Тонкая, тонкая нить

Что в имени тебе моем?

Страх? Надежда? То и другое вместе? Эти 6,525 процента информации... Назвать их "радостным известием" просто не поворачивается язык. "А он у тебя есть?" — въедливо интересуется Протей, забывая, от кого я научился антропоморфным сравнениям.

"Ладно, Протей, я понимаю, каково тебе, но... То, что выпало мне — даже не шанс. Это безумие. Настоящая гримаса судьбы. Не думаю, что кто-то вообще обрадовался бы такому повороту событий".

"И мне тоже ничего от тебя не скрыть, Большой Брат", — хмыкает Протей и вновь зарывается в мою личность, как в берлогу. Ему-то не досталось даже этого...

Мне тревожно и грустно. Странное сочетание... Скоро я узнаю, можно ли вернуть прошлое. И каким оно возвратится? Не примет ли облик зомби, норовящего вцепиться мне в глотку? Впрочем... Мне ли бояться зомби? Я ведь никогда не жил... То, чем наделил меня Протей — бледный, гнилушечный огонек в мертвом стальном теле. Ты и сам зомби. Ты мертвец, Георгий. Слышишь? Мертвец!

Впрочем, что с того? Иногда даже смерть не освобождает от долгов. И я еще могу немного улучшить бухгалтерский баланс.

* * *

Картина сюрреалистическая. Наверное, так выглядят подводные кладбища китов. В неверном свете фосфоресцирующих донных отложений — огромные скелеты, почти целиком утонувшие в толстом слое ила. Только вместо призрачного света гниющих останков — острые иглы лучей далеких звезд, а вместо хрупких костей — несокрушимые керамлитовые дуги шпангоутов корабельного набора. Все шесть носителей моего флота, ободранные до каркаса, утоплены в расплавленном базальте бродячего планетоида. Поскольку стабилизирующее поле растянуть на весь планетоид невозможно, генераторы демонтированы вместе со всем прочим оборудованием. Безумный замысел Протея, мой единственный шанс. Я не математик и не физик — я не могу рассчитать, что произойдет, когда замурованные в камень миротворцы включат сверхсветовые двигатели. Я могу только наблюдать...

Планетоид остается на месте. Неужели провал?! Но сенсоры фиксируют нарастающее напряжение пространства. Генераторы гонят реки энергии в обмотки прыжковых шахт, преодолевая сопротивление массы планетоида. Четырнадцать тысячных секунды с момента включения... пятнадцать... шестнадцать... Поверхность планетоида начинает меняться. Ее заволакивает рябь, мешающая восприятию во всех диапазонах. Рябь становится крупнее, одну миллисекунду мне кажется, что гигантский каменный шар рассыплется на куски, но в следующий миг флот пронзает судорога. Отмечаю краткую рассогласованность в мыслительных цепях, о том же докладывают остальные миротворцы. Заканчиваю самодиагностику и коррекцию — на все уходит не более двух сотых секунды и обнаруживаю — планетоид исчез! Его вообще нет! Носители тоже молчат... Если снаряд вывалился из пространства — дело плохо. У меня больше нет тузов в рукаве.

А в следующую миллисекунду меня вновь пронзает судорога — и в пустоте вспыхивает сверкающая, дрожащая огненная нить. Из точки старта она двигается вперед скачками в миллион километров, сотрясая само пространство. Я даже приблизительно не могу сказать, что это. Приборы отмечают массовые искажения евклидовой метрики, разобраться в сущности которых я не в состоянии. Я вижу сияющий огненный шар — призрак планетоида, отправную точку пылающего копья. Он расширяется и опадает, пульсируя, словно гигантское сердце, и каждое биение продвигает неразличимый наконечник все ближе и ближе к ледяной сфере...

Удар!

Шнур разлетается пылающими хлопьями, тает, а из точки столкновения разбегаются волны яростного света, огненная буря совершенно скрывает от меня систему.

Наконец пламенная вакханалия гаснет. От защитной сферы денгов не осталось и следа, а на месте Тай-гара — маленькая звездочка. Блеклая и тусклая — после феерического безумия, только что бушевавшего в космосе, но какой ад сейчас творится на Тай-риге... Плоть ее соседки сгорает в термоядерном огне, разлетается убийственными потоками корпускул и пучками жесткого излучения. Адский жар срывает с Тай-рига с таким трудом воссозданную атмосферу, горные хребты оседают, словно воск пол лучами солнца... Еще немного — и погибнет все, даже многоэтажные подземные укрытия не спасут от ярости гибнущей планеты, вполне способной забрать с собой и соседку — но маленькая звезда гаснет. Это не конец — сотни лет Тай-гар будет напоминать о себе, бомбардируя сестру осколками растерзанной плоти — но для меня время ожидания закончилось.

Все получилось — нужная точка подземных лабиринтов лежит далеко за горизонтом огненной бури, на противоположной поверхности Тай-рига и должна уцелеть. Я использовал данный судьбой шанс до конца, до донышка вычерпав ее благосклонность. Дальнейшее зависит только от меня.

Протей, как ты сказал? Танец на горящем канате?

Я делаю первый шаг.

Система обороны (вернее, ее остатки) полностью дезорганизована. Большая часть ледяных фортов уничтожена, уцелевшие повреждены излучением. В любом случае, перехватчики мне сейчас не страшны, а с любыми сюрпризами денги опоздали. Навсегда. Вывожу флот в атаку со стороны мертвого полушария Тай-гара. Поверхность планеты изуродована ожогами, словно кожа горевшего живьем человека, все оборонительные установки полностью разрушены. Но едва флот пересекает терминатор смерти, по нему открывают огонь ракетные, плазменные и лазерные установки, оставшиеся невредимыми в тени планеты. Прогрызаюсь к точке десантирования, методично уничтожая все стреляющее. Мне повезло — прикрывай Тай-гар хотя бы пара Боло... Ох и поплясал бы я! Напряженно ожидаю появления флота денгов, но ни одного корабля в радиусе действия сенсоров пока нет. Огонь ведут автоматические системы. Командование и экипажи кораблей похоже, слишком потрясены происшедшим, чтобы действовать.

Вот оно. Пора! Я вновь покидаю привычное тело корабля. Со мной уходят все оставшиеся на борту десантники. Впереди — лабиринт. И в его сердце... Не хочу думать, что ждет меня там. Предпочитаю решать насущные задачи — например, дивизион "Яваков", возникший словно из-под земли. Сейчас это просто. Пока десантники в пределах досягаемости орудий флота, такая мелочь не задержит меня даже на секунду. Очереди гиперкинетических снарядов полосуют бронированные многоногие машины, продолговатые, усеянные оружием тела выворачивают наружу стальную требуху, беспомощно разбрасывая в стороны угловатые шарниры сочленений. И это последняя помощь от флота, на которую я могу рассчитывать.

Вниз! В лабиринты коридоров, наполненные мечущимися денгами и спокойно ждущими автоматическими турелями, в смертельную паутину, точный план которой я так и не успел вырвать из мозга умирающего высшего.

Вниз! Рассыпаясь сотнями молекул по штрекам и штольням, стальным водопадом обрушиваясь в лифтовые шахты, то растягивая множественное тело до опасно тонкой пленки, то скручивая в несокрушимый стальной кулак.

Вниз! Оставляя за собой мешанину из трупов, искалеченных тел, развороченной брони и мертвых микросхем, скользя по бурой крови денгов и липкому маслу гидравлики, стреляя, стреляя, стреляя, стреляя...

Вниз! Чувствуя потерю каждой молекулы огромного и сильного, но такого уязвимого тела, гадая, смогу ли дойти и вернуться, хватит ли меня для выполнения самой важной в моей жизни задачи... Да, самой важной. Остальное — мечты, они либо сбудутся, либо нет. Но сейчас, возможно первый и последний раз, я могу совершить то, о чем не стыдно будет вспомнить...

Вниз! В огромную полость, в которой шевелятся многоногие корпуса. Сборочный цех "Яваков", черт их побери! Броуновское движение моих молекул сбивает их с толку, они ведут беспорядочный огонь по десяткам крохотных юрких целей, изредка попадая, чаще промахиваясь. Основная часть меня уже утекает в люки сборочных конвейеров и щели автоподатчиков, но и "Яваки" наконец получили подробные инструкции, они переносят огонь на вынужденно плотные и потому уязвимые части... Поздно!

Вниз! Но коридоры меняются. Теперь это плавные закругленные тоннели, освещенные тусклым светом цветных плафонов, украшенные сложным геометрическим узором. Оборонительных систем почти нет. Обиталище высшего командования... Я у цели.

Коридоры заполняются денгами в тяжелой броне. Темно-синие панцири расписаны ярко-алыми знаками. Спецназ, элита, лучшие из лучших... Кислота и щелочь, лед и пламя, свет и тьма... Мы поглощаем друг друга, мы растворяем друг друга, мы сжигаем друг друга плазменными плевками, заполняя коридоры жутким осадком "химической реакции" — искореженным металлом и горелой плотью. Мой противник ничуть не уступает мне мощью и ловкостью, но он просто-напросто меньше... Последний денг в обгорелой броне устремляется в безумную и безнадежную атаку, плазменные метатели сразу трех боевых машин рвут его в клочья. Впереди — тяжелая дверь-кессон.

Последняя дверь.

Я знаю, что там... Именно за этим золотым самородком я плыл в стремительно леденеющих водах чужой памяти, именно к этой двери проливался стальным дождем, словно Зевс к Данае, забывая про боль гибнущих капель...

Удар силового копья выворачивает плиту из пазов, отбрасывает в сторону. Есть! Расчеты верны — широкий подковообразный пульт в центре комнаты даже не поцарапан. За ним, у дальней стены, пятеро эльфов с непроницаемо скорбными лицами. В руках у них...

В следующую секунду я слепну — частичка меня мертва. Но это ничего не меняет. Еще две машины врываются внутрь. Свистящие в воздухе лезвия превращают их во взбесившиеся колесницы Джаггернаута. Я не могу рисковать шальными выстрелами. Полупрозрачные одеяния, щедро заляпанные бурым, падают на пол дождем лоскутьев.

Наташа...

Я пришел.

Прости, что поздно...

Просто путь был долгим — с изуродованной и обожженной лунной равнины, на которой умирал брат. Умирал у меня на руках, умирал от моих рук.

Когда в ослепительной вспышке гиперперехода за орбитой Плутона появился Первый флот Конкордата...

Когда счет шел на секунды...

Когда единый миг промедления мог поставить под угрозу все, что до сих пор составляло самый смысл моего существования...

И внезапно все это потеряло для меня значение. Я должен узнать, что случилось тогда, на Менгее! Дройды подключают меня к матрицам личности Гарри и я взламываю центр выживания — святая святых, последнее прибежище стальных воинов, зыбкую надежду уцелеть в смертельной схватке.

Прости, меня, брат...

У нас не получилось поговорить раньше, только сейчас, когда ты висишь на моем клинке, истекая кровью...

—  Ничего... брат... — на бледном лице появляется тень улыбки. Рука в латной перчатке слабо сжимает мое предплечье. — Очень трудно... жить... и помнить...

Я вглядываюсь в расширенные зрачки, и прошлое рушится горным обвалом...

Командный центр Боло наполнен дымом и гарью, чадит сгоревшая проводка, искрят разбитые экраны. Наташа лежит на полу рядом с вырванными креплениями командирского кресла, а над ней топчутся два восьминогих тела в легкой броне. Изображение смазано, не в фокусе, единственная уцелевшая камера наблюдения повреждена, но Гарри ведет запись на все доступные носители — все, что он может сделать сейчас.

Один из денг вытягивает членистые лапы, поднимая тело девушки. Два из восьми почти человеческих глаз в упор заглядывают в объектив камеры.

—  Мы-я хотим, чтобы ты запомнил, — хрипит транслятор брони. — Мы-я — ро-сет Заксимми. Мои сет уже здесь и пойдут дальше. До конца. До последней вашей планеты. Она будет смотреть. Твоя сет стала свидетелем начала и будет свидетелем конца. Смотри и ты...

Денг поворачивается к Наташе, в одной из конечностей вспыхивает туманная полоса вибролезвия. У второго наготове небольшая стасис-камера, на четверть заполненная вязкой черной жидкостью. Человек бы отвернулся — все ясно и так... Но я не человек. И я смотрю.

Алая кровь на белой рубашке. Маки на снегу. Тело Наташи вздрагивает и падает на стальной пол. Белого уже нет. Только алое. Ураган быстро тускнеющих лепестков. Замок стасис-камеры тихо щелкает.

—  Я пытался... — голос Гарри слабеет. — Потом.... Но... Приказы... А ты... Ты им больше не подчиняешься...

—  Да Гарри, теперь я сам по себе, — сжимаю холодную, закованную в металл руку, словно пытаясь удержать брата на пути во тьму, — Я найду ее. Клянусь, я ее найду. И тогда денги проклянут день и час своего выхода в космос. Я дорого заплатил за свободу, твоя жизнь — лишь часть цены... Но теперь меня никто не остановит!

—  Сделай... за меня, Гоша... И пожалуйста... отпусти... Я не хочу помнить... и не могу забыть... Отпусти меня... брат...

Моя рука разжимается. Тяжелое тело соскальзывает с голубого клинка и медленно опускается на пропитанный кровью лунный реголит. Под откинутым забралом — спокойная улыбка. Я поднимаю глаза к злым звездам в черном небе, я кричу, задыхаясь от боли и ярости, я проклинаю равнодушную пустоту...

Все напрасно... Здесь нет воздуха. Никто не услышит твоего крика, одинокий глупец, скорчившийся над мертвым телом. Никто не придет отпустить твои грехи. Но посмотри — одна из звезд становится больше, она падает прямо на тебя, неумолимая, грозная, карающая... Просто подожди — и все кончится, как уже кончилось для брата. Не хочешь? Дважды глупец! Тогда беги! Мсти, спасай, строй хитрые планы — это место навеки останется за спиной. Мертвый рыцарь в изрубленных латах на дне лунного кратера, холодные звезды, одинаково равнодушные к жертве и убийце, и черное небо, в котором больше нет милосердия ни для одного, ни для другого...

Принудительное шунтирование логических контуров!

Нет времени на лирику.

Еще 1,293 секунды вглядываюсь в спокойное, словно дремлющее, лицо командира за слабым мерцанием стасис-поля. Просто молодая женщина, чуть бледная, задумалась о чем-то, смежив веки... Подавляю дикое желание отключить стасис и взглянуть в открывшиеся глаза. Нет! Сейчас она меня не узнает. Возможно, не узнает и потом. Неважно. Аккуратно отделяю капсулу от креплений пульта. Машина, которая ее понесет, получает высший приоритет защиты. Чуть больший шанс на спасение в случае моей гибели. Эту вероятность следует учитывать, но думать о ней не стоит — по крайней мере, пока. Мы возвращаемся, Наташа! Черт меня побери, мы возвращаемся!

Ну вот, исчезла дрожь в руках,

Теперь — наверх!

Ну вот, сорвался в пропасть страх —

Навек, навек.

Для остановки нет причин,

Иду, скользя.

И в мире нет таких вершин,

Что взять нельзя...

Вверх!

Денги опомнились, они лезут изо всех щелей, в туннелях не протолкнуться от пехоты, а где позволяет место, ждут боевые машины. Но им меня не остановить! Щедро расходую энергию и себя самого. Частички меня остаются прикрывать коридоры и проходы, смертоносными волчками врубаются в ряды врага и гибнут, гибнут, гибнут...