки и подписи. Меня привели в кабинет Притория, и тот очень коротко уведомил новорожденного Алекса, что вступая в ряды патрульных, каждый обязан блюсти честь и достоинство службы, а заключается это в абсолютной лояльности отделу, и полной непреклонности пред нарушителями. Мне был выдан нагрудный жетон курсанта, и в тот же день я попал в лапы Лукьяна. Ох и гонял он меня! Ох и мучил! Видно брал на слабо, да только и мы не лаптем щи хлебаем, знаем этих изуверов. Видели уже. Так что, погоняв меня пару дней в сверх режиме, но не добившись ожидаемого нытья или падения темпа, он прямо спросил: — 'Кем был там?'
Я коротко поведал ему свою историю, чем страшно заинтересовал этого незаурядного парня. Оказывается, Лукьян никогда не сталкивался с Вьет-во-дао, и загоревшись, тут же решил испытать меня. Но по его словам, я оказался слабоват. И действительно, прилетало вначале мне ни хило, я даже не успевал понять, откуда и чего, как оказывался на татами. Но вскоре приноровившись, научился ускользать от молниеносных связок, и даже ухитрялся несколько раз вскользь задевать его, чем приводил в неимоверный восторг зрителей, которых на наших тренировках всегда было хоть отбавляй. Лукьян вот уже седьмой десяток слыл в доме непревзойденным рукопашником, и тут какой-то щегол, курсант сопливый, ухитряется не только изворачиваться в самых, казалось немыслимых петлях, но еще и огрызаться. Хоть и неопасно, но все же, ощутимо покусывая воинское самолюбие непобедимого сенсея. В итоге, Лукьян был вынужден признать, что в этом Вьетнамском посмешище есть рациональное зерно, однако до рус боя ему как до луны пешком. И что если я хочу достичь настоящего уровня мастерства, мне нужно бросить заниматься ерундой, и посвятить все время его тренировкам.
