Невозвращенцы. Часть пятая. Игорь.

Недалеко от караульного помещения ворот стоял незаметный человечек. Такого в толпе встретишь — забудешь раньше, чем взгляд отведешь. Вот только внимательный, скорее даже пронзительный взгляд, которым он обшаривал прибывших и телеги... Этот взгляд сводил на нет всю маскировку. Лениво обмахиваясь, якобы вспотев, легат стянул шлем и снял с себя щегольски отделанную, офицерскую, лорику сегментата33 и распахнул на груди тунику. Легким взблеском на закатные лучи солнца отозвался красный камень на округлом медальоне. Шпик слегка прищурился, глядя на рисунок, а потом его глаза резко расширились. Центурион легонько качнул головой, и орденец, склонясь, отошел за угол казармы.

— Брат Лонг. Яшма. — представился

— Публий Терренций Варрон.

— Но я слышал, что вас, простите меня, давно подвергли maxima capitis diminutio.

— Теперь ты знаешь, что стало моим настоящим наказанием. Правда, советую, сразу же похоронить это знание поглубже.

— Конечно! А как поживают отары вашего уважаемого батюшки?

— Ты отлично знаешь, что отары моего отца отлично стригутся в бочки, из которых потом вытекает лучшее вино во всей Восточной Империи.

— А могу ли я тогда узнать второе имя достопочтенного Брата-Рубина?

— Брутус.

— Как? Неужели сам Брутус, великий интриган и...

— Нет. Я другой Брутус. Я получил свой рубин за другое. И хватит игр и проверок! Сейчас не до них! Значит так. Мой груз — оружие и броня. Его следует разместить недалеко от казарм — завтра же следует набрать две сотни ополченцев. Рабов... Рабов пока тоже расположи на плацу около казарм, чтобы им в голову ничего странного не пришло. Пусть за ними пара-тройка легионеров постарше присмотрит. А я пока пойду доложусь трибуну, все равно по заданию это надо сделать. Кстати, где он сейчас обитает? Дай мне провожатого... Те еще здесь? Что встал? Исполняй!

— Да, старший брат.

Трибун, командовавший обороной крепости, запиравшей вход на перевал, уже собирался отойти ко сну. А с учетом того, что за сегодняшний день он набегался до полного изнеможения, что даже не осталось сил помять перед сном покорную наложницу, прибывший центурион был встречен максимально неласково.

— Тиберий Гай Фламиний? Центурион Публий Терренций Варрон. Прислан из Рима!

— Вижу, что центурион, — поморщился трибун и не распечатав отложил свиток с документами. Лицо столичного гостя окаменело. — Каков груз ты привез? А то мне еще не успели доложить.

— 350 голов двуного скота — для работ по ремонту и укреплению стен. 200 комплектов доспехов и нас полная центурия ветеранов, что уже сражались с бунтовщиками. Присланы из столицы для усиления. Я думаю, пока моя центурия стражу-другую покараулят, а твои отоспятся. А ты выглядят они как загнанные лошади.

Тиберий задумался. Посмотрел на франтоватого центуриона, который даже после дороги успел переодеться в прихотливо расшитую разноцветными нитями шелковую тунику, покроем слегка напоминавшую положенную только сенаторам тогу. "Пижон! Здесь тебе не столица, и богатого папаши тут тоже нет. А если нападут рабы, а у этого, прости Единый, воина все бойцы такие? Сссстоличные...." — презрительно подумал трибун.

— Ты меня конечно прости, центурион, но я не могу снять свою стражу, да еще в ввиду приближения врага. Это приказ Цезяря, охранять Левый Зуб...

Глаза собеседника вспыхнули от ярости, что какой-то провинциальный трибунишка может перечить ему. "Ничего. Следует этого молокососа сразу же поставить на место!" — подумал Тиберий и продолжил.

— Не следует злиться, приказ Цезяря превыше всего. Тебе следует забрать свою центурию, не волнуйся, груз уже доставлен, и отправиться на Правый Зуб.

— Что? Ты отсылаешь меня? В преддверии битвы?

— Нет. Что ты. Наоборот. Я доверяю тебе самый ответственный пост. Если рабы прорвутся через наши тела, то они упрутся в другой Зуб. Гарнизон там сейчас небольшой, так что ты еще станешь героем!

— Да я...! Да как ты смеешь?!... — задохнулся от гнева центурион. Не заметить не такую уж и тонкую издевку, он не мог.

Трибун подождал, пока гость не выговорится, и глядя тому в блестящие, наверное от ярости, глаза с нажимом проговорил:

— Это приказ. Центурион!

Центурион, поняв что зарвался орать на старшего по званию, каким бы тот провинциалом не был, молча отмахнул воинское приветствие и не дожидаясь ответа с все так же блестящими глазами вышел.

"Какие глаза блестящие... Неужели пошел плакать?" — удивился про себя трибун, укладываясь спать. — "Куда катится Рим? — продолжил философски размышлять на сон грядущий. — Уже не молоденький мальчик, а ведет себя как последний гимназист. И такие ведь будут нами править... Одна надежда на волю Единого..."

Как бы то ни было, но центурион оказался не совсем потерянным служакой. В тот же вечер, дождавшись выправленного в канцелярии трибуна пергамента с приказом, "никак для того, чтобы потом сделать какую-то гадость", вся центурия вместе со своим командиром отбыла на Правый Зуб.

А ночью приведенные в крепость рабы легко развязались, бесшумно сняли охрану у арсенала, вооружились привезенным оружием, после чего посетили казармы. В ту ночь у местных Морт и Антропос34 было много работы ножницами. Им пришлось отмахнуть нити жизни всех спящих легионеров. Впрочем, чуть позже, за своими товарищами последовали и стоявшие на часах. Смена пришла уж больно особенная. На следующее утро авангардные подразделения восставших сквозь широко распахнутые ворота, без боя — не с кем было уже сражаться, прошли крепость Левый Клык Дракона. С Правым Зубом, как между собой, по извечной солдатской привычке придумывать местам службы свои имена, называли эти крепости несшие в них службу легионеры, тоже не было никаких проблем.

— Ну, брат, ты молодец! — крепко обнявшись друзья закончили наконец-то свои объятья. Один из них обычный легионер в простой форме рядового, другой — когда-то форсистой, а сейчас грязной, местами погнутой и заляпанной темно красными пятнами пластинчатой броне ромейского образца. Гарнизон Правого Клыка Дракона был не таким уж маленьким, каким его расписывал Тиберий Гай Фламиний, и "пятой колонне" пришлось хорошо поработать мечами и дорого заплатить за эту хитрость. Человеческими жизнями. Хотелось бы верить, что в последний раз на долгое время вперед.

— Ты тоже! Это же надо! Придумать такую наглую уловку! Да Орден себе приап вырвет от зависти!

— А если бы не ты, то ничего бы не вышло! Только у тебя могло получиться. Тут ведь настоящий центурион нужен был! Такой как ты!... — Пилус окаменел. — Прости, — сразу же поправился Руфус.

— Да ничего. Публий Терренций Варрон умер уже давно. Когда вступился за свою возлюбленную. Теперь есть только бывший раб, бывший гладиатор, а теперь простой свободный человек Пилус. Так же как и ты — уже давно не Игорь, а Руфус. Предводитель восстания и спаситель многих из ромейского рабства. Ну да ладно, что мы все о грустном. Алларика давай вспомни, он тоже заслужил. Если не триумфа35, то похвалы точно.

— Да! А мы и не знали, что Алларик такой запасливый. И что в итоге эта гадость пригодиться? А еще с таким эффектом!

— А трибун? Как он нам помог?!

— Еще как! Я ума не приложу, сколько бы мы тогда провозились со вторым зубом.

— Он то думал, что я рыдать пошел! А я стою, глаза горят, молчу, боюсь сглазить такую удачу!

— Ха-ха-ха!

— Будем надеяться, что Единый смилостивится над ним, — показал пальцами подошедший на смех из только что прошедшей колонны Алларик. Это вызвало очередной безудержный всплеск хохота. На них со стороны задумчиво смотрел Порошка, охраняемый Ярием и преданными россами.

— Ладно, какие у нас дальше действия?

— Хочешь, не хочешь, а надо оставлять заслон, — с грустным лицом проговорил Ярий.

— Опять? — пальцами переспросил Алларик.

— Да. Без этого никак. Да только заслон тут нужен не простой. Сделаем таким образом...

Последние полтора месяца все восставшие иначе как без содрогания вспоминать не могли. Есть приходилось очень мало, а двигаться — и днем, и ночью; слава отличнейшим ромейским дорогам. Идти приходилось по разоренной Пеции, которая было богато украшена висящими на крестах гниющими остатками тел восставших. Это прибавляло прыти медленному обозу — никто не желал присоединиться к этим беднягам.

Сзади, в неизвестном количестве дневных переходов, шла армия Леонардо ди Медичи — соединившиеся в единый кулак легионы Марка Антония Павла, Тая Франджипани и Фритигерна. Всего около 50 тысяч человек. Пока что беглецов спасали несколько удачных для них моментов. Хорошая: теплая, но не жаркая, сухая погода. Что большинство легионов было пешими, а так же многочисленные диверсии, которые совершали восставшие. На поворотах, шахматно разбирались куски дорожного покрытия для замедления обоза ромеев, разрушались мосты даже через самые маленькие реки, устраивались быстрые засады на пути авангарда...

Впрочем, ромеи в покое их тоже не оставляли. Конные центурии, как грифы над умирающим животным, крутились вокруг двигающейся колонны восставших. Они обстреливали караван из луков, по ночам снимали часовых, убивал беззащитных женщин и детей в обозе, пытались поджигать телеги и т.д. Тяжелый марш оказался не всем по силам. Часто случалось так, что тот или иной уставший до кромки человек выходил из колонны и тупо ложился на землю. Все что угодно, хоть смерть, но только не одуряюее движение... И смерть в виде озлобленных ромейских всадников не заставляла себя долго ждать. На следующий день куски тел ромейские кавалеристы подбрасывали на дорогу в авангарде беглецов. Как бы там ни было, но около 25 тысяч рабов, завалив телами, но уничтожив защитников на перевале, прорвалась в восточную Империю.

На перевале были оставлены пять сотен самых лучших воинов и двойное количество лошадей. В заслон. Их задачей было как можно дольше задержать легионы ромеев, после чего подорвать и обрушить стены перевала и спешно двинуться вдогонку. Первые пехотные части ромеев появились у перевала уже через три дня. Восставшие успели вовремя.

Командовавший заслоном Порошка сделал все немного не так, как хотел Руфус. Он сразу же подорвал выделенным ему порохом самое узкое место прохода, и спрятался. Дождался, когда подойдут рабочие разбирать завал, и перебил их. Еще трижды ромеи пытались разбирать завал и по очереди теряли все увеличивавшиеся раз от раза отряды рабов и легионеров, их охранявших, пока разъяренный задержкой Леонардо не приказал взять эту груду камней в лоб.

Если в не таком уж и узком, все же это часть ромейской дороги, и сделан он соответственно, горном проходе держать правильный строй еще как-то можно, то сделать это на выкатывающихся из под ног камнях — просто нереально. На первый план опять вышло личное мастерство каждого воина. После первых жутких потерь Леонардо отвел ромейские легионы чуть назад и бросил на баррикаду легионеров Фритигерна. От этого накал битвы только повысился. Увидев пред собой мерзких предателей бойцы Порошки часто забывали обо всем, кроме желания хоть зубами, но вцепиться в горло своим врагам. И часто случалось так, что в яростной схватке сходились те, кто еще пару месяцев назад сидели за одним костром и по-братски делили на двоих паек. Когда выжившие бойцы заслона во главе с раненным Порошкой догнали основные силы, то на поводу были приведены 600 ставших лишними лошадей...

Тем временем караван восставших двинулся по Восточной империи. С едой и проводниками стало гораздо легче. В этих провинциях еще 15-20 тысяч человек присоединилось к гладиаторам, собираясь покинуть приделы столь негостеприимной Империи.

Дважды освободившимся рабам приходилось вступать в схватку. Оба набранных в прошлом году легиона вышли навстречу восставшим. Из-за того, что легаты, которым новое назначение ударило в голову, не смогли договориться по вопросу старшинства, два легиона сражались по отдельности друг от друга. Сметя втрое превосходящими силами сначала первый, а спустя три дня и второй легион Руфус освободил дорогу к приграничным крепостям, а полученные трофеи пошли на вооружение новичков. Третий легион, которым в отличие от первых двух командовал опытный полководец, сделал правильно — разделился и закрепился в приграничных городах.

Руфус не стал заниматься выкуриванием запершихся в городах когорт и центурий. Добычи и так они так (хотя, как известно, ее никогда не бывает много) везли километры, припасов можно было набрать без проблем с окружающих ферм и плантаций, а самое главное — темп. Ромеи уже разобрали завал и на хвосте колонны опять повисли первые конные сотни.

Хитростью захватив запирающие вход и выход крепости, восставшие оказались перед дилеммой. С одной стороны, оборонять эти крепости можно было довольно долго, с другой — разгромить на такой позиции легионы было нереально. Городского боя не получиться — ромеи расчистят проход для основной массы войск, а остальные займутся медленным выкуриванием партизан из нор. Плюс, никто не сомневался в том, что якобы независимая Булгария будет ставить бежавшим рабам всяческие препоны, а ромейские легионы пройдут, если захотят, по ней без проблем. А в том, что они захотят неуверенных не было. Да и идти к росам с таким хвостом — наживать себе проблемы в будущем. План Руфуса позволял решить все эти проблемы, однако опять требовал человеческих жизней.

Выполнять план Руфус поручил добровольцам. И только тем, кто не отказался от своих слов после того, как было обещана почти стопроцентная смертность.

Проход в горах между Правым и Левым клыком был длиной около полутора километров. На всем протяжении он был заминирован, на это ушли все под чистую запасы трофейного пороха.

Первой в проход втянулась ромейская кавалерия и разведчики. Не обнаружив засады они насквозь прошли ущелье и вышли на небольшое плато, уже Булгарскую территорию. Там их ожидало выстроившееся войско восставших. Гонцы отправились назад и радостные, что беготня наконец то прекратилась, легаты ввели свои легионы в проход. Как только через проход прошло около полулегиона пеших ромеев, около Правого Зуба раздался первый взрыв. Потом, навстречу идущим ущельем легионам прогремел второй, третий, четвертый и так до самого Левого Зуба.

На момент первого взрыва в проходе находилось около трех легионов, идущих тесным строем вперед, к победе. Большинство легионеров было убито камнями, летящими с высоты не хуже авиационных бомб, лавины и оползни сошли лишь в нескольких местах. Но особой разницы не было. Просто часть легионеров была просто убита, а часть — еще сразу и похоронена, особо невезучая — заживо.

Расколотые пополам, ошеломленные и испуганные успевшие пройти проход легионеры, а также конница, была с легкость прижата к скалам и поголовно вырезана войском Руфуса.

После такой эффектной демонстрации военной силы, в Булгарии в сторону восставших не было ни единого косого взгляда, не то, что чего посерьезнее. Наоборот, буйно протекала меновая торговля, а Булгарский князек из своей дружины даже выделил почетный эскорт. Смешно было смотреть, как две сотни воинов пытаются эскортировать почти 40 тысяч человек. После длительных допросов, оформленных под дружеские беседы, Руфус окончательно уверился в расположении богов. Ближайший обходной путь у ромеев займет не меньше полутора месяцев, Булгария — не противник, а союзные Империи Ордынцы озабочены своими проблемами: у них там какая-то вспышка смертельно опасной болезни в Сарай-Бату.