Консерватория: мелодия твоего сердца

Я улыбнулась. Мне нравился такой настрой. Все же восприятие слушателей во многом зависит от того, что он видит в музыканте. Если, конечно, играющий не оллам. Хотя олламам тоже умение держать себя лишним не бывает. Ведь для того, чтобы в твою историю поверили другие, ты должен и сам в нее верить. Этой оллеме верить хотелось.

* * *

У стола быстрых заказов стояли высокие стулья. На одном из таких устроился Грейнн Бойл. Футляр со скрипкой устроился рядом, прислонившись к стенке стола. Молодой мужчина крутил в пальцах широкий шестигранный бокал и смотрел то ли в глубину прозрачной жидкости, то ли в свое в ней отражение. Мелодия, пронизывающая пространство фразу от фразы затихала, подходя к своему концу. Вздохнув, оллам опрокинул в себя содержимое бокала и поднялся с места.

Его путь лежал к сцене, с которой уже спускалась завершившая свое музыкальное повествование оллема. Лавируя между столами, Грейнн вдруг почувствовал как что-то ударило футляр. Его задел стул, отодвинувшийся от очередного островка условной уединенности. Резкий вдох. Нельзя срываться на посетителей. Нельзя срываться в принципе. Дурной тон. Скрипач оборачивался под сдержанное 'прошу прощения', которое оборвалось, как только гость заведения встретился с ним взглядом.

-Не стоит, — тихо произнес оллам выпускного курса.

— Да неужели, — молодой мужчина, приставший со своего места, отчего стул и отъехал, смотрел на Грейнна с нескрываемой враждебностью и злым сарказмом во взгляде.

— Дар, прошу тебя, — донесся до них тихий спокойный голос его спутницы.

Грейнн Бойл перевел взгляд на Таллию Кейн, но, не выдержав и мгновения, снова посмотрел на ее супруга.

— Почему же не стоит? — не внял просьбе жены Даррак Кейн. — Может, на живом примере оллам Грейнн Бойл поймет, как нужно приносить свои извинения.

— Милый, — снова обратилась к мужу спутница. В ее голосе слышалась укоризна.

Грейнн едва сдержался, чтоб не отшатнуться. Конечно, ему приходили мысли о том, чтобы попросить прощения. Не десятки, но сотни и тысячи раз! И каждый из них слова, что он перебирал, словно бусины, нанизанные на нить, пропадали втуне. Нет таких слов, которыми можно было бы просить извинения за то, что он сделал. Он не мог оскорблять и без того пострадавшую по его вине девушку еще и этим.

— Мне очень жаль.

Голос скрипача неожиданно охрип.

— Жаль. — Даррак Кейн, напротив, своим владел в полной мере. — Жаль — это хорошо.

Его слова сочились сарказмом. По всему было видно, что молодому преподавателю консерватории не доставляет удовольствия не то, что говорить — стоять рядом со скрипачом. Мужчина сузил глаза. На его скулах пусть и едва заметно, но все же ходили желваки. Сжав кулаки и понизив голос, он произнес, и каждое его слово упало, словно камень:

— Давно пора было с этим разобраться. Выйдем.

Таллия только покачала головой, понимая, что мужа уже не остановить.

Даррак Кейн пошел первым. Грейнн последовал за ним, принимая его право.

* * *

После выступления оллемы исчезла музыка, ее место занял гомон, возросший в половину себя прежнего. Ближайшее окно поведало, что утихать стихия, царящая на улице, и не собирается, так что я жестом подозвала разносчика, чтобы тот нашел мне место. Немолодой мужчина солидного вида, вооруженный подносом, белоснежным фартуком до самых щиколоток и закрученными усами, со всем почтением провел меня к пустующему столику в одном из закутков. Приняв мой заказ, работник ресторации удалился, отвесив уважительный полупоклон на прощанье. Мне всегда было интересно, как люди, подобные ему, с одного взгляда безошибочно распознают перед собой посетителей при деньгах и положении. Усмехнувшись своим мыслям, я стала рассматривать зал ресторации. Зеленые в золотой вьюнок тяжелые шторы, белые накрахмаленные скатерти, играющий с отсветами свечей хрусталь... внезапно в ползущий густым туманом гул словно ударила молния.

Я резко обернулась к сцене, где отныне царила мелодия. Плавная, тяжелая, веская мелодия наступала, словно змеей ползла. Зал замер. Зал слушал завораживающую сумраком и загадочностью историю, острую как нож, манящую блеском лезвия. Я же слышала сокрытую от чужих ушей мелодию сердец. Она несла за собой страх, презрение и вину. Бездонную пропасть вины и мрачности. Невидимые обломанные ногти будто раздирали мне щеки, грудь, руки, оставляя рваные царапины, а в них части самих себя. Чувствуя, что не могу сделать вдох, я смотрела на Грейнна Бойла, терзающего мой слух невообразимой смесью эмоций, вылетающей из-под его ласкающих скрипку пальцев.

Закрыв глаза, я приказала себе успокоиться и вспомнить все то, чему учила меня наставница: не сопротивляться, открыться, раствориться в мелодии чужого сердца, чтобы растворить ее в себе и вновь обрести себя.

Мне удалось это к тому самому моменту, как к голосу первой скрипки присоединилась песня второй.

Даррак Кейн. Преподаватель гармонии. В ансамбле с Грейнном Бойлом. Гнев. Бескрайнее море гнева, окрашенного презрением и желанием сделать больно. Мои мышцы едва не сводило судорогой, хлесткие удары коротких длительностей, повторяющих одну и ту же короткую тему, заставляли кожу гореть, словно в огне. Парные ноты стоккато стараются расколоть сосуд, в который я поместила чувства, что они несут. Не в этот такт. И не в следующий.

Порывистое вступление разбавляет техничная стремительная триоль. Ветерок, несущий тревогу, желание усмирить, успокоить. Мужчины бросают короткие взгляды в сторону рояля, но не перестают играть. Их взгляды снова скрещиваются. Они принимают присутствие третьего музыканта. Я смотрю на него. На нее. Это девушка, которую я уже видела однажды. И слышала. Вот только сейчас мелодия ее сердца не несет счастья. Беспокойство, страх и одновременно стальная решимость, холодят мои запястья металлом.

Мелодия становится все более бурной с каждой музыкальной фразой. Она напоминает ураган. И он треплет и самих музыкантов, и замерших посетителей, не подозревающих, что происходит, не ощущающих и сотой доли того, что слышу я. Он бросает от отчаяния к свирепой ярости и снова к исступленному чувству беспомощности. Партии первой и второй скрипки причудливым, совершенно невероятным образом будто отделены друг от друга. Холодный речитатив сдавливает в тиски. Темп ускоряется, мелодии выходят на крещендо. Музыканты будто кричат друг другу что-то понятное только им двоим. И только партия рояля, вносит каплю порядка в этот океан хаоса, непредсказуемого, но — рассветный ключ о пяти параллельных! — прекрасного.

Мастерство музыкантов завораживает, а музыка пленяет. Я вижу, как с вилок гостей ресторации падают позабытые кусочки пищи.

Форте. Форте. Фортиссимо. Три партии, три голоса чередуются, перебивая и дополняя друг друга. Калейдоскоп эмоций. Будь он в видимом спектре, я бы ослепла. А так просто впиваюсь ногтями в ладони, стараясь удержать эту бурю под контролем. Ведь если она вырвется, то, когда схлынет, оставит от меня изломанную стихией куклу.

Музыка стонет голосом скрипки. Что-то произошло между этим трио. Что-то страшное. Непоправимое и пережитое. Эмоции плещутся, бьются разъяренными волнами. Но ни одна буря не длится вечно. И этой тоже приходит конец. Нежные звуки рояля утишают, успокаивают, оборачивают покровом из тончайшего батиста. Два голоса скрипки сливаются в один, если не примиряясь, то договариваясь. Облегчение. Опустошение. Пауза. Тишина.

Зал разразился раскатом аплодисментов. А я не могла оставаться в этом месте ни секундой дольше. Кинув дрожащими руками на стол пару монет, я двинулась к выходу. Дождь? Что такое дождь против недавней бури? Вывалившись из дверей ресторации, я прислонилась к одной из колонн на входе и сделала глубокий вдох. Я жадно вдыхала холодный воздух, не могла надышаться им. Небо, что это только что было? В голове царил разноцветный сумбур, в котором будто по нотному стану плясали мысли.

Внезапно я почувствовала на своем лице грубую ткань, прижатую чужой рукой. Я мотнула головой. Хотела развернуться, но в тот же миг мои руки были прижаты к бокам. Чужие объятья сдавили меня железными обручами. Мой крик заглушила преграда, пропитанная отвратительным запахом, а потом наступила тьма.

* * *

Каэлеа Муррей нервными триолями барабанила пальцами по крышке рояля и неотрывно следила за движением минутной стрелки циферблата над дверью. Стрелка дрогнула, отмеряя безвозвратно ушедшее время. Девушка резко поднялась со своего места и вышла из музыкального кабинета. Индивидуальное занятие было сорвано. Ученица не явилась. И это было слишком не похоже на Адерин, чтобы не вызвать тревоги. Лекционные занятия во время практики не проводились, поэтому выяснить, появлялась ли оллема в консерватории, было не у кого, кроме, разве что, у одного человека. Утеплившись плащом с меховым подбоем, слышащая направилась в общежитие. Первый этаж встретил ее тусклым светом узкого окна, гулкой тишиной и запертой дверью комнаты студентки. Каэли прикусила нижнюю губу. Ей все больше не нравилась складывающаяся картина. К посту комендантши она подходила, даже не пытаясь сдерживать обеспокоенность, заложившую складочку между ее бровей. Поприветствовав пожилую женщину, девушка поинтересовалась:

— Госпожа Кин, вы не видели сегодня оллему Адерин Лори?

— Боюсь, что нет, оллема Каэли. Но оллема Адерин, бывает, не ночует в общежитии. У нее есть дом в городе, насколько я знаю.

Приветливая улыбка комендантши словно убеждала, что волноваться не о чем, но почему-то тревога пуще прежнего сжимала внутренности.

Поблагодарив участливую женщину, девушка вышла из корпуса общежития. Выйдя на тропинку, ведущую к главному зданию консерватории, Каэли на мгновение замерла, раздумывая, что же делать дальше, как вдруг ее окликнул знакомый голос. Слышащая обернулась к зовущему.

— Здравствуй, Каэли, — кивнул Грейнн, поравнявшись с ней.

В ответ девушка только рассеянно кивнула.

— Что-то случилось? — Молодой мужчина нахмурил брови.

— Адерин пропустила занятие, — задумчиво произнесла Каэли, нервным движением обводя ногтем указательного пальца контур нижней губы.

Губы Грейнна плотно сжались. Адерин никогда не опаздывала. Ни единого раза. И он очень сомневался, что эта девушка могла позволить себе не явиться на занятие.

— Госпожа Кин сказала, что она вчера не возвращалась в общежитие. У нее дом в городе. Думаю, стоит туда наведаться.

Взгляд слышащей был устремлен вглубь себя и казался пустым. Грейнн положил ладони на плечи подруги, тем самым выводя ее из странного состояния задумчивой отрешенности.

— Я схожу. Узнаю, в чем дело, — голос мужчины был спокоен и решителен.

— Ты?

Удивление в глазах слышащей очень быстро сменилось ехидством.

— Да. Я знаю, где он находится. И прекрати так смотреть.

— Как?

На коронный невинный взгляд Грейнн ответил иронично вздернутой бровью. Девушка усмехнулась и вновь стала серьезной.

— Хорошо. Только обязательно поставь меня в известность. Я боюсь, она могла заболеть. Вчера был сильный дождь.

Грейнн кивнул и провел взглядом фигурку подруги, стараясь сдерживать эмоции. Его беспокойство был серьезнее беспокойства Каэли. Всего несколько часов назад он держал в руках письмо, которое уже не казалось ему блажью старого приятеля, предпочитающего сомнительный юмор.

Легкая шероховатость бумаги цепляла пальцы. Всего несколько строк, написанные каллиграфическим почерком, и помпезный вензель размером с золотой в конце листа. Отмечая эти детали, оллам хмыкнул. Слуагадхан Броган в собственном амплуа никому ненужной роскошной загадочности. Тянуть время будет непросто хотя бы потому, что старому знакомому возжелалось встретиться как можно скорее. Грейнн не видел поводов для спешки. Подумав, что завтра отпишется и постарается перенести встречу на другой день, оллам без сил упал на подушку, изнуренный выступлением, которое в виде сюрприза преподнесла ему практика, а может, и само небо. Кто же знал, что сюрпризы на этом не закончатся.

'Уверен, дружище, тебе понравится то, что я приготовил. Вернее, кого.Потеря одного — находка для другого' — слова красными всполохами выжигали сознание. Грейнн Бойл сжал кулаки. Возможно, он ошибается. Слуагадхан не мог знать, как он относится к Адерин. Она в безопасности. Но лучше это поскорее проверить.

В особняке Адерин не оказалось. Заслышав просьбу Грейнна о встрече с хозяйкой, лицо дворецкого сделалось одновременно каменным и страшным.

— Леди Адерин не было в консерватории? — каждое слово, несмотря на сдержанность тона, было веским, а в вопросе чудилась угроза.

— Нет, — подтвердил Грейнн, осознавая, что в этом доме ее тоже не было.

Слуагадхан предлагал встретиться в таверне, как и всегда. Сегодня вечером. Но оллам не собирался ждать. И играть по чужим нотам тоже. Наняв экипаж, он назвал адрес лучшей ресторации Кента.

'Лунный свет' занимал двухэтажное здание полностью. Владелец дома снял перекрытия между этажами, чтобы создать необыкновенную атмосферу воздушности. Но ресторация могла похвастаться не только необыкновенными высокими потолками. Очарования этому месту придавала чудесная акустика зала. Музыка, исполняемая на сцене, была слышна в любом уголке помещения так, что у посетителей, занимающих столики далеко от нее, складывалось ощущение, что они сидят напротив музыкантов.

Метрдотель 'Лунного света', поприветствовав нового гостя, с минуту неискренне сокрушался, что лорд не озаботился заблаговременной бронью, но пара золотых быстро решили проблему, обеспечив лорду Бойлу ближайший к сцене столик.

Оллема, выступавшая на сцене была хороша. Увлеченность музыкой читалась в движениях рук, в том, как она раскачивалась в такт музыке, чувствуя ее настроение. Девушка отменно владела инструментом и успешно справлялась с влиянием музыки души. Грейнн привычно выставил блок. Сейчас ему было не до чужих художественных успехов. Музыка взмывала и опадала, вилась лентой, стелилась полозом, а оллам отсчитывал такты до финала. Последняя пауза была разорвана аплодисментами. Под их звук Оллема, гордо держа голову и королевскую осанку, спустилась со сцены. Грейнн поднялся со своего места и отодвинул стул, приглашая девушку, присоединиться к нему. Та с благосклонной улыбкой приняла приглашение.

Вниманием гостей завладел кларнетист четвертого года. Молодой человек с белоснежной салфеткой, перекинутой через руку, наполнил бокалы белым вином и оставил кожаную папку со списком блюд, подаваемых в заведении.

— Мне нужна помощь, Лиадейн, — произнес Грейнн фразу, которую искренне всем сердцем ненавидел.

— В чем, Грейнн? Слышала, хоть и со скрипом, но ансамблевый зачет у тебя закрыт. Но не твоя вина, что тебе подобрали такого, — девушка очаровательно поморщила носик, но тут же вновь вернула благожелательность выражению лица, — партнера.

Оллам проигнорировал пренебрежительную гримасу красавицы.

— Я знаю, что Слуагадхан Броган оказывает тебе весьма настойчивые знаки внимания. Мне нужно знать, где он живет.

— А с чего ты решил, что я владею такой информацией? — тихо, но очень зло произнесла Лиадейн. В ее глазах вспыхнула ярость.