Так мы сидели у костра и старались понять, что означают завитки в пламени. Но ничего не поняли. Если вы умеете разбирать эти знаки, то научите меня. А я не умею.
Утром мы дошли до края змеиных полей и поднялись на холм. И предстала нашим усталым от недосыпа глазам зеленая роща без всяких ям и огненных кругов. Было тогда начало лета. Белые цветы на высоких кустах благоухали будущим медом, медвежьим счастьем. А тонкие ветки сплелись рыболовной сетью — как та сеть из сказки про горбатого морского змея, которая ловила солнце, ветер и падающие звезды. Ну, здесь-то никакое чудовище не живет, подумала я. Но Рейг знал о той роще больше моего и сказал почти испугано:
— Все опасности мира ничто по сравнению с тем, что подстерегает нас в этой роще. Здесь живет Эд-Лиин, самая прекрасная женщина на свете. Она еще страшнее гномов, змей и крота. Ведь каждый мужчина, который ее увидит, умирает от любви и тоски, а если женщина, то высыхает от черной зависти. Но ты вроде не завистлива. Поэтому я закрою глаза, а ты веди меня через лес.
Мне очень хотелось увидеть Эдд-Лиин. Ведь женская красота бывает разная. Облик иных красавиц радует даже нас, женщин. Разве можно завидовать красоте цветка или звезды? Такой была Радость Отцу, благодаря которой я и повстречала Рейга. Другие красавицы таковы, что думаешь: зачем я-то бедная мышь серая на свет родилась? Это как Семь Зверей. А есть и такие, что нам трудно понять, почему мужчины их любят. Это такая же тайна, как то, почему дочь Утренней Звезды в древние времена полюбила Горбатого Морского Змея. Но я так и не узнала, какого рода красота Эдд-Лиин. Только зайцы прыгали по ее лесу, да мошки лезли в глаза.
— Рейг, а где же Эдд-Лиин? — спросила я.
— Она для тебя невидима. Колдовство такое. Ты ведь не завистлива, а у меня глаза закрыты, некому от ее красоты умереть. Так зачем ей зря появляться-то? Ты лучше скажи мне, когда светлый цветущий лес останется позади и на нашем пути встанет темная чащоба. Это граница владений прекрасной Эдд-Лиин.
Когда мы добрели до темной чащобы, Рейг открыл глаза, осмотрелся на всякий случай, обернулся и громко крикнул:
— Все! Проклятый медовый запах белых цветов больше не тревожит бедное сердце мое. Эй, красавица Эдд-Лиин! Когда я состарюсь, и мне уже не жалко будет умереть, я приду в твою рощу посмотреть на тебя! А пока у меня другое на уме, я плыву за море. Ифри, теперь ты закрой глаза, а я тебя поведу через лес.
— А что, тут в темной чащобе живет самый красивый мужчина на свете? — спрашиваю я его.
Рейг засмеялся:
— Вот ведь размечталась! Здесь живет урод Пим-пожиратель-мухоморов. Но все женщины умирают от любви к нему. Никто не знает почему. Так что быстро закрывай глаза свои хитрые! А то они у тебя совсем огромные стали стоило мне про этого Пима разговор начать.
Мы пошли по лесу, и я спросила, видит ли Рейг Пима. Он грозно ответил:
— Невидимый он для меня. Показался бы он, так я бы его моим верным топором сделал еще покрасивее. Ха! Сидит сейчас кривоухий Пим в своей избушке, ест прошлогодние мухоморы, утешается!
Наконец мы вышли из дубравы в поле. Только я не стала кричать Пиму, что когда состарюсь и соберусь помирать, то приду посмотреть на него. Я не хочу, чтобы потом в Стране Мертвых каждый дурак надо мной смеялся. И мне Рейг нравился.
Но пока я шла по лесу закрыв глаза, мы с моим Гномом-который-сидит-внутри кое о чем подумали. Я спросила Рейга:
— А откуда люди знают про Эдд-Лиин и Пима? Ведь все при виде их или умирают на месте — или идут через лес с закрытыми глазами — или не могут их видеть, потому что Пим с Эдд-Лиин от них прячутся. Да и есть ли тут колдовство? Мы вот идем по Лесу Враждебных Теней уже много дней, осторожничаем, время теряем, а пока еще ничего волшебного не видели. Может быть, люди, которые шли через этот лес, придумали все это чтобы прославить себя? Мол мы храбро прошли не через лес с мошками, а сквозь заколдованную страну!
Рейг умел врать только для пользы, и он не поверил моим словам:
— Нельзя придумать то, чего нет.
Я ему говорю:
— Вот увидишь, я тоже смогу придумать такое, что волшебно, а все равно люди поверят.
Рейг засмеялся:
— Ничего ты не придумаешь.
Я женщина гордостью не обделенная. Я всегда стараюсь доказать, что я слов на ветер не бросаю! Мы с Гномом-который-живет-внутри всерьез призадумались. Потом Гном придумал хорошее вранье, и я сказала:
— Вот тебе история. Живет в соседнем темном лесу прекрасный дракон. Одна голова у него как у Эдд-Лиин, а другая как у Пима. При виде него умирают от любви — все! А он их ест, двумя головами сразу.
Но Рейг не поверил:
— Двуглавых драконов на свете нет. Они бывают либо с одной головой, вроде змеи, либо трехглавые. Так что я тебе не верю. Придумай что-нибудь другое.
Я думала еще полдня и сказала:
— Вот я придумала. За этим холмом — золотой лес. В нем все золотое, деревья, кусты, грибы, звери. Даже комары, и те золотые.
Рейг опять не поверил:
— Не может такого быть. Такой золотой лес люди растащили бы раньше, чем он успел бы вырасти.
Я хотела спасти мое вранье и добавила чудес:
— А ежели этот лес стережет волк ростом с гору?
Но Рейг и тут нашел ответ:
— Волку в золотом лесу есть будет нечего. Волки золота не едят. Волк уйдет охотиться в обычный лес, тем временем золото и унесут. Теперь ведь пришли последние времена, воровские! Штаны постираешь, сушить повесишь — вмиг уволокут. Не побоятся, оставят тебя без штанов, даже если ты волк ростом с гору!
Еще полдня я размышляла, но предки уже придумали все чудеса, какие только можно было придумать. Да и не думалось мне, ибо надо мне было сказать Рейгу важные слова, но я не знала, как заговорить об этом. Я начала разговор издалека и рассказала ему об отце и матери Хсейора, о Ночном Драконе и об амулете Перерождения.
— Вот это хорошая сказка, — сказал Рейг.
А я показала ему кожаный амулет Хсейора и сказала что это правдивая история.
— Ведь ты обещала меня обмануть, зачем же ты рассказала мне это? — удивился Рейг.
Я сказала ему:
— Во мне зарождается жизнь Хсейора. Он наконец решил вернуться в мир живых. У меня больше не течет кровь. Я беременна от тебя.
Рейг нахмурился:
— Совсем плохая сказка, даже не волшебная. И тоже не верю. Придумай что-нибудь другое.
— Клянусь всем священным, что есть под солнцем!
— Мы спим на голой земле, вот и проснулась твоя старая хворь.
— Я чую, что беременна, Рейг!
Он даже вздрогнул от возмущения:
— Сначала ты согласилась плыть со мной за море, а теперь передумала и боишься! Меня одного отпускать тоже не хочешь. Вот и придумываешь истории про волшебные амулеты. Я вас, женщин, знаю лучше, чем волк знает на вкус козу! Когда вы думаете, что врете ради хорошего дела, тогда у вас совесть тает как снег под солнцем. Тогда вы поклянетесь всеми священными деревьями — даже такими деревьями, каких на свете нет. А хорошее дело для вас держать при себе всякого, кто вам, на свою беду, приглянется. А что ты обманщица, это мне уже известно. Ты ведь обманула разбойников. Сказала, что ты ведьма. А теперь уже и про амулет какой-то вспомнила! Надеешься, что я не уплыву за океан. Зря надеешься.
С этими словами Рейг повернулся ко мне спиной и пошел быстрее. Мне хотелось дернуть его за одну из его четырех кос, с обиды, что он меня не слушает. А заодно и себя отодрать за косы — за то, что вовремя за осину не ухватилась в миг, когда увидела этого бродягу в золотом тумане.
Вот ведь бывают женщины! Вроде хитрых пауков! Такие ловкие, будто у них восемь лап сразу. Мигом сеть совьют. Опутают мужчину быстрее, чем выльется брага из разбитого кувшина. Оплетут по рукам и ногам, а он еще и рад. Называет свою паучиху волшебницей, медочком и цветочком. А мне бы хоть суметь опутать длинные ноги этого Рейга, чтобы он остановился и выслушал меня.
А потом я вспомнила, какие бывают пауки и хитрые женщины — и все поняла. Паук ткет паутину — молча! Вот и я буду молчать и кротко улыбаться, и у меня все получится. Пусть Рейг верит в свои колдовские леса, поля и рощи. Пусть принимает все меры предосторожности. Пусть идет как можно медленнее. Того-то мне и надо! Пока дойдем до океанского берега, мой ребенок уже родится. И возразить Рейгу будет нечего. А может быть, если будет угодно богам, и спящая совесть у него проснется. Так что пока я буду молчать и этак кротко улыбаться! Не стану говорить ему, что я думаю. А думаю я вот что. Может быть, живут тут не чудовища, а люди, которые желают, чтобы чужаки не ходили по их землям. Они и рассказывают страхи про Лес Враждебных Теней. А может быть, это разбойники придумали сказки про то, что ждет путников на тайных лесных тропах. Чтобы люди боялись сходить с широких дорог, чтобы шли прямо грабителям в лапы. Только Рейгу я этого не скажу. Пусть себе теряет время.
— Что притихла, черная эльфийка, горная людоедка? Разжалобить меня задумала? — грозно спросил Рейг.
Хотелось мне сказать ему, что сам он людоед, который сам себе голову отгрыз! Но я вспомнила, как паук ловит мух, и ласково ответила, что я в печали... Ведь он, всеразумнейший возлюбленный мой, гневается на меня без всякой вины моей... В ответ на мою кроткую речь Рейг зарычал в ярости:
— Я злюсь, ибо не могу разобрать, что ты за зверь такой и доверять тебе или нет. Ты не такая чтобы тебе верить, и не такая, чтобы тебе не верить. Я не люблю того, что не могу понять. А теперь ты еще и стала тиха, как лесная горлица, а уж это со стороны женщины самое недоброе предвестье.
Вот и будь после этого безмолвным пауком...
Одежда с образом лосося
Осторожный Рейг все-таки не забывал, что ему надо дойти до океана раньше, чем море взъяриться осенними бурями. Стал уже меньше остерегаться, шел прямой дорогой, а не в обход. В одно утро, когда я еще спала, он уже влез на дерево и крикнул мне, что видит впереди березовый лес. Рейг сразу догадался, что этот лес находился за пределами Обитаемого Мира. Ни тропы, ни срубленного дерева не увидел он в этом лесу. Олени бродили так близко и безбоязненно, будто никогда не пугал их свист охотничьей стрелы. Не костры горели на полянах, там играли огненные лисы. Медведица вывела медвежат из леса на цветущий луг, и не знало страха ее материнское сердце.
— Если никакое племя не выбрало этот лес чтобы жить в нем, если охотники обходят его стороной — такое может предвещать опасность, — сказала я.
— Но может и не предвещать, — ответил Рейг.
И вот мы пошли вперед, к белым березам. Это было звериное царство. Нигде мы не увидели ни углей от костра, ни следа ноги на мягкой лесной земле. Зайцы не разбегались при нашем приближении, и даже рыжие белки не робели. Солнечные поляны заросли земляникой, но мы боялись срывать ее, ведь безлюдный лес казался нам заколдованным. А может быть и не было этого леса, может быть он лишь привиделся нам. Ведь если верить преданиям, в тайной глубине Страны Враждебных Теней есть страшное место, Ведьмина Пустошь. Днем ее колдовской туман встает в облике белых берез, завлекая людей. Но если не уйдешь с Ведьминой Пустоши до захода солнца — сам станешь тенью, навеки.
Мы шли, как могли быстро, но лес лишь набирал силу, деревья становились выше, стояли теснее. Уже не верили мы, будто есть на западе океан, и казалось нам, что до края земли — лишь белые березы. Наконец вечерняя заря осветила облака, и мы ожидали, что обратимся в тени. Но там, где горел закат, мы увидели в небе диких уток, и Рейг сказал с радостью:
— Благодарение богам, впереди река или озеро. Речная и озерная вода добра и чиста. Она нерушимо верна небу, она отражает его синеву и его серебряные облака. Даже когда земля уже погрузилась в вечерний мрак, озерная вода еще светла, она хранит свет уходящего солнца. Тени не живут в небе — они не живут и в воде. Ведь вода отражает все кроме теней. Враждебные Тени побоятся идти за нами к озерному берегу.
Я спросила возлюбленного моего: .
а океан верен небу? Ведь он брат озер и рек.
Рейг ответил, почти шепотом:
— Непокорный океан давно взбунтовался против того, кто выше его. Вот что говорят о нем: Моряки океану дали
Имя: Ломающий Небо,
Ибо ломает волна
Надвое образ небесный,
Один ее скат высокий
Сияет солнечным блеском,
Другой же иссине-темен
Темен, как небо ночное.
Я сказала ему: Рейг, если океан ломает даже образ неба, берегись его. Останься, пожалей себя.
Но я забыла, что из всех тайн мира загадочнее всего сердце мужское. Когда женщина говорит: любимый, будь осторожен — вот тогда-то он боятся и перестает. Рейг приободрился, поправил топор на поясе и гордо ответил:
— Страх хороший советчик только зайцу. Я же тебе давно говорил: ищи себе трусливого мужика. А если уж выбрала меня, то хватит меня океаном запугивать! Лучше иди быстрее, место тут опасное.
Почти бегом мы добрались до опушки леса и увидели заброшенное поле, заросшее высокой травой. От вечерней росы трава казалась не зеленой, а серой. Обернувшись, я увидела, что вершина неба уже темна, и лес будто обратился в огромную грозную тень. Но впереди чернел высокий острый тростник, а за ним сиял бледным золотом отраженный в воде свет вечерней зари. Дикие утки не обманули нас! Там было озеро, волшебная защита от призраков леса!
Мы думали, что никто кроме нас не заходил так далеко в эти заколдованные земли. Но на пустынном озерном берегу стояли двое. Они обняли друг друга за плечи. Наверное, супруги или влюбленные. Росистая луговая трава не хранила следа их ног, будто они не пришли сюда ступая по земле, а родились из вечернего тумана или поднялись наваждением из озерных вод. Они не спешили найти место для ночлега, как если бы собирались исчезнуть вместе с заходящим солнцем. Спокойно и недвижно стояли они над лесным озером. Раз они были так неподвижны, значит, комары не трогали их. А это верный признак могущественного волшебника! Рейг рассудил, что это наверное Пим и Эдд-Лиин. Я удивилась его словам:
— Ты же говорил, что Пим урод.
— Так я сказал, чтобы ты глаз не открывала. Это Пим! Видно они наконец встретились с Эдд-Лиин и влюбились друг в друга. А мы смотрим на них, но от любви не умираем. Видно, зря на них наговорили. Не такие они страшные. Возле прозрачных речных и озерных вод обычно живут добрые волшебники. Ведь вода отражает зло какое оно есть, не украшенное чародейством. А какому злому волшебнику понравиться любоваться на свою морду, какая она есть на самом деле? Давай пойдем познакомимся с ними.
Мы осторожно, крадучись, пошли к берегу озера. Эх, вы бы тоже пошли, если бы увидели волшебников! Но издалека услышали странный разговор и замерли. Ибо тот, кого мы приняли за прекрасного Пима, говорил своей возлюбленной:
— Правитель не простит мне моего любопытства. Если ты любишь меня, то давай останемся здесь навсегда. Не станет эта свора охотиться за нами. Они верят, что мы сами вернемся, когда испугаемся приближения смерти.
Рейг сказал с жалостью:
— И волшебники несчастны, как и мы! Надо им помочь, а то добрые волшебники совсем исчезнут в нашем мире.
