— Боже правый, есть люди которые не меняются, хоть надень на них рейтарскую форму, хоть герцогскую корону. Боюсь, стань вы даже императором всего мира, язык у вас останется прежнего рейтара Ганса. Да я, как и раньше подруга командира эскадрона, только зовут его теперь Карл Гротте.

— Хм, неожиданно. Из сержантов в капитаны?

— Так случается, убили прапорщика и он занял его место, погиб лейтенант и освободилась еще одна вакансия, а потом несчастье случилось с командиром. Вы же сами сказали что он далеко не дурак.

— Верно, а скажи мне, прелесть моя, а он верен пану Храповицкому?

— Странные вопросы вы задаете. Рейтары верны тем кто им платит, а что пан Остророг, что пан Храповицкий платили до сего дня жалованье весьма исправно. Чего не скажешь о наемниках польского короля.

— Что тебе известно об этом?

— Да это совсем не секрет. Все знают что шотландцы и ирландцы из здешнего гарнизона довольно давно не получали денег. Я даже слышала, как их полковник Дуглас ругался по этому поводу с паном Храповицким.

— Очень интересно, а у вас, значит, поводов для беспокойства нет?

— Нашим парням не на что жаловаться. К тому же если помните, Карл сильно недолюбливал одного принца.

— Я понял тебя Анна. Вон видишь, раскладывают мой шатер. Эти ребята отведут вас туда, и можешь всем говорить, что ты моя камеристка, помнишь, я обещал тебе это место?

— Вы очень добры, ваше величество, а ваши придворные и слуги не выгонят нас?

— Мои придворные большей частью остались в Москве, здесь только один из постельничих и несколько слуг. Я отдам необходимые распоряжения.

Не прошло и часа как из осажденной Белой приехали парламентеры во главе с самим паном Храповицким. Мой старый знакомый пан Якуб и его свита были, как водится, разодеты в пух и прах и на прекрасных лошадях. По моему приказу подле шатра был устроен навес, стоял раскладной стол и несколько кресел. Я сидел на походном троне делая вид что занят чтением Тацита, а вокруг толпились мои приближенные. По бокам от кресла стояли, держа руки на саблях, Миша Романов и временно произведенный в рынды Федор Панин.

— Я приветствую ваше королевское высочество! — Твердым и чистым голосом начал пан Якуб.

— Перед вами русский царь, — тут же прервал его Вельяминов.

— Есть только один законный московский царь — королевич Владислав, — с достоинством ответил ему поляк, — однако я с большим почтением приветствую столь знаменитого воителя, каким без сомнения является Великий Герцог Мекленбурга Иоганн Альбрехт III.

— Передайте пану Храповицкому, что я тоже чертовски рад его видеть, — усмехнулся я откладывая в сторону книгу.

— Фон Кирхер! — воскликнул изумленный поляк, — но как это возможно!

— Не знаю о ком вы, дружище, но я рад вас видеть в добром здравии.

— Проклятье, значит, несчастный пан Мариан был прав когда говорил перед смертью...

— И вы, кажется, не в убытке от его кончины?

— Нет, это решительно не возможно!

— Что не возможно, друг мой? — невозмутимо переспросил я его, — если вы о вашей женитьбе на пани Марысе то, насколько я знаю, это самая что ни на есть объективная реальность, данная вам в ощущениях! Надеюсь, вам помогли мои советы? Кстати, как она поживает? Кланяйтесь ей от меня при случае.

— Но ведь вы жили у меня в доме, вы нанялись в наше войско артиллеристом...

— И устройством пороховых складов взорвавшихся так внезапно тоже занимался я, и что?

— Бог мой, вас недаром называют мекленбургским дьяволом, — потрясенно прошептал шляхтич.

— Полно, дружище, когда я родился, дьявол заплакал горькими слезами и более не показывался на этой грешной земле. Что же, я смотрю, вы мне совсем не рады, так что давайте перейдем к делу. Вы что-то хотели у меня спросить?

— Э... я?

— Ну не я же! В конце концов, это вы настояли на переговорах. Рассказывайте что вам угодно.

— Э... я хотел спросить тоже самое у вас.

— Вот на этот вопрос ответить очень легко. Мне угодно чтобы вы сдали мне эту крепость без излишнего кровопролития. В противном случае мне будет угодно взять ее приступом. Что вы на это скажете друг мой?

— Я скажу вам, что скорее умру, чем сдам вам крепость!

— О, какие громкие слова! Но есть одна проблема, пан Якуб, я всегда добиваюсь того чего хочу. А хочу я эту крепость и получу её. Еще я хочу Смоленск, и он тоже никуда от меня не денется.

— Пока я жив, этому не бывать!

— Будет очень прискорбно, если пани Марыся снова овдовеет. Она ведь сейчас в Смоленске?

— Вы все знаете, — обреченно вздохнул Якуб.

— Я знаю далеко не все, а лишь то что мне необходимо. Я знаю, что вашим людям давно не платили жалованье. Я знаю, что у вас мало припасов. Я знаю, что в Смоленске дела обстоят точно также и сейчас к нему подходит войско Черкасского с осадным парком. И еще я знаю, что единственный человек, который сможет защитить вашу жену в случае удачного штурма, будет осаждать эту ничтожную крепость. И одному богу известно успеет ли он взять ее вовремя и уйти к Смоленску, чтобы иметь возможность спасти пани Марысю, потому что вы ей помочь точно не сможете! Вот так-то пан Якуб, подумайте об этом на досуге.

Выслушав мою речь Храповицкий поклонился и обреченно помотав головой отправился восвояси.

— Эко ты его, государь, — задумчиво проговорил Вельяминов, — будто мешком ударенный лях-то ушел. Что делать прикажешь, к штурму готовиться или как?

— Лагерь устраивайте, а завтра начнем шанцы рыть. Покуда же готовьтесь к вылазке, чует мое сердце, чего-нибудь в таком духе пан Якуб устроит.

Пока я раздал все необходимые распоряжения, день клонился к закату. Я немного устал и проголодался. Верные слуги, как это обычно бывает, когда они особенно необходимы, разбежались по хозяйственным делам. Делать было нечего и я отправился в шатер подле входа в который продолжали стоять Федька с Мишкой в белых кафтанах.

— Помогите, — буркнул я, показывая на доспех.

Парни сорвались с места, и не без усилий справившись с завязками, стащили с меня наручни, кирасу и поножи. Дышать сразу стало легче, хотелось, правда еще снять сапоги и улечься на нормальном ложе, а не служившем мне обычно постелью старом нагольном тулупе.

— Спасибо орлы, — поблагодарил я ребят, — чтобы я без вас делал. Кстати, а чем это так пахнет?

— Так немки как пришли, так сразу за хозяйство взялись, — обстоятельно отвечал Панин, — постельничих погнали за водой, да греть ее затем, а сами кашеварить принялись.

— Пахнет вкусно, — мечтательно добавил Мишка.

— А как же они холопами-то распоряжались, они же по-немецки ни бельмеса, неужто русский знают? — насторожился я.

— Да где по-ляшски, а где и палкой объяснила, — подавил смешок Федор, — та которая постарше строгая!

— А дочка ее тихая и красивая, — неожиданно выдал Романов.

— И с чего ты взял, что это ее дочка? — поинтересовался я у рынды, — Анна сказывала что сирота.

— Бедная, — только и смог сказать в ответ юный Романов.

Панин же на секунду задумался и, покачав головой, выдал:

— Может и не дочка, но похожа на нее.

— Ладно, сейчас разберемся, — сказал я, отправляясь в шатер.

Не слышно подойдя к занавеске, делившей шатер на две части я услышал разговор Анны с ее воспитанницей.

— Будь послушной и почтительной, — наставляла маркитантка девочку, — и все будет хорошо.

— Мне страшно Анна.

— Чего ты боишься дурочка? Этого не миновать, а господин герцог добр и хорош собой, так что считай, тебе повезло.

— Раньше ты говорила, что мне надо быть осторожной...

— Верно девочка, видишь ли, я всегда боялась, что недогляжу и это с тобой силой проделает какой-нибудь негодяй. Поэтому и наставляла тебя и просила быть осторожной.

— А мне показалось, что ему нравишься ты.

— Какая же ты глупая Лизхен, он же герцог, а я маркитантка.

— Я тоже маркитантка, и не такая красивая как ты.

— Нет, моя милая, ты молоденькая нетронутая как свежий бутон девушка. Нет такого мужчины, что устоял бы перед этим, беда лишь в том что это бывает только один раз. Поверь мне жизнь маркитантки совсем не сладкая и если есть возможность избежать такой судьбы, то глупо ее терять...

Видит бог я никогда не был ханжой, но услышав как Анна наставляет юную девочку на путь греха невольно покраснел. Осторожно отступив от занавеси я наткнулся на стоявший на полу кувшин и едва не упал чертыхаясь.

— Что за черт понаставил тут всякой мерзости!

— О, это вы ваше величество, — выскочила Анна, — не извольте гневаться, я сейчас все уберу.

— Да, это я. Послушай Анхен, помнишь, ты говорила, что хочешь мужа и домик где-нибудь в тихом месте?

— Верно, ваше величество, а зачем вы спрашиваете?

— Не смотри на меня так чертовка, я ведь женат. Просто мне интересно, Карл Гротте по-твоему мог бы быть хорошим мужем?

— Вот уж странный вопрос, из наемных рейтар редко выходят хорошие мужья. Впрочем, Карл — человек не глупый и бережливый. Если бы он позвал меня замуж я бы, пожалуй, согласилась. Вот только вряд ли наших сбережений хватит на домик и на безбедную жизнь.

— Ну, это-то как раз очень просто устроить. Я бы вполне мог подарить вам дом хоть в Москве, хоть в Мекленбурге. Мне нужны хорошие солдаты, а Карл хороший солдат. Он бы служил и получал хорошее жалованье, а ты вела дом и воспитывала его детей. Что скажешь?

— Вы умеете уговаривать, ваше величество, и если бы дело зависело от меня я бы согласилась не раздумывая, но я не знаю что ответит вам Карл.

— А если представить что тебе удалось бежать назад в крепость?

— Пожалуй, мне бы поверили.

— Так может, ты убежишь этой ночью?

— Это может быть довольно опасно, но если вы позаботитесь о Лизхен, то...

— Я позабочусь о ней, хотя, наверное, не так как ты себе это представляешь.

— Что вы имеете в виду.

— Анна, ради всего святого, объясни мне, чему ты учишь эту бедную девочку, она ведь совсем еще ребенок!

— Не такой уж ребенок, чтобы надеется на это как на защиту. Она достаточно взрослая чтобы бояться мужчин, а в армии есть только один способ защититься от других — принадлежать одному. И лучше если этот один будет командиром, а не простым рейтаром. Уж я это хорошо знаю!

— Пожалуй ты меня убедила в том что в этом есть разумное зерно, но повторяю она ведь еще совсем ребенок...

— Вы в этом крепко уверены, герцог-странник? — лукаво спросила Анна и посмотрела на занавесь.

Я тоже перевел туда глаза и едва удержался чтобы присвистнуть. С головы девушки исчез уродливый чепец и открыл спадающие на плечи густые и длинные волосы цвета спелой пшеницы. Без замызганного передника и закрывающего плечи платка, платье не казалось уже грубым и бесформенным, а под корсажем явно наличествовала грудь. Юбка, как это принято у маркитанток, была укорочена до середины икр чтобы не запачкать подол. Однако, вместо грубых солдатских сапог из под нее выглядывали самые изящные ножки, какие только можно было себе вообразить. Но главное достоинство юной прелестницы составляло ее лицо с просто огромными глазами.

— Святая пятница, кто эта очаровательная девушка, Анхен, — немного потрясенно спросил я, — и куда ты девала ту бедную испуганную девочку, с которой стирала белье?

— Вам нравится ваше величество? — спросила меня в ответ довольная похвалой Анна, — было довольно трудно скрывать от грубых солдатских глаз такую милашку. И будет чертовски жаль, если эта красота и невинность достанутся какому-нибудь грубому животному.

Лиза, очевидно, не привыкла, чтобы ее нахваливали как лошадь перед барышником, и вспыхнула став при этом еще милее.

— Дитя мое, — обратился я к ней, — тебе разве не холодно босиком?

— Нет, ваше величество, — отвечала она, закусив губу, — в вашем шатре постелены такие толстые ковры, что мне совершенно не холодно.

— Тебя зовут Елизавета? — продолжал я ее расспрашивать.

— Да ваше величество, — присела она в книксене.

— Как ты оказалась среди маркитанток?

— Мои родители держали трактир, но на них напали разбойники и убили. Я осталась сиротой, и обо мне некому было позаботиться. Анна была так добра, что взяла меня под свою защиту. Я умею готовить, стирать, ухаживать за платьем и прислуживать за столом, а также немного говорю по-польски. Если вы возьмете меня на службу, то я буду старательной и послушной.

Все это девушка проговорила на одном дыхании, не поднимая глаз на меня и продолжая полыхать румянцем. Анна, внимательно слушавшая свою воспитанницу и ни разу не перебившая в процессе расспросов, довольно кивнула.

— Лизхен, почему ты не смотришь на меня, ты боишься?

Девушка несмело подняла глаза, и еще больше покраснев смущенно улыбнулась.

— Нет, ваше величество, не похоже, чтобы вы были злым человеком и хотели обидеть меня. Просто я немного растерялась из-за последних событий и не знаю, что меня ждет впереди.

— Этим мы с тобой похожи девочка, — хмыкнул я в ответ, — я тоже не знаю, что меня ждет впереди. Пожалуй я возьму тебя на службу, и ты права, я тебя не обижу.

Тем временем где-то недалеко явственно загремели пушки и через минуту в шатер ворвались мои непутевые рынды вместе с Джоном Лермонтом.

— Ваше величество, — стал докладывать тот, — вражеский гарнизон сделал вылазку, господин фон Гершов со своими людьми ведет бой и послал спросить меня о распоряжениях.

— Уже иду, хотя, погодите, у меня есть для вас поручение. Сэр Джон, вы видите эту женщину? Ее надо тайком проводить к крепости, чтобы она могла войти в нее вместе с осажденными, когда они будут возвращаться. Это надо сделать непременно сегодня, я могу на вас положиться?

— Да, sire, я исполню любой ваш приказ.

— Чудно, — отозвался я и обернулся к маркитантке, — Анхен, голубка, ты знаешь что делать. Если ты и вправду хочешь свой дом, то сегодня он близок от тебя как никогда.

— Не беспокойтесь, ваше величество, уж я все сделаю как надо, только и вы не забудьте о своем обещании, — проговорила Анна в ответ и вышла вслед за Лермонтом.

Ну, что орлы, — обернулся я к Мишке с Федькой собираясь привлечь их к одеванию своих доспехов, и замолчал на полуслове.

Молодые люди совершенно выпали из окружающей реальности и во все глаза восторженно таращились на юную Лизу. Та совершенно смутилась под их горящими взглядами, но, не смея уйти без приказания, только переминалась с ноги на ногу.

— Эй вы, дятлы подмосковные! — Воззвал я к совести своих рынд, — там, вообще-то, бой идет, а у вас тут царь без доспехов. И нечего на девиц пялиться, тем более что вы сегодня там уже все видели в трубу. Ну-ка тащите доспехи, олухи царя небесного!

Федька первым сообразил что делать и опрометью кинулся за моим снаряжением, а Миша, совершенно выбитый из колеи, продолжал смотреть на девушку как на чудотворную икону. Та в свою очередь еще больше смутилась, и казалось вот-вот сбежит, куда глаза глядят.

— Лизхен, в соседнем отделении будет место для тебя. Иди сейчас к себе и жди, пока я вернусь. — Приказал я юной маркитантке, после чего она облегченно вздохнув, скрылась. Я же обернулся к Романову и продолжил, — Миша, тебе пинка для скорости дать, или может матушке отписать, как ты мне служишь?