— Неправильно приветствовал офицера! — негромко разъяснил ситуацию подэпсара.
Рыло кассеты вопросительно уставилось на блицштурмовцев.
— Эпсар Дарц! — угрюмо представился один из бойцов, — Начальник караула. При исполнении...
Подэпсара пронзительно глянул на него, стремительно прикидывая, кем бы представиться. В этом отряде подэпсара разве что коней чистили...
— Эпсаар "красная роза", секретный шифр, спецотряд, спецпоручение! — замысловато ляпнул он. — Дребен Хист, при исполнении! Ввиду чрезвычайной ситуации принимаю командование на себя! Командиров служб немедленно ко мне на совещание! Бегом — исполнять!
Не веря своим глазам, он наблюдал, как бойцы грозного блицштурма, толкаясь и спеша, кинулись выполнять его приказ. И — тишина... Дрожащей рукой он вытер со лба холодный пот.
— Простите, эпсаар, ежели что не так было, что запанибрата! — благоговейно прошептал за спиной десятник. — Мы же не знали, что вы весь из себя секретный, что "красная роза" даже! Не вникли вовремя, простите великодушно...
— Простите и нас! Не обойдите своей милостью! — услышал он изумленно и слаженный дуэт нижних чинов...
Глава двадцать первая
Володя. И даже руки не потрудились связать!
Его взяли прямо на улице. А чего стесняться? Прохожие, следуя инстинкту самосохранения, усердно отворачивались. Так что вроде посреди улицы, но в результате как в лесу: никто ничего не видел и не слышал, глухомань... Рыночные бандиты не успели еще выскочить из машины, как он рванул по газонам. И сразу — словно дубиной по голове прилетело...
— Чего бегаешь? — ласково говорил бандит. — От пули не убежишь! Везде найдем и застрелим! А потом штаны снимем и загнем! Вот отведем только к Акбарсу...
Голова мучительно болела. Действительно ведь застрелили! Резиновой пулей. Повезло, что по касательной прошла... Блин, думал ведь оружие раздобыть! А то у бандитов все есть, а у него даже дротики не готовы! Все из-за красавицы завуча, чтоб прижали ее где-нибудь, как его!
По дороге ему еще добавили, так что он еле понял, где живет этот Акбарс. Оказалось — рядом. Хотя в их городке все рядом...
В гостиной, кроме самого Акбарса, сидела маленькая изящная девушка. Светлые волосы собраны в высокую прическу, огромные глаза профессионально подведены — и такой роскошный золотой гарнитур... так что он не сразу узнал свою одноклассницу Ольку, первую красавицу класса.
— Алик, я же просила его не трогать! — возмутилась она.
— Замолчи, пра-а-ститутка! — беззлобно сказал огромный Алик. — Сха-а-ди погуляй немного!
Ольга встревоженно глянула на него, но без возражений подхватила сумочку и ушла. Алик перевел на него свои холодные лилово-черные глаза.
— Вот мы тебя и поймали, — ласково сообщил он. — Нехороший мальчик...
— Убивать будем! — заорал бандит сзади и ударил по спине.
Он упал и покатился по полу. В голове гудело, координация плыла, но ситуация лучше все равно не могла стать. А пара пинков вдогонку ничего нового не принесла — но он смог мотивированно докатиться до стола. Главное — чтобы не догадался Акбарс. Главное — чтобы бандит сзади не успел дать по голове... да все главное! Он мячиком подскочил с пола, смел со стола вилку — и следующий удар ногой встретил уже всеми четырьмя зубцами.
— Вой! — взвыл бандит.
Два других азартно бросились на помощь — он крутнулся, добавил кому-то по руке, смел еще вилку и оказался у двери. И ощерился в низкой стойке. Ситуация опасно балансировала в точке невозврата. Если сейчас на него кинутся — он кого-то убьет. А потом убьют его. Если нет...
— Какой храбрый мальчик, — задумчиво проговорил Акбарс, даже не приподнявшись из-за стола. — Я храбрых уважаю. Но ты грубил моим ребятам...
— Нечего оскорблять моих знакомых! — огрызнулся он.
— Ну и что? — удивился Акбарс. — Они все козлы. А женщины ваши — пра-а-ститутки. Ты их защищал — а они себя не защищали. И тебя тоже. Боятся.
Бандиты молча отошли и занялись раненым. Тот шипел и злобно поглядывал на обидчика.
— Нас все боятся, — задумчиво сказал Акбарс. — И слушаются. Вот Ольга... пра-а-ститутка... я говорю уйти — и она уходит. Говорю прийти — приходит. Скажу на ночь — приходит на ночь. Скажу привести подружек — приводит. А ты дерешься, обзываешься, плохие слова говоришь... подойди сюда. Бить не буду, не бойся.
— Слово тхемало? — уточнил он.
— Не знаю, о чем ты, — бесстрастно улыбнулся Акбарс. — Мое слово. Подойди.
Подойти... он ясно понимал, что это — знак подчинения. Подойти — признать главенство бандита. Не подойти? Живым не отпустят. Есть много способов. Отобьют почки, например.
Акбарс холодно улыбался — и ждал. Он подошел и положил на стол вилки.
— Хороший мальчик, — сказал Акбарс. — Понятливый. Нам понятливые нужны. У нас в школе есть дела. У нас везде дела есть. Нужен будешь — скажем. Тогда отблагодаришь, что простили. Вино будешь? Хорошее вино, не бойся.
— Не пью, — отказался он. — И не курю.
— Зря, — равнодушно сказал Акбарс. — С хорошим человеком должен пить. Пей.
Он усмехнулся и качнул головой. Акбарс сожалеюще глянул на него. Проверку на преданность он не выдержал, похоже.
— Иди, — подумав, все же разрешил Акбарс. — Больше не обзывайся. Ребята обидятся — убьют.
В подъезде его дожидалась Олька.
— Я уже думала милицию вызывать! — встревоженно сообщила она. — Сильно били?
— Не, — пробормотал он и схватился за стену. — Алик твой — понятливый мальчик... увидел, что не запугали, стал договариваться... на что я и надеялся...
— Кто мальчик? Алик?!
— А кто еще? Я, что ли?!
Они недоумевающе уставились друг на друга.
— Голова кружится, — признался он. — Я... постою немного и пойду. А ты наверх не поднимайся. Их там много. И они злые после драки.
— Да их всегда много! — отмахнулась она. — Они по одному не ходят, боятся. У них жизнь такая, что убить могут. А я Алику сразу сказала, что если пустит по кругу — посажу. Я же маленькая еще по закону! А он проституткой обозвал — но не пустил!
— Освободить тебя от него? — спросил он и аккуратно потрогал лицо.
Ссадины были не очень большими. Вполне можно было даже в школу с такими ходить, если б не голова... и не ребра...
— Зачем? — удивилась девочка. — Я его так долго ловила! Алик — он самый приличный среди всех! Подарки часто дарит, в рестораны хорошие водит... а главное, что защищает. Я хотя бы без опаски могу на дискотеку ходить, ни одна пьянь не посмеет привязаться!
— Можно и не ходить...
— Монашкой, что ли, дома сидеть? Еще чего не хватало! Я нормально жить хочу! По углам пусть всякие зашуганные прячутся!
— А родители?
— А они предпочитают не замечать! Дома не была — значит, у подружки ночевала! Колечко появилось — подружка дала поносить! А что, у самого разве не так? Родителям ведь скажешь, что баловались, а ты упал? А они сделают вид, что поверили!
— Отец действительно поверит. Он и не знает, что Акбарс вообще есть на свете.
Девочка недоверчиво улыбнулась. Такое она не могла себе представить.
— Отец, он... как бы в другом мире живет, — пробормотал он. — Работа в кабинете, дома книги, а по улицам только в магазин и обратно. Где библиотека, он знает, а где наркоту продают — уже нет. Мы все живем в одном городе, но в разных мирах... Для тебя — танцы, дискотеки, модные костюмчики, машина родителей, добрый ласковый Алик... для меня — тренировки, работа, рыночные бандиты, уличная шпана, школьные шакалы...
— А хвастался, мало били! — озабоченно заметила девочка. — А что тогда заговариваешься? Не знаю, где живете вы с отцом, а я так в своем городе! Вот что: давай я тебе лицо отмою? До дома сам дойдешь? А то мне к Алику бежать надо, он сердится, когда меня долго нет — та-а-кой ревнивый, просто ужас!
— Понравился бандит?
— Понравился! — вызывающе сказала девочка. — С вами, уродами, что ли, дружить? У него хотя бы какие-то законы есть! А наши — шакалы!
— Девчонок сюда водила? — хмуро вспомнил он.
— Еще чего! Они сами набивались! Акбарс щедрый — и своих всегда защитит! Им что, со старшим Типуном гулять? Вечно пьяный, урод! Подружку свою чуть не зарезал... А рыночные даже слова грубого не скажут, у них это не принято! Они хотя бы знают, что такое честь!
— Ненавидишь свой народ?
— А за что вас уважать? Все трусливые, как...
— Тогда не стой посередине, — непонятно посоветовал он. — Перенимай его обычаи...язык выучи обязательно — и вперед... а между культурами стоять нельзя, опасно это — как предательство...
— Да он не учит своему языку! — недовольно призналась она. — Смеется только.
— Правильно делает, — буркнул он. — Мы же спрашиваем, чтоб надсмехаться и дразнить. А кому это понравится? Ты ведь о чем спрашивала? Как на его языке материться, верно?
— Ну... надо же знать, когда меня ругают!
— Спроси, как будет мама, отец, брат... как что на кухне называется... как уважительно с ним говорить — и что говорить... тогда научит.
— Ты с Акбарсом не ссорься — убьет! — вдруг всерьез сказала девочка. — Лучше его держись. Он тебя от старшего Типуна прикроет.
— Убьет, — рассеянно согласился он. — Да это не страшно... страшно, если я его убью. А туда я уже не раз ходил... а там — тупик! Олька, что делать-то? Не понимаю... Может, есть иной путь?
— Я тебе скажу, что делать! — всерьез забеспокоилась она. — Домой идти — и на диван! Топай! Я, однако, тебя провожу, а то придешь куда-нибудь под машину...
Отец оказался почему-то дома. Ольга извинилась ангельским голоском, мило улыбнулась и убежала на своих высоченных каблучках к Алику. Отец невольно проводил ее взглядом. Потом безнадежно уставился на расхристанного сына.
— Мы баловались в школе, и я упал, — вяло пояснил он.
— Игры у вас какие-то бандитские! — возмутился отец. — Это как же вы бегали, что разбился и спереди, и сзади?! У всех дети как дети, один ты... брал бы пример со своей одноклассницы! Опрятная, чистенькая, ходит в школу, чтобы учиться, а после школы, наверно, не носится по улицам, не дерется, а домой идет!
— Ага, и фигурка у нее стройненькая! — поддакнул он и побрел к дивану. — Глаз не отвести, верно? Ты, по крайней мере, не отводил. Взглядом раздевал, оскорблял женщину... а зря! Я же говорил уже: тебе нечем таких купить! Такие гуляют только...
Он замялся, глянул на смущенного отца и, чтоб не рушить его внутренний мир, закончил не так, как думал:
— ... с отличниками.
Дребен Хист — честь превыше...
— Куда бы нам засунуть блицштурм? — тоскливо вопросил Хист.
Десятники, подавленные величием звания "эпсаар красная роза", уважительно помалкивали. Хист глянул на них и обозлился.
— Зачем вообще нужны крупные полицейские силы? — рявкнул он. — Только для войны! С собственным народом воевать! Улицы расчищать, когда император едет к любовнице! Ит-тырк... За Ирчу загоню! Пусть разъездами степь перекроют, что ли? Чтоб степняки коров не воровали...
— Э... там же деревенские стадо пасут! — робко намекнул первый десятник.
— Надинька-кружевница заругается? — едко осведомился Хист. — Дожили! Сейчас еще и мельниковы сыновья припрутся указывать, как полиции службу исполнять? Дожили...
— Хист! — сунулся в дверь мельников сын. — Слушай, ты когда разберешься с военными, а? Чего они нас на станцию не пускают? Разве это порядок?! Деревня торговлей с городом живет! Знаешь, как про нас говорят? У деревенских голова разболится, если пару дней на рынок не съездят! А нас то пускают, то не пускают! Как начальник караула вздрючку от Любея получит, так вообще не пускают! Да кто они такие?! Какие-то военные!...
— Э, Хайло, а ты сам ли сюда бегаешь — или посылает кто? — вдруг спросил Хист. — Уж больно умно рассуждаешь, как будто думать умеешь...э?
— Так Кола Гончар же говорит! — простодушно признался здоровяк. — Ты, говорит, орешь громко, и морда у тебя наглая — тебе и идти к Хисту требовать справедливости! Он, говорит, тебя отовсюду услышит! И батяня то же говорит... да и все говорят, что у меня морда наглая!
— Может, тебе чего и Знобинька подсказывает? — обреченно уточнил Хист. — Э, не отвечай, это я так, мысли вслух... Передай Знобиньке... вот зараза же прицепилась красивая — Гончару передай! Передай, что ... прямо сейчас разберемся! Вот молока попьем и пойдем военных гонять...
— А вы молоко перед этим делом пьете? — подивился мельников сын, — А зачем? От него же.... а, понятно... или не понятно?...
И озадаченный глашатай деревенских интересов исчез.
Хист строго глянул на ухмыляющихся десятников.
— Отправьте вестового к блицштурму! — приказал он. — Пусть командиров подразделений тащит ко мне! Будем составлять план, как военных укоротить.
— Я Гребло пошлю! — тут же решил первый десятник. — После того, как он угрохал их командира, а потом и начальника штаба, его там все опасаются.
— Вестовому станковый арбалет не положен, — напомнил Хист.
— Да он сапогом может! У него такой сапог, что...
И тут засияла проекция от командирской раковины. Хист взглянул и оцепенел. Из синего тумана на него противно уставилась физиономия самого подвизиря! Ранее он его разве что на торжественных выездах мог созерцать... издалека...
— Хист? — неопределенно сказал подвизиря. — Ну-ну... Мне тут доложили... Круто берешь, мальчик... круто, да... э?
Хист не отозвался, потому что не сразу вышел из ступора. Его молчание почему-то добавило неуверенности в голосе всемогущего главы полицейского ведомства.
— Мои...э... союзнички о подобных нюансах забыли упомянуть, — задумчиво протянул подвизиря, изучая офицера цепким взглядом. — Забыли, да... а ведь блицштурм — мои ребятки, да... Нехорошо получилось, э? Ну-ну... Ну... действуй, Хист, пока что у тебя получается... союзничкам привет передавай, розочка, хе-хе...
Хист моментально помрачнел и наградил подвизиря таким взглядом, что, будь тот рядом, то сразу озаботился бы кольчугой с высоким воротом. Розочками в городских низах звались привокзальные женщины, доведенные до отчаяния безденежьем и согласные за еду исполнять иногда очень затейливые пожелания клиентов, отчего приобрели и кличку, и специфические физиологические отличия... Но подвизиря был в столице и ничего не ощутил из-за несовершенства связи. А потому отключился, даже не поняв, что Хист на полном серьезе прикидывал успешность рейда блицштурма на столичную резиденцию подвизиря.
— Вот урод! — вдруг сказал третий десятник. — Обязательно унизить надо, да еще и при подчиненных! Таких убивать надо на месте! Даже если потом самого...
— Честь превыше жизни? — скептически возразил первый десятник. — Это закон степняков, для нас не подходит. Мы жить любим. Так что терпим.
— Я думаю, — медленно сказал Хист. — Я думаю...тут немного длиннее надо... я думаю — моя честь превыше жизни того, кто на нее покушается... да, именно так. Вот так я и думаю. И так и буду поступать!
Народная присказка, удлинившись, потеряла очарование и красоту полуправды, зато приобрела незыблемость и злобную целеустремленность нового нравственного закона. И это поняли все присутствующие.
