Кто поверит эху? - Часть 3

А деньги все же нужны...

Казна провинции обманчиво близко, доступна — возьми, и никто не проверит. Тори Аэмара, конечно, все сразу поймет, но он сам нечист на руку, не посмеет пока поднять голос. Только последнее дело — обворовывать людей, за которых сам отвечаешь.

А у него средств меньше, чем хотелось бы. Сейчас половина знати Хинаи богаче его. Но что делать, будем использовать то, что есть.

В Столице пока выжидают, но в любой миг все может измениться. А вдоль границы на мохнатых лошадках разъезжают два человека с волчьими душами, старый и молодой, и за каждым их жестом следят готовые в бой солдаты.

Брат... Вчера опять пытался с ним говорить. Толку-то. За эти недели он вроде взял себя в руки. И вроде бы снова принялся за дела, но все будто в полусне, и замкнулся совсем. Всегда равнодушен, если не считать редких вспышек гнева — не таких, как раньше, грозовых, огненных, когда раскатится гром над горами. Больше похоже на то, как вздрагивает земля — и трескаются фундаменты. А о будущем и вовсе лучше не заговаривать. Жаль, не вышло у них с братом воплотить на земле героев-Детей Облаков.

Кэраи подозвал Ариму и распорядился:

— Поезжай в Храмовую Лощину, поговори с настоятелем. Пусть подготовят место для мальчика. А я пока улажу здесь все вопросы.

— Но его отец... если не согласится?

— Никаких "если" не будет. Проследи, чтобы все было готово к завтрашнему вечеру. И чтобы Тайрену никуда не отпускали одного, даже ходить по храму. А затем возвращайся, займешься нашими сборами. Предстоит долгий путь...

Глава

Конь был отличный, выносливый, с легкой головой и длинными ногами. Он бежал так свободно и быстро, что, казалось, и на снегу не оставит следов. Этого красавца жалко было гнать так нещадно, только выхода не оставалось. А на середине пути придется купить другого.

Лиани в жизни столько денег не видел, сколько у него сейчас было, если в деньги и коня перевести. Но отказываться — лучше уж и вовсе не браться ни за что. Разве пойти ограбить какого-нибудь богача? Все равно со всех сторон виноват.

Лайэнэ заверила, что для нее эта сумма немного значит. А раньше была Нээле-посланница, она не свои отдавала... но тоже ему. Кажется там, на небесах, с узором его судьбы забавляются дети, выворачивая наизнанку все, что когда-то считал единственно правильным.

Конь летел, полыхающая стрела среди припорошенных белым склонов. Отследить путь актрис оказалось несложно, они ехали самой простой дорогой, да и запомнили их. Называли и некоторых девушек, и хозяйку труппы — но про Нээле не вспомнил никто. Только это не значило ничего, она бы наверняка держалась в тени.

Отдыхать приходилось, и сдерживал себя, чтобы не перейти грань, сохранить силы. Но скоро оставалось за спиной очередное селение.

Иногда чудилась черная птичья тень, и он невольно подгонял скакуна. Потом оказывалось, пролетела черная галка, или мягкие крылья совы гладят сумерки. А больше нет никого, один.

Никогда не забирался так далеко на север. И вправду — глушь, со всех сторон лес, порой на широких прогалинах либо дым очагов, либо ночные огни. Нет городов, только деревни, большие и маленькие. Тут где-то живет его старшая сестра, замужняя. В другие бы дни обязательно заглянул.

Луна усыхала, и все ближе становилось до цели, крепости Трех Дочерей. Когда окажется там, будет новолуние, темнота. А что в ней?

**

Нанести на лицо белую краску, чтоб его хорошо было видно из зала. Палочкой прихватить пасту из кармина и воска, нарисовать губы, круглее и меньше собственных. На глаза — яркую зелень, краска из ярь-медянки. Много, все веки закрыть. Брови сделать приподнятыми, как птичьи крылья, в противоположность дугой изогнутым, удивленным на лице Госпожи.

Как жаль, что запасы подходят к концу, тут, в этой дыре, не найти хорошего грима. То, что продают торговцы, пахнет не цветами, а каким-то прогорклым жиром. Неужто придется мазать этой дрянью свою кожу?

Местным девкам с Веселой улицы все равно, и посетителям их все равно... а здешние артистки того же сорта, умеют только кривляться и готовы идти с любым.

Неужто их ждало то же самое? Но госпожа Акэйин оказалась местным не по зубам. Ее труппа живет в тепле, чистоте и не бедствует. И мужчины здесь ничего, хоть и грубоваты.

— Принеси мне другие цветы, эти в прическе не держатся, — Сэйэ ухватила за юбку пробегавшую мимо Юмиэ. — Из вишневого шелка!

— Сама не тряпичная кукла, можешь встать и выбрать, что хочешь!

— Тупица! Мне сейчас петь, что же я буду в сундуках рыться, сбивая дыхание!

Юмиэ хотела было что-то сказать, но потом махнула рукой и отправилась за цветами. Как она раздражала своим нытьем: "Прошли темные дни, надо отправить людей за Нээле, как там бедняжка". А ведь хозяйка вот-вот и впрямь этим займется, еще получше узнает местных и найдет, кому поручить. А ведь это из-за приблудной вышивальщицы все пошло вкось... И едва тут наладилось — снова судьбу испытывать?!

— Выходи уже! — раздалось чье-то шипение из-за ширмы. — Хватит зеркалу глазки строить!

В зале смеялись; много пришло народу.

Сэйэ подхватила тяжелое покрывало и веер, заторопилась на сцену.

Роль Госпожи была в этой пьесе не главной. Ловкая Служанка, обводящая ее вокруг пальца — вот кто вызывал неизменные симпатии публики. Сэйэ знала, что ей любуются — особенно в миг, когда покрывало становится то дождем, то ночью, а веер — мотыльком, огнем и ветром. Попробуй-ка сделай это всего лишь движением рук!

В перерыве жадно пила яблочную воду, отойдя в сторонку от всех. Предстояло самое сложное, танец-обман, "превращение" служанки в лису. Как жаль все-таки, что смотрят на них всего-то вояки крепости, пусть и большой, да ремесленники. Отсюда и Осорэи кажется островом счастья, а ведь недавно собиралась оставить его, поискать удачи в Срединных землях... Домечталась, тупица. Нет бы благодарить ежечасно за то, что было, за того, кто был!

На сцене Юмиэ ударила в гонг — вторая часть началась.

Госпожу играла Тиан, робкая девочка, правда, голосок у нее был — заслушаешься, малиновки бы от зависти утопились. Но самые яркие роли эта тихоня еще ни разу не получала. Она замешкалась было — появилась не сразу, актрисы уже хотели искать. Возникла в коридоре, приложив палец к губам, мол, расспросов не надо, в порядке все, и выпорхнула на сцену. Сэйэ знала, что она там делает — якобы собирает цветы для свидания. Сейчас будет прихорашиваться, пытаться все драгоценности разом надеть — да только вот как? Ну, плутовка-служанка поможет...

Девушка не сдержала улыбки — очень уж любила эту свою роль. Тоже ступила на чуть шершавые доски сцены.

Госпожа сидела у столика, в широкой синей накидке, из-под которой спадало белое домашнее одеяние. Волосы связаны тяжелым узлом, из которого на спину падает длинная прядь, черты лица полускрыты гримом.

— Где мой веер? — произнесла реплику Госпожи Тиан.

Сэйэ подала заготовленный, отметив, что голос той звучит немного иначе.

— Нет, не тот, — капризно сказала партнерша, и вновь протянула руку. Будто из ниоткуда, а на деле из рукава Сэйэ новый возник, переместился в руку Тиан.

Сейчас и третий... Коготками беспокойство по спине пробежало. Все вроде как надо, только... а где прежние веера? Тиан всегда складывала их на столик перед собой. А сейчас они исчезали также, как и появлялись. Но эта девчонка сроду не была такой ловкой...

Перешли к украшениям. Сейчас гребень понадобится...

— Где амулет, Сэйэ? — произнесла Госпожа, и актриса открыла рот — ответить заготовленную фразу, и осеклась. Что?

— Госпожа? — девушка решила, что у Тиан в голове что-то помутилось. Эх и достанется ей после спектакля! И сама Сэйэ добавит!

Тем временем Тиан повернулась к ней, поднялась — и шагнула к опешившей девушке, улыбаясь.

— Небо зрячее! — пробормотала девушка, отступая. Это была не Тиан, а кто-то другой... выше, и двигался вкрадчиво, как не умела глупышка-партнерша, и лицо под слоем грима было иным. Достаточно сходства, чтобы издалека обмануть, но не вблизи.

А публика ждала, и, верно, не заметила маленького изменения.

— Ах, амулет, госпожа? Этот? — Сэйэ извлекла из-за пояса одно из украшений. — Да-да, именно его мне продал монах за целых пятнадцать монет... в нем чешуйка небесной рыбы, придающая красоту!

Тихий смех услышала девушка. Кто бы ни стоял напротив, прикрывая часть лица рукавом — в глазах его мелькнуло озорство. Фигура в белом и синем снова скользнула за столик. Пьеса продолжилась.

Девушка сама не поняла, как доиграла до конца. Те, кто еще выходил на сцену, похоже, не поняли ничего. А она поняла, знала эти движения. В обычной жизни он двигался иначе, но там, за кулисами, в шутку передразнивая актрис... И руки эти знала — как не поняла сразу! — и наклон головы...

Публике нравилось.

Голос выдал бы, но тут Госпожа говорила немного, и все ее песни успела исполнить Тиан.

Его нет в живых, им сказали...

Он был лучше Тиан. Куда свободней, а разницу в росте скрывал, отступая назад, и каблука на обуви не было. Да и не настолько уж была велика эта разница...

Публике нравилось...

Еще немного, и я упаду, понимала Сэйэ. Но... он жив. Почему я не радуюсь?

Одобрительный шум в зале: конец представления. Короткий поклон от того, кто стоит напротив — ей, Сэйэ. Почему?

— Амулет-то где? — тихо-тихо.

— Не знаю... где-то в горах, у Нээле... неподалеку.

Тиан нашли без чувств за ширмами в комнатке для реквизита. Понадобилось много усилий, чтобы к ней вернулось сознание. Что произошло, девушка не запомнила. А Сэйэ молчала о том, кого видела.

**

Словно только заметил — на ткани, которой обтянули стены, почти не было узора — только легкие наброски осоки. Ее очень много в Мелен, это озерный край...

— Сдается мне, вы задумали что-то опасное, — обронил Айю, в темно-малиновом своем одеянии напоминая огромную ягоду, и вышитые тонкие серебряные круги довершали сходство. В соседних помещениях трудились одинаковые чиновники, разбирая доклады, рассчитывая траты и продовольствие. А сюда, в комнату с бледно-зелеными окнами Кэраи приходил, когда того требовали дела, чтобы не заваливать дом охапками документов. С Айю часто виделись именно здесь.

Он был добрым, этот неутомимый пожилой человек. Давно овдовел, дочь умерла при родах, совсем близкой родни не осталось, из прочей все занимали хорошие посты и верно служили. А сам он был вернее их всех. Вставал на заре, поздно ложился. Никогда не болел, не позволял себе. А ведь ему много лет, и такое сложение, что неизбежны болезни...

Он любил заваренные летние травы. Много чего еще знал Кэраи о бессменном помощнике Дома, но все было как бы на бумаге, а вот про травы эти почему-то помнил всегда. Будто грузную, немного неловкую фигуру с кучей свитков, среди туши, кистей и бумажной пыли неуловимо сопровождало лето с запахами клевера, шалфея и чабреца.

Если все закончится плохо, он умрет одним из первых.

— Эта весна будет худшей в Хинаи за многие годы, — сказал младший Таэна, пристально изучая лицо помощника. Зеленоватый ли отсвет от оконной бумаги придавал ему такой нездоровый вид? И сидит не как обычно, а будто чуть сгорбившись. Можно спросить о самочувствии, от Кэраи не прозвучит оскорблением, только ведь правды не скажет...

Айю прищурился, вглядываясь в лежащую на столике карту:

— Западный округ?

— А, пустое.

Кэраи сложил лист бумаги, который рассматривал, будто бы невзначай отодвинул на край стола.

— У всех нас сейчас одна забота, что у чиновников высокого ранга, что у крестьян. Выжить в тех переменах, что будут вскорости. Я подумал — если отправиться лично в Столицу? У меня сохранились связи, друзья...

— Может быть, уже нет, — нахмурился Айю. — Жизнь там — вода, все утекает быстро.

— И все же при личной встрече можно добиться большего.

— Можно-то можно, только слишком далек путь, да и опасно пташке лететь прямо в клетку.

— Думаете, меня бы там задержали?

— Возможно...

— Так же и я решил, — покладисто сказал Кэраи. — Вы совершенно правы. Бессмысленно это. Поэтому я поеду в Мелен. Эта провинция рядом, тень Птицы еще не до конца простерлась над ней, а глава тамошний очень любит деньги.

— Хотите получить там военную помощь?! — голос помощника стал громким и странно тонким.

— Почему бы и нет.

Айю шумно вздохнул — похоже, старик испугался.

— Столица этого не одобрит...

— Но и не запрещала, верно? Пока эти войска местные, а не ее.

— Если Мелен на это пойдет... как бы не стать мятежниками.

— Потому что не хотим впустить на границы орды рухэй?

— В любом случае, такой договор... как бы ни обвинили в измене.

— Разве я прошу помощи у чужеземцев?

Айю смотрел, покачивая головой, будто не узнавал так давно знакомого человека. Лунное его лицо было обеспокоенным и оттого казалось каким-то детским. А, пропасть... что говорить. Кэраи и сам себя перестал узнавать. И надеялся, что Айю успокоят его слова, хотя все сомнения обоснованы, даже более чем.

Помощник шевельнулся в кресле раз, и другой:

— Почему вы хотите поехать лично, а не послать письмо?

— Такие вещи нельзя доверять бумаге.

— Тогда отправьте подходящего человека.

— Это я сделать могу, но кого? Вас? Аори Нара? Он сделает все, что возможно, но ездить верхом не способен, в повозке путь окажется очень долгим. Из прочих кто-то необходим здесь, а кто-то надежен, но неопытен... Меньше года прошло, как я здесь, не успел подготовить себе порученца.

"А прочих сам постарался оттолкнуть от нашей семьи".

Айю молчал.

— Остается надеяться, что за время моего отсутствия ничего не случится, — закончил Кэраи.

— Но что скажет ваш брат? Он не простит военных договоров за его спиной, да и вряд ли вам удастся вести эти переговоры без письма генерала.

Какой все-таки проницательный этот старик.

— Ну, это уж моя забота, как получить нужное. Не советую обсуждать это с ним — знаете ведь, каков он сейчас. Я сумею подобрать слова для него.

Легко отошла створка двери. Грузная фигура в темно-малиновом заколыхалась в коридоре, медленно удаляясь. Даже спина выглядела глубоко несчастной. Кэраи глядел вслед Айю, сминая в руке лист с набросанным самым коротким путем до Мелен. Знал бы ты, верный помощник Дома, что я не собираюсь просить и оправдываться, думал он. Когда согласие главы Мелен будет у меня... там посмотрим, что делать. Половина военачальников согласны со мной, они помогут убедить брата.

Ну а если не выйдет, то он ни при чем. Все власть имеющие знают, что в последнее время между нами пролетела стая ворон.

А письмо... доступ к печати у меня еще никто не отбирал.

**

Еще молодой, невзрачной мышиной внешности, слишком тихий и правильный, Кая из казначейства был из тех, кому повышения по службе не видать никогда. Сын мелкого чиновника, обреченный всю жизнь провести таким же. Тори Аэмара видел Кая несколько раз, пару раз говорил с ним, подтвердив первое впечатление. Удивляла только едва заметная неприязнь, которую вызвал в нем этот неприметный труженик. Не того ранга фигура, чтобы вообще испытывать к нему что-то.