Орел

— Не только. Но, я полагаю, что по этой причине тоже.

— Знаешь, — произнес Дмитрий. — Напиши им, что время — деньги и завтра все будет сильно дороже.

— Предлагаешь намекнуть на нашу осведомленность? — Повела бровью Анна.

— Да. Умные все прекрасно поймут и поостерегутся участвовать в предстоящей авантюре. Надеюсь, там умные игроки, обидно было бы связываться с идиотами. Ты, кстати, хотела обойтись только городскими центуриями?

— Их должно хватить с запасом. Ни у Новгорода, ни у Рязани воинов для противостояния им нет. Тем более что полноценно собирать все возможные силы они не станут, ограничившись только самыми легкими на подъем войсками.

— Мало ли? Ладно. Я оставлю тебе паладинов и амазонок. В городских условиях они могут тягаться с целой армией....

Глава 4

1371.05.10, окрестности Орши

Король Венгрии и Польши Людовик с нетерпением ждал начала сражения. Его распирало от важности момента. Шутка ли — он выступил во главе невероятно могущественной коалиции, включавшей в себя Венгрию, Польшу, Литву и Геную. Да, да — это маленькая торговая республика тоже выставила несколько компаний , преследуя свои цели. Благо, что деньги были и на оборону в Ломбардии, и на поддержку общего дела. Совокупно же объединенная армия, ведомая Людовиком, достигала двадцати тысяч. Чудовищная, совершенно невероятная для Европы XIV века! Армада! И она состояла исключительно из опытных воинов феодального и наемного толка. Никаких ополченцев. Никаких случайных людей.

Вчера передовые разъезды столкнулись с отрядами Москвы, и теперь Людовик предвкушал скорую и решительную победу над противником, про которого ходили слухи уже по всей Европе. Один чуднее другого.

Еще затемно войска Людовика стали строится, готовясь к бою на краю большого поля, недалеко от города Орша. Бедные жители этого городка еще за пару дней до того заперлись в крепости, побросав все свои дела. От такой вооруженной толпы, что вел за собой Людовик, можно было ожидать что угодно.

— Где же этот... Император? — Скривился в презрительной усмешке Людовик. — Или он уже убегает, сверкая пятками, узнав КАКУЮ армию я привел?

— Странно... — покачал головой Ольгерд. — Он ведь никуда не отступил. Мои люди видели его разъезды. Почему он не выводит людей строиться? Чего он ждет? Не нравится мне все это.

— Боишься? — Снисходительно поинтересовался король Венгрии и Польши.

— Брат мой , ты не знаешь, что это за человек, — мягко ответил Ольгерд. — Если бы он пожелал отступить — он бы это сделал. Но он медлит. Это крайне странно. Я уверен, что здесь что-то не так....

— Брось... — отмахнулся Людовик и замер. Со стороны противника донесся звук сигнальной трубы. За ним последовал слаженный барабанный бой.

Не прошло и минуты, как на поле из низины подле него стали выступать центурия за центурией войска Московского легиона. Оказалось, что Дима был давно готов и просто ждал. Чего? Непонятно. Да и не важно. Наверняка очередная бравада перед максимальным количеством врагов. Чтобы все видели и наслаждались.

Легионеры впечатляли. Мерный чеканный шаг. Ровный строй, создававший такое впечатление, будто двигалась не группа воинов, а некий монолит. Никакого сбивания в кучу. Никаких беспорядков.

Людовик, наблюдая за этим, даже как-то растерялся. В его представление такого быть не могло, просто потому что не могло. Любая большая масса людей — это всегда хаос и бардак. А тут он наблюдал фактически чудо.

Сверкающие на солнце доспехи и алые одежды, проступающие из-под 'доброго железа'. Людовик неволь стал наслаждаться этим завораживающим видом, превосходно сочетавшимся с образцовым порядком и дисциплиной. Как и многочисленные наблюдатели. Надо сказать, что в армии Людовика собрались гости практически со всей Европы. Даже представители французского и английского королей, сидели на своих лошадях рядом, мирно всматриваясь в то, что открывалось их взору. И если большинство покачивало головой, отдавая должное выучке московской пехоты, то представители Константинополя откровенно хмурились. Им все это не нравилось. ОЧЕНЬ не нравилось, наводя на весьма неприятные мысли. И если Святой Престол благосклонно привечал символы древней Империи в руках Москвы, то Константинополь ревновал. И чем дальше, тем больше. Хотя и боялся спугнуть удачу, видя в Москве своего возможного спасителя от магометан. Их позиция была очень близка к старой поговорке: 'и хочется, и колется и мама не велит'.

Легион вышел столь стремительно и организованно, что Людовик, пожелай даже его атаковать, просто не успел это сделать. От чего у короля Венгрии и Польши зародился первый червячок сомнений. Такой крошечный. С полметра. Вызвав явное ухудшение весьма благостного совсем недавно настроения.

— Армия ордена далеко? — Отрывисто поинтересовался он у окружающих, пытаясь выяснить, как скоро придут силы Тевтонского ордена.

— Они не придут, — усмехнулся Ольгерд. — Мои люди говорили, что они остановились в Жемайтие.

— Остановились? — Переспросил Людовик.

— Да. Встали лагерем и чего-то ждут. Уже давно.

— Сволочи... — брезгливо поморщился Людвиг. — Разбив этот сброд, — король небрежно махнул в дальнюю сторону поля, — мы пойдем в Жемайтию и накажем их.

На что Ольгерд почтительно поклонился. Невеликого ума требовало понимание желания ордена подождать результатов боя. Да и на Жемайтию они давно претендовали, что наводили на черные мысли о предательстве. Странно ведь было остановиться именно там просто так....

Тем временем Людвиг тронул своего коня, направившись на середину поля. Ему хотелось посмотреть на своего противника — Дмитрия. Да и войска противника ближе взглянуть:

— До того, как наши кони втопчут их в грязь.

Ольгерд, как и значительная часть свиты Людвига последовала вслед за своим вождем. Да и Дмитрий не заставил своих визави долго ждать и, в сопровождение десятка простых кирасир, вышел им на встречу.

Съехались.

С минуту молча друг на друга смотрели.

Диме все эти люди были не интересны. Они тратили его время, но формальную вежливость требовалось соблюсти. Поэтому он рассматривал их снаряжение, довольно обыденное, если не считать безумного количество украшений. Шлем в золотых окладах, например. Дорого и бестолково. И таких вещей хватало. А визави смотрели на него и его кирасир. Полностью закованная в довольно совершенные латы тяжелая кавалерия впечатляла. Этакие французские жандармы XVI века.

— Нагляделись? — Наконец произнес Дмитрий, которому надоело ждать. Пожалуй, только Ольгерд вел себя нормально — он-то уже имел возможность наблюдать кирасир.

— Что?! — Возмутился Людвиг.

— Возвращайся к своим людям и не трать мое время.

— Как ты смеешь со мной так разговаривать?! — Просто опешил Людвиг, не привыкший к такому обращению. Все-таки он был одним из наиболее могущественных монархов Европы тех лет, а потому как-то не замечал, что перед ним выгибались дугой и чуть ли не пятки лизали окружающие. И считал это само собой разумеющимся.

— А как с тобой разговаривать? — Усмехнулся Дмитрий. — Твоя гордость находится за гранью разума. Пришел воевать, а ведешь себя как девица-недотрога.

— Я пришел с большой армией, — зло прошипел Людвиг. — А не с этой жалкой горсткой бездельников, что наскреб ты.

Дима же вздохнул, улыбнулся, посмотрел на чистое голубое небо и продекламировал:

— Оплавлен солнцем Палестины, водой Евфрата закален, в честь императора и Рима, в честь императора и Рима шестой шагает легион .

— Что? — Удивились Людвиг, да и остальные присутствующие напряглись, не понимая, что именно и зачем говорит Дмитрий.

— Мне наскучила эта болтовня.

Людвиг зло сжал губы, а Ольгерд спросил:

— Шестой легион? Ты разве привел их шесть? Я вижу только один и, как мне говорили, половинного состава.

— Ох... — тяжело вздохнул Дмитрий. — Людвиг совершенно невыносим. Как ты с ним вообще можешь рядом находиться? Пару минут разговора и меня уже тошнит от этого напыщенного петуха. Вот я и напеваю себе под нос строки из песни о гибели VI Железного легиона. Дела давно минувших дней, преданье старины далекой.

— Никогда не слышал о такой песни... — произнес Ольгерд, изрядно призадумавшись, ну и игнорируя то, как напряженно засопел, закипающий Людвиг.

— Странно. Ну да ладно. А старую-добрую песенку о Виллемане тоже не слышал? Там добрый викинг любил играть на арфе у красивой липы. Ну а что? Чем еще викингу заниматься в свободное от грабежей время? Девочки, арфа, да добрый мед. А тут, откуда ни возьмись, явился наглый тролль. Начал буянить. Вот добряк викинг и проломил ему арфой череп, чтобы не мешал бренчать по струнам .

— Кхм... — поперхнулся Людвиг, поняв намек, остальные же смутились. Кто-то даже усмехнулся, проникшись наглостью и самоуверенностью этого человека.

— Ладно. Даю вам час. Не успеете свой табор выстроить, атакую вас, как есть. А потом буду гонять ссаными тряпками по полю в назидание будущим поколениям, — произнес Император и, чуть поклонившись, развернул своего Буцефала в сторону своего войска. Разговор был закончен. Крикнув на прощание через плечо: — Грядет первый бой нового мира! Не подведите своих предков. Проиграйте мне с достоинством! Так, чтобы они улыбнулись вам, встречая в чертогах Вечности.

— Позер умалишенный! — Фыркнул Людвиг, еще добрую минуту смотря в спину алого плаща Дмитрия, что мерно удалялся к своему войску. — Нападать! Немедленно!

Что объединенная армия и сделала.

Восемь тысяч кавалеристов, собранных с Литвы, Польши и Венгрии медленно двинулись вперед, сразу же смешавшись. Для них строй вообще был не писан и не знаком. Напротив, многие считали вырваться вперед особой доблестью. Ну и старались, как могли. Разумеется, опередила действительно тяжелую, хоть и немногочисленную кавалерию, всякая голь, идущая в бой без доспехов да на легкой, но быстроногой лошадке.

Дмитрий же, вернувшись к войскам, занял свое положение в ордере и распорядился подать ему кофе из походной кухни. Сославшись на то, что его ко сну клонит, и хотелось бы немного взбодриться. Достаточно громко, чтобы расслышали все вокруг. Он позировал. Осознанно и целенаправленно. Как для своих людей, откровенно боящихся настолько люто превосходящего врага, так и перед многочисленными наблюдателями, которых в его армии было не сильно меньше, чем у Людвига. Его поведение в такой ситуации дойдет до ушей его ближних и дальних соседей со всеми, как говорится, вытекающими.

Маленькую чашечку кофе принесли как раз тогда, когда кавалерия противника медленно пошла вперед. Огромная туча всадников нестройной массой стала приближаться, постоянно разгоняясь.

— 'Саламандры' к бою, — спокойно произнес он, кивнув командиру штаба.

Немедленно протрубила главная сигнальная труба, замахали флажками сигнальщики. А маленькие бронзовые пушки, названные им 'саламандрами', начали выкатывать из-за пехотных порядков их расчеты.

Пушки. Именно пушки были основой его уверенности в победе. Легкие картечные фальконеты, аналогичные шведским 'Regementsstycke', с которым Густав Адольф смог в 1630-х годах разгромить огромные армии своих врагов. Пехотный полк легиона состоял из трех когорт по четыре такие 'саламандры' в каждом.

Кавалерийская лава объединенной армии приближалась.

Триста метров.

Двести.

Сто пятьдесят.

— Пали! — Пронзительно раздался в этом гудящем от конских копыт голос командиров батарей. Они знали, с какой дистанции бить тяжелой вязаной картечью из своих малышек.

Бах! Бабах! Ба-а-а-а-ах! Слилось в протяжный грохот беглый залп дюжины фальконетов.

Легион присел, оглушенный звуками выстрелов. Кони конного полка легиона заволновались, хоть и были привыкшие к таким выстрелам. А артиллеристы бросились перезаряжать пушки. Благо, что картузы с полуготовыми зарядами это дело очень сильно облегчали. Долгие учения позволили довести эту процедуру до уровня артиллеристов Густава Адольфа — до шести выстрелов в минуту, способных буквально засыпать врага картечью.

— Пали! — Вновь закричали командиры батарей, оставив раскрытым рот, дабы не оглохнуть.

Ба-ба-ба-а-а-а-ах!

Ответили двенадцать 'саламандр' куда более слажено, чем в первый раз.

Раздались свистки по центуриям.

Виии!

Виии!

Виии!

Первые ряды арбалетчиков отстрелялись по надвигающейся кавалерии противника. Выстрелили и присели, приступив к перезарядке своего оружия на коленке, а также открывая второй линии стрелков возможность отличиться.

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

Дала залп вторая линия и сразу присела на колено, благо, что московский ворот позволял перезаряжать арбалет даже лежа.

— Пали! — Закричали командиры орудий.

Бах! Ба-ба-ба-а-а-ах!

Вновь проявили себя 'саламандры', изрыгнув в надвигающуюся массу врага крупную железную картечь.

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

Отстрелялась третья линия арбалетчиков и присела, открывая четвертой возможность поделиться своими болтами с противником.

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

— Пали!

Ба-ба-а-а-а-а-ах!

Свисток! Это первая линия арбалетчиков уже перезарядилась и встала наизготовку.

Виии!

Виии!

Виии!

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

— Пали!

Ба-ба-а-а-а-а-ах!

Прошла всего минута с начала открытия огня, как легион изрыгнул на врага семьдесят два выстрела тяжелой вязаной картечью и тысячу с гаком арбалетных болтов. И никто не собирался останавливаться. Артиллеристы и арбалетчики работали хоть и нервно, но слажено. Многие сотни часов тяжелой тренировки, доводящей привычные движения до автоматизма, делали свое. Спроси в этот момент любого из них — никто бы внятно не ответил, что и для чего делать. А так, словно 'собачки Павлова' они повторяли раз за разом привычных комплекс 'приседаний'.

Кавалерия врага полностью смешалась.

Испуганная непривычным грохотом пушек и невероятно губительным обстрелом, она словно ударилась в невидимую стену. Всадники первых рядов полегли в самом начале. Задние ряды продолжали наседать, врезаясь на ходу в эту изгородь из своих товарищей. Где-то живую, где-то уже не очень.

— Пали!

Ба-ба-а-а-а-а-ах!

Продолжали долбить 'саламандры'.

Свисток!

Виии!

Виии!

Виии!

Продолжали стрелять арбалеты, буквально выкашивая всех, кто попадал в этот смертоносных вихрь....

— Прекратить огонь. — Произнес Дмитрий, с сожалением смотря на дно пустой чашки к кофе. Как бы ни желал он держаться максимально невозмутимым, все же нервничал. Буквально по лезвию бритвы шел. А ну как порох отсырел? И все. Одними арбалетчиками не отобьешься от такой массы. — 'Саламандры' добро банить и охлаждать. И да — принесите мне еще кофе.

Артиллеристы засуетились, приводя в порядок свои пушки.

А там, где должна быть конница противника, творилось настоящее столпотворение. Но вести обстрел уже не было смысла. Кавалерия врага бежала, представляя теперь большую угрозу для своей пехоты, чем для легиона.

— Алебарды вперед! — Приказал Император.