Отражения Разрушителя

— Все хорошо, — сказала она так тепло, как только могла. — Мы найдем ее. Вместе.

Ранма позволила Усаги отвести себя до запасного футона со спальным мешком на нем. Там она и свернулась, впервые с начала шторма в тепле и уюте. И сейчас, когда она прошептала искреннее "спасибо", ее решимость дала трещину. Ее гордость дала трещину. Тихие слезы потекли по ее лицу. Она зарылась лицом в подушку и, так тихо, как только могла, плакала, пока не уснула.

Усаги сидела около Ранмы, пока та не задремала. Это было забавно, но с тем, как она там лежала, с лицом со следами слез, со спутавшимися под ней рыжими волосами, Ранма выглядела такой… спокойной. Как будто во сне она нашла все освобождение, что не смогла найти наяву. А завтра… завтра они столкнутся со всем, что грядет. Найдут Аканэ. Возместят весь причиненный ущерб. Найдут способ всех спасти. Всех. Даже Аканэ.

Усаги подняла взгляд на Мамору, с надеждой улыбнулась и произнесла:

— Спокойной ночи, Мамо-тян.

Мамору согласно кивнул.

— Спокойной ночи, Усако, — он открыл раздвижную дверь и вышел из комнаты.

Звук его шагов эхом раздался в коридоре. Открылась дверь в другую комнату, где спали дедушка Хино и Юичиро, и наступила тишина.

Ну, тишина, если не считать одного: храпа Ранмы.

Усаги поморщилась. Это может быть сложнее, чем она думала.

Говорят, надежда умирает последней. Так и происходит — особенно если в это вовлечена Цукино Усаги. Но для Аканэ надежда почти умерла. Глубоко внутри Академии Мюген, она сидела в темной комнате, привязанной к стулу. Она чувствовала слабость и усталость, Древний Знак был начертан на полу под ее стулом, он светился ужасным, зловещим зеленым светом. Но и кроме него что-то в этом месте было неправильным. Тени, казалось, двигались, когда на них не смотрели. Углы изгибались в странных направлениях. В комнате чувствовалось Присутствие. Таящегося страха.

Она злобно оглядывалась, разыскивая что-нибудь, что можно было бы атаковать. Что-то, что она могла бы ударить. Хоть что-нибудь, что не дало бы ей обвинять себя.

"Проклятье, — с горечью думала она, — мне стоило…". Но нет. Она не позволила этой мысли оформиться у нее в сознании. Что ей не стоило идти за Ранмой. Что ей стоило остаться в храме Хикава.

— Почему вы не связались с нами, Мистресс 9? — вновь спросил ее мужской голос. Голос профессора. Человека, который говорил, когда монстр притащил ее в ту машину.

— Я не Мистресс 9! — огрызнулась она.

Смех. Безумный смех. Он оборвался примерно через минуту.

— Ты действительно веришь в это, моя дорогая? — спросил профессор неожиданно спокойным голосом.

Нет. Она знала это имя. Мистресс 9. Он обратился к ней так, чтобы она не могла отрицать.

— Да! Мое имя — Тендо Аканэ! Если ты не отпустишь меня, ей-богу, я… я разорву тебя на куски! — Она все еще могла лгать самой себе. В этом она всегда была хороша.

— Очень хорошо. Если ты собираешься упрямиться, мы сможем сделать это менее приятным.

Сияние Древнего Знака усилилось, и ужасная волна слабости вперемешку с болью пронзила ее тело.

Аканэ закричала.

И даже когда процедуры начинались, даже когда Апостолы Смерти принимались за свои попытки возродить Мистресс 9, Аканэ продолжала отчаянно спрашивать:

— Ранма, где же ты?

И только безумный смех профессора был ей ответом.

Глава 12. Деконструкция Тендо Аканэ.

Она не будет смотреть. Она не будет смотреть. Она не будет смотреть. Все это ложь. Она не будет смотреть. Ничто. Ничто. Ничто это не изменит. Ничто. Она знала, кто она такая: она Тендо Аканэ, и ничто это не изменит. Девять. Девять. Мистресс Девять. Аканэ. Девять. Аканэ. Тьма комнаты просочилась в ее сердце и все, что она видела, окрасилось яростью.

Схватившись за голову, Аканэ закричала. Это был не первый раз, когда она так делала, не будет и последний: ее голос был хрипл, голосовые связки драли горло. Пот давно приклеил ее волосы ко лбу, боль почти заглушила все ее ощущения. Она все еще чувствовала, как психический зонд ползает в ее мыслях, все ища и ища что-то. Ища что-то. Что-то.

Ища Мистресс 9.

Это имя. Оно звало ее, как бы она ни пыталась это отрицать. Иногда ей казалось, что она могла протянуть руку и дотронуться до воспоминаний о ней, но каждый раз, когда она это делала, что-то — ее человеческая часть, наверное — возвращало ее от края пропасти.

Она не будет смотреть. Не увидит. Не увидит, как она парила над телом маленькой девочки. Не увидит, как она смотрела на спектральную форму, парящую над ней.

Плотина рухнула.

Женщина. Мама? Мама, это ты?

— Мама? — спросила она вслух.

Спектральная форма ринулась в ее тело. Женщина что-то прокричала. Что-то гневное. Что-то невнятное. "…прочь из моей дочери!.." Была боль. Ужасная, мучительная боль. Ей нужно было ударить. Ударить куда-то в ответ. Чем угодно. Кого угодно. Ранму?

Нет. Не Ранму.

Ее гнев вышел из тела волной чистой злобы; женщина мгновенно рухнула. Спустя мгновение Аканэ почувствовала, как земля спешит ей навстречу, и странное ощущение двойственности медленно растворяется в едином ощущении себя… а затем наступила тьма.

Свет.

Свет светил ей в глаза. Фонарик? Может быть. Говорить было трудно.

— …Тендо Аканэ… — продолжала настаивать она охрипшим голосом. Она знала, что это ложь, но она все равно будет продолжать повторять это. Она была Аканэ. Она всегда будет Аканэ.

Ужасное, терзающее присутствие исчезло из ее сознания, и, на мгновение, она познала покой.

— Ну? — спросил профессор, когда Эвдиал вышла из изолятора.

Комната наблюдения была холодным, стерильным местом, наполненным мониторами и эзотерическим оборудованием. Профессор сидел напротив одностороннего стекла, глядя на пленницу, что даже сейчас погрузилась обратно в сон. Перед ним стояла исходящая паром кружка горячего чая.

Эвдиал сняла странный, холодный металлический обруч, что она носила на голове, и положила его на стол перед профессором.

— Она там. Ее отпечатки по всему сознанию девушки. — Ей было неудобно. — В следующий раз вы используете сканер.

Профессор улыбнулся и сделал вид, что не слышал последнего заявления.

— Я знал это. Но почему она не покажется? Почему контроль все еще у девушки?

Эвдиал покачала головой.

— Я не знаю. — Она подключила металлический обруч к одному из мониторов. Странное, изогнутое отображение сеток и чисел текло через экран. — Но, может быть, компьютерный анализ записанных мной данных что-нибудь нам сообщит.

Профессор взял кружку и сделал большой глоток чая.

— Может быть, — сказал он и взглянул на дисплей.

Спустя мгновение он нахмурился.

Это произошло, когда одностороннее зеркало взорвалось в их сторону, забросав Эвдиал и профессора сверкающими стеклянными осколками. Глаза профессора широко открылись и, когда он смотрел на девушку на той стороне, его улыбка разрослась до нечеловеческих размеров.

Там, в камере, с горящими вокруг нее обломками стула, стояла прекрасная женщина с длинными-длинными темными волосами, что плащом развевались позади нее, и холодными злыми глазами. Она была одета в длинное, мерцающее черное платье, что приятно облегало ее фигуру, и волны чистой зловещей силы исходили из нее. У нее на лбу была черная звезда — символ Апостолов Смерти.

— В этом нет необходимости, Эвдиал-кун, — сказал профессор, поднимаясь на ноги. Он низко поклонился. — С возвращением, Мистресс 9.

Но женщина только с ненавистью взглянула на него.

— Я УБЬЮ ТЕБЯ! — закричала она, и ее волосы задвигались, отрастая с дикой скоростью, пряди извивались как змеи, когда они протекли через разбитое стекло барьера и быстро схватили профессор и Эвдиал за горло своей крепкой, как тиски, хваткой.

— Но… вы наша союзница!.. — выдавил профессор.

— Ты все время это повторяешь, — сказала женщина. — Но ты допустил одну непростительную ошибку, Герматоид: ты разделил меня и Ранму. Так что… УМРИ! — Длинные концы ее волос плотно стянулись, сжимаясь все сильнее, и сильнее, и сильнее, пока все вокруг профессора не стало чернеть, а затем…

Давление исчезло.

Закашлявшись, профессор рухнул на колени и взглянул в изолятор. Там, на полу, без сознания лежала Тендо Аканэ. Сейчас ее волосы спускались до лодыжек, но это определенно была она; и на ее лбу был начертан знак Апостолов Смерти, видимый всем, кто мог его увидеть.

Профессор и Эвдиал потрясенно переглянулись.

— Это… — начал профессор, — это может быть сложнее, чем я думал.

Ранма спала странно. В зависимости от ситуации (а иногда и одновременно) сон мог быть как глубоким, так и поверхностным. Она могла спать посреди урагана, но немного воды в лицо обычно мгновенно пробуждало ее. В этом случае не было ни воды в лицо, ни урагана, чтобы разбудить ее. Вместо этого, однако, был, пожалуй, единственный другой способ заставить ее оставить свои сновидения позади: запах еды. Кто-то готовил, и пахло хорошо.

Нос рыжей дважды дернулся. Она понюхала воздух. Черт. Не просто хорошая еда, окономияки. Ее глаза распахнулись, и она села.

Мгновенно мир потребовал всего внимания. Все образы, запахи, звуки и ощущения взвихрились на долю секунды вокруг ее сознания, пока мозг не рассортировал их по понятным категориям. Она была в спальном мешке на футоне, что лежал на деревянном полу в гостиной у Рей. Еще несколько спальных мешков, все пустые, были свернуты в углу, соответствующие им футоны отсутствовали, вероятно, убраны обратно в шкаф. Все еще было немного холодно, но солнечное тепло уже начало проникать. Комнату наполнял слабый ветерок и, конечно же, запах окономияки.

Ранма немного посидела в своем спальном мешке, чувствуя на лице ветерок. Затем что-то еще щелкнуло у нее в мозгу: окономияки значит У-тян.

Она почти мгновенно подскочила на ноги, вышла через раздвижную дверь, прошла по коридору и вошла на кухню. Разительный контраст между разными комнатами мог, вероятно, шокировать того, кто не жил в Нэриме. Та часть храма, где жила Рей, была весьма современна; у нее был компьютер, телевизор, повсюду валялись самые разные электронные устройства, все сейчас бесполезные, пока не было энергии. Здесь же все было так же как и, наверное, в древней Японии. Ну, кроме очень современных японских девушек, собравшихся вокруг стола в самых разных костюмах, начиная от синего джинсового комбинезона с желтой футболкой под ним (Минако) и заканчивая школьной фуку (Ами). И там готовила завтрак…

— У-тян? — с надеждой спросила Ранма.

Макото смущенно взглянула на нее.

— Э-э… нет.

— Ранма, твоя очередь! — радостно оживилась Усаги.

— О, — упало у Ранмы настроение.

— Помоги себе сама, хотя, — тут же добавила Макото, — я сделала окономияки достаточно, чтобы хватило всем.

И это тут же вернуло Ранме расположение духа. Она уселась и сразу же зарылась в еду.

— Спасибо, Макото! — сказала она между укусами.

Макото просияла.

Рей подняла взгляд, когда все они закончили с завтраком.

— Ранма-сан, там есть фуро дальше по коридору, но… — они с Ами переглянулись.

У Ранмы сложилось четкое впечатление, что они обсуждали это, прежде чем она проснулась.

— У тебя ведь нет другой одежды, да? — уточнила Ами. Это был не столько вопрос, сколько утверждение.

Сердце Ранмы упало. Она еще даже не задумывалась ни о чем подобном, но теперь, мысли нахлынули на нее с почти шокирующей внезапностью: ее дом был полностью уничтожен — она обнаружила это, когда бродила по городу накануне. Живы ли ее родители?.. Она предположила, что потребуется больше, чем ледяной чего-то-там, чтобы свалить ее старика, но ее мама… ну, она просто не знала.

— Я… — она затихла. — Я не знаю, — сказала она с крошечным намеком на панику в голосе. — Дома нет, но… мне нужно пойти проверить своих родителей…

Унылые взгляды других девушек только заставили ее сердце опуститься еще ниже.

— Ранма-тян, — начала Усаги. Когда Ранма не возразила против суффикса, она продолжила. — Сегодня мы собирались… — она тяжело сглотнула, — …проверить убежища и увидеть, в порядке ли наши семьи. Ты можешь пойти с нами.

Ранма оцепенело кивнула.

— Так как тебе нечего надеть, кроме того, что уже на тебе, — сказала Рей, — ты можешь взять что-нибудь наше. — Она внимательно осмотрела Ранму, оценивая ее сложение. — Обычно я бы сказала, что одежда Минако-тян или Мако-тян подошла бы тебе лучше, но они в такой же ситуации, как и ты, так что, я думаю, тебе придется одолжить что-нибудь мое.

— Я… — Ранма вздохнула и кивнула. — Благодарю, Рей-сан. — Она встала. — Я думаю, мне лучше помыться сейчас.

Рей кивнула.

— Я что-нибудь приготовлю для тебя и положу там, когда ты будешь выходить. У тебя есть какие-то предпочтения?

— Ничего слишком девчачьего, — сказала Ранма через плечо, поднимаясь на ноги. — И я не ношу все эти вычурные ш… — Она исправила то, что хотела сказать. — Мне не нравятся… э-э… вычурные вещи.

Рей странно взглянула на ее лицо, как будто она знала, что Ранма едва не сказала что-то обидное, но ничего об этом не сказала.

— Ничего вычурного, — сказала она со слабым смешком. — Понятно.

Ранма вышла. Найти фуро было не слишком сложно, хотя и пришлось сунуться в несколько дверей. В одной комнате дедушка Рей все еще спал на футоне в углу. В другой Мамору писал в своем дневнике — Ранма не стала ему мешать. Когда она, наконец, нашла фуро, она обозначила его занятым и сняла с себя ставшую довольно грязной китайскую одежду — голубую шелковую рубашку с короткими рукавами и черные брюки.

Нагая, впервые за эти дни, она вылила на себя ведро холодной воды. Холод вытряхнул из ее организма все остатки сонливости.

— Брр! — вздрогнула она, собрала все необходимые принадлежности и принялась отчищать себя от грязи. Она закончила выливанием на свою голову еще одного ведра холодной воды, после чего проскользнула в фуро.

Вода была блаженно теплой, и, когда она погрузилась в нее, она почти представила — почти — что она смогла почувствовать то знакомое покалывание, с которым когда-то давно возвращалось ее мужское тело.

Она опустила на себя взгляд.

Не тут-то было.

Ранма вздохнула.

Аканэ вздохнула.

Было, наверное, слишком наивно надеяться по пробуждении обнаружить спасающего ее Ранму, но, по крайней мере, она надеялась, что не будет привязана к стулу. Хотя… было не похоже, что стул под ней тот же самый, что и раньше.

Она чувствовала усталость. Не сонливость, но истощенность. Все ее конечности болели, а волосы?.. Что с ними произошло? Ее волосы были достаточно длинные, чтобы доставать ей до лодыжек! Она напряглась и смогла взглянуть на них. Ага. Так и есть. Длиннее, чем когда-либо.

Через мгновение она стиснула зубы и выругала себя за то, что думает о чем-то настолько тривиальном, когда она должна пытаться отыскать способ бежать. Ранма не придет. Он понятия не имеет, где она сейчас.