Великий и могучий

— На что ты намекаешь? Когда мне было четырнадцать, тут и близко никаких секс-шопов не наблюдалось. И вообще секса у нас не было, если верить телевизору.

— Паша, как в это дело влез гэбист? Думай!

— Что тут думать? Он наверняка имеет в "матюках" своего агента, может, и не одного, а мы наступили этому агенту на хвост. Вот полковник и засуетился.

— Ты слышал когда-нибудь, чтобы гэбня защищала своих сексотов? Я — нет!

— Спецслужбы вообще стараются не афишировать свои действия. Так что неудивительно, что мы о них почти ничего не слышали.

— Хорошо, тогда скажи, кому мы так больно наступили на хвост, что полковник решил вмешаться?

— Еврею. Гринбергу. Он перепугался, что я устрою погром, причём начну с него.

— А если серьёзно?

— Злоумышленнику, естественно. Он решил, что Верховный Маг Северного Космоса видит его насквозь, и запросил помощи у своего куратора.

— Паша, вот хоть режь меня, не верю, что наш злоумышленник для гэбиста — обычный сексот!

— Не хочу я тебя резать! Я хочу...

— А необычность его наверняка в том, что полковник ему зачем-то помогает стать директором! Вот зачем это гэбисту, не знаешь?

— Знаю. В "матюках" гуляют немалые левые суммы. Сейчас процент с них имеет Лысый. Если эта парочка, лингвист с гэбистом, успешно провернёт свой гешефт, то еврей станет директором, а полковник уберёт оттуда бандитов. Это ему вполне по силам. Долю Лысого поделят, или же она целиком перейдёт бравому офицеру спецслужб. Считаешь, ему нужен ещё какой-то побудительный мотив?

— Паша, ты прав, как всегда. Значит, они работают в тандеме. Полковник оказывает своему протеже любую мыслимую помощь. А какую именно? Что сейчас может ФСБ?

— Учитывая, кто у нас у власти, я бы сказал, что ФСБ сейчас может всё. Но только там, где их действия не мешают другим спецслужбам.

— Вот! В "матюках" они ничего открыто сделать не могут. А могут ли они обеспечить, чтобы из Москвы не прислали своего человека в директора?

— Лебедев говорил, что это могут сделать масоны. Уверен, что наши спецслужбы на своей территории уж наверняка способны на большее.

— Какие ещё масоны?

— Ну, эти... Иудеи. Друзья и родственники незабвенного Гринберга.

— А, ну да. Значит, если полковнику помогут коллеги, он это сделает, а вот справится ли он один?

— Они все друг другу помогают. А если он ещё и поделится с коллегами долей Лысого, то действовать в одиночку ему не придётся.

— Неужели всё продаётся? Даже в спецслужбах!

— Оглянись вокруг, Ниночка, оцени происходящее, и сама ответь на свой вопрос.

— Не хочу. Некоторым вопросам лучше так и оставаться без ответа. Мне вот ещё что в голову пришло. Полковник не встречается лично с этим своим сексотом. Иначе люди Рогова уже знали бы, кто он, и бравый капитан прыгал бы до потолка от счастья. Это дело для него явно очень важно.

— Кирилл сказал, что Рогов ещё ни одного своего дела до ума не довёл. Так что ты права. Они не виделись и не общались по обычным телефонам, а то их бы засекли. Связь у них, стало быть, через какой-то левый мобильник, неизвестный конторе Рогова. Для ФСБ не проблема такой раздобыть.

— Согласна. Но я не вижу, чем это нам поможет. Я иссякла. У тебя есть ещё идеи? Кроме секса, разумеется.

— Есть. Давай ещё по чашечке кофе?

— Не против. Сходи, сделай. Инициатива наказуема.

Вернувшись с новой порцией, Павел заявил:

— А вот о самом главном мы как раз и забыли!

— Ты опять о сексе? — поинтересовалась Нина.

— Мне нравится ход твоих мыслей, но я как раз совсем о другом. Мы напрочь забыли о "Русском мире"! А это ведь важно!

— Я была бы рада что-нибудь о нём забыть, но я о нём ничего не знаю.

— Вот! Мы говорили с несколькими людьми, связанными с ним, но почти ничего об этом проекте не узнали. Однако кое-что нам всё-таки известно.

— Что именно? Я совсем ничего не знаю. А ты? Давай, не томи!

— Нам известно, Ниночка, что этот проект невероятно засекречен.

— Молодец! "Я кое-что знаю: я знаю, что ничего не знаю". Сократ, блин! Выпей цикуту!

— Я тебя тоже люблю. Но вернёмся к нашему делу. В "матюках" действительно работают лингвисты, или филологи, неважно, как они правильно называются. Причём спецы именно по русскому языку. Нам это точно известно. Стало быть, что бы они там ни разрабатывали, это ориентировано на территории, где говорят по-русски.

— Паша, твои банальности утомляют.

— Теперь скажи, эта их разработка предназначена для внутреннего пользования?

— Мне откуда знать?

— Я думаю, разработка заключается в том, что человек читает или слышит текст, и у него от этого меняется мировоззрение. По такой технологии и писали письма директорам.

— А почему те не распознали собственную разработку?

— Потому, Ниночка, что кто-то, или Лебедев, или Гринберг, получил результат, но наверх не доложил. А Аристархов и остальные об этом и не знали. Сюрприз, так сказать. Так вот, пока вскипала вода, я составил список внутренних проблем, которые могут быть решены подобными текстами.

— Давай, Паша, теперь ты болтай, а я спокойно попью кофе.

— Проблемы, которые могут беспокоить наше руководство — это или проблемы страны, или проблемы самого руководства. Самая важная задача любой власти — остаться при власти. На это им не жалко любых денег. Но у наших властей такой проблемы, вроде бы, нет.

— Согласна. Если проблема эта и возникнет, решаться она будет не словами, а взрывчаткой, ядом и спецназом. Например, как решили с нами сегодня, — Нина улыбнулась.

— Вторая проблема — сепаратизм. Но русского сепаратизма у нас нет, Сибирь и Дальний Восток — это несерьёзно. А для воздействия на горцев русский язык бесполезен.

— Дальше. Пока возражений нет.

— Демография у нас аховая. Причём, именно у русских. С горцами в этом плане всё в порядке. Аристархов упоминал, что такая проблема существует.

— Так это что, и есть суть проекта "Русский мир"? Побудить нас, русских женщин, больше рожать?

— Если бы они решали эту проблему, я бы снял перед ними шляпу.

— Которой у тебя нет.

— Купил бы для такой цели! Но если сейчас начать воздействие, причём все мы проникнемся идеей сразу же, то эти дети станут взрослыми лет через двадцать. До того от них особой пользы для страны нет, даже наоборот, я бы сказал.

— Очень цинично звучит.

— Зато правда. Так вот, я не представляю наших правителей вкладывающими деньги в то, что окупится только через двадцать лет.

— Немного ошибаешься, Паша. Не окупится, а только начнёт окупаться. Я тоже не представляю.

— У меня список закончился. Дополнить сможешь?

— Конечно. Учудить что-нибудь такое, чтобы народ пить перестал.

— Они что, идиоты? Не понимают, к чему это ведёт? Горбачёв так сделал, ну и где же он сейчас? И где его страна, чёрт возьми?

— Живёт он где-то. В Москве, наверно.

— Для тех, кто побывал на вершине, это уже не жизнь, а прозябание!

— Паша, тебе-то откуда знать? Ты же не был не только на вершине, но даже на склоне у самого подножия.

— Сужу по чужим рассказам. В общем, твоя идея понятна. Эффективная социальная реклама, делающая русских лучше. Не пить, не воровать, не брать взятки, не превышать скорость, не убивать кавказцев, евреев и прочих таджиков...

— Ты перечисляешь таким нудным голосом, что явно считаешь всё это ненужным. Вроде как если мы не будем этого делать, то перестанем быть русскими.

— Нина, оно всё нужно, спорить не о чем. Но! Первое — такую разработку никто не стал бы настолько засекречивать. Второе — безопасность проекта обеспечивала бы ФСБ. Третье — это всё просто нереально. Вот смотри. Аристархов и так бредил Гималаями. Его надо было только слегка подтолкнуть в нужном направлении. С остальными — точно так же. А куда подтолкнуть того же Вовчика, для которого криминал — единственно приемлемый образ жизни? Домушником быть не захотел, пришлось стать рэкетиром. Не фрезеровщиком и не водителем автобуса, заметь! А он ещё и не худший среди них. Так что социальная реклама тут не сработает.

— Ладно. А как насчёт обычной рекламы? Вот почему мы покупаем и пьём именно этот сорт кофе, а не другой? Если они создадут такую методику, на ней миллиарды можно заработать! Причём, заметь, это имеет смысл только при соблюдении тайны. Если конкуренты будут иметь такую же технологию, всё так на так и выйдет. Или ты будешь утверждать, что наши правители чужды коммерции?

— Не буду. Но и для коммерческой рекламы эта разработка на внутреннем рынке не нужна. Если зачем-то нужно дать преимущество одному из конкурентов, остальных можно просто посадить. Или как-нибудь затруднить им бизнес более гуманными методами.

— Уговорил, Паша. Эта штука, разрабатываемая "матюками", ориентирована на внешний мир. Что из этого следует?

— Вот в этом и заключается моя гениальная догадка.

— Ты прямо сейчас лопнешь от скромности у меня на глазах. Точнее, на глазу. Левом. Правый почти ничего не видит.

— Ниночка, лучше скажи мне, что такое русский мир за пределами России? Какие территории в него входят?

— Украина, Белоруссия, Молдавия, частично Казахстан, ну и совсем немного Прибалтика. Кроме них, ещё в какой-то степени Израиль и Брайтон-бич, этот — если верить прессе.

— Умница! Теперь исключаем Брайтон-бич, поскольку он никому здесь не нужен...

— Откуда ты знаешь?

— Что тут знать? Русские в Америке особой роли не играют, какой смысл на них влиять?

— Пусть так. И что?

— Остаётся бывший СССР и Израиль.

— Паша, я не понимаю, к чему ты ведёшь.

— Я веду к тому, что этот проект по факту направлен против Израиля. Помимо прочего.

— Согласна. Дальше!

— А дальше — что в этом проекте делает еврей Гринберг? Спорим, что у него полно родственников или знакомых в Израиле? Был бы он учёным с мировым именем — другое дело. Но он рядовой филолог, наверняка в пединституте есть другие, ничем не хуже, причём без связей за рубежом.

— В самом деле, хороша секретность! И чем ты это объясняешь?

— Тем, что евреи говорят на русском немного не так, как мы, у них свой диалект. Не все, но многие. Для охвата этой публики Гринберг и понадобился. Но готов спорить, к полной информации о проекте у него доступа нет. И не будет никогда, если в конторе Рогова хоть чуток понимают в секретности. А там понимают, судя по тому, что мы наблюдаем!

— Паша, так если у Гринберга нет допуска к секретам нужного уровня, или как это у них называется, то его никто директором не назначит!

— Вот это мне и пришло в голову, пока вскипала вода в кофейнике.

— Но тут слишком много "если". Например, Гринберг пользуется особым доверием спецслужб. И все твои рассуждения летят псу под хвост.

— Может, и так. Но я не верю, что руководить разработкой оружия против Израиля поставят еврея. Пусть он при этом хоть сто раз пользуется доверием.

— Он и сейчас занимается этой разработкой, — указала Нина.

— Сейчас он, скорее всего, точно не знает, против кого будет использовано оружие. Да и контролировать его проще, когда он не директор.

— Паша, ты с уверенным видом рассуждаешь о вещах, которые тебе известны исключительно понаслышке. Но я не буду спорить. Только один к тебе вопрос. Эти рассуждения элементарны. Ладно мы никак не могли понять, что происходит, мы дилетанты в детективной работе. Но почему такое простое дело не раскрыли профессионалы?

— Это тоже элементарно, — улыбнулся Павел, и Нина улыбнулась ему в ответ. — Сначала в следствии участвовала ФСБ, значит, тот полковник вполне мог следствие сорвать. Затем за дело взялся Рогов, а он вообще не способен раскрывать дела, независимо от их сложности. По крайней мере, так все говорят. Короче, Ниночка, одевайся, и поехали пытать Лебедева!

— Прямо сразу?

— А чего тянуть?

— Ты так логично умеешь рассуждать, Пашенька. Вот и подумай, почему же это я после душа не захотела одеваться?

— Я тебя правильно понял?

— Частично. Мужчина не способен до конца понять женщину. Тем более, правильно понять.

* * *

Хоть супруги и решили игнорировать слежку, всё равно то Павел, то Нина поглядывали назад, но никаких машин, преследующих их "Форд", в глаза не бросалось. Им даже в голову не пришло, что коллеги капитана Рогова знали, куда детективы-любители держат путь, и потому могли спокойно ехать поодаль, не привлекая внимания.

Павел припарковал свой автомобиль возле дома, в котором проживал Борис Павлович Лебедев, вышел из машины, оглядел небольшой дворик и снова никаких признаков слежки не обнаружил. Дождавшись, пока Нина тоже выйдет, он включил противоугонку и вместе с женой направился к двери подъезда. Разумеется, тут, как и почти везде, имелся домофон, не давая так просто войти нежелательным визитёрам. Впрочем, совсем недавно в чужой подъезд проник нежелательный визитёр Миша, и никакие домофоны ему не помешали.

— Что сейчас делаем, Нина? — поинтересовался Павел. — Он же может просто нам дверь не открыть.

— Попросим его. Если не откроет, тогда и будем думать. Может, его вообще дома нет.

Лебедев, как оказалось, дома был, и на вызов ответил сразу.

— Борис Павлович, это Павел и Нина Воронцовы, — представился Павел. — Нам можно войти?

— Входите, — тяжело вздохнув, разрешил Лебедев и отпер вход в подъезд.

Поднявшись на лифте, супруги оказались перед распахнутой дверью, возле которой стоял, ожидая их, одетый в застиранные до дыр джинсы, не то обрезанные, не то оборванные до колен, и столь же неновую рубашку хозяин квартиры.

— Здравствуйте! — поприветствовал его Павел. — Мы хотим вам задать несколько вопросов.

— Проходите, располагайтесь, — пригласил Лебедев. — Чай, кофе? Или чего покрепче?

— Кофе, пожалуйста, — попросила Нина.

— Сейчас заварю. Я вас ждал завтра, думал, сегодня вы будете отдыхать после тех неприятностей, которые обрушились на ваши головы, в том числе и по моей вине. Нина Георгиевна, я искренне прошу у вас прощения за то, что вам повредили лицо. Клянусь, это не планировалось. Вас должны были просто арестовать на пару-тройку недель, чтобы вы не помешали спецоперации ФСБ. Драка — целиком инициатива нашего спецназа, имеющего далеко не лучшую репутацию.

— Синяк — ерунда, — отмахнулась Нина. — Не переживайте. Да и ошибаетесь вы, в том, что драку затеяли эти милые юноши. На самом деле это моя заслуга. В тот момент мне казалось, что так будет правильно.

— Всё равно, бить женщину — это недопустимо!

— Забудьте, Борис Павлович, это действительно мелочь. Мой подбитый глаз не стоит того внимания, которое вы ему уделили. Вот когда меня изнасиловали на публике, это было серьёзно. Вся моя жизнь тогда перевернулась.

— Но как такое возможно? Носит же земля таких...

— И пусть их носит дальше. У вас, я слышу, чайник уже кипит. Мы оба пьём чёрный и без сахара.

— Надо же, я тоже, — Лебедев отправился на кухню, откуда вскоре вернулся с тремя чашками напитка, который, если судить по запаху, ничем не уступал любимому сорту Павла и Нины. — Извольте, господа, чёрный кофе. И пусть московские идиоты называют его в среднем роде, нас, настоящих русских людей, это ни к чему не обязывает.