Четыре возраста Нулизы-сан

Есть, оказывается, общие культурные коды — и там, и тут. Может, в сытое время пиндосы говорили с братвой иначе. Но проклятое время не пощадило даже пиндостан — и образцовые капо внезапно заговорили с настораживающими нотками вологодского конвоя.

Сокамерники переглянулись, толкнули друг друга в тощенькие бока.

— Что, косцакен, возврат на родимые клюквы?

— Под клюквы, деревня. Под развесистые клюквы.

И негры обидно заржали.

— А у них есть клюквы?

— У них есть что хошь. По телеку же показывали. Как это? “Родина слонофф”, вот.

— Цыц, чурки, — огрызнулся уходящий. — Молитесь своему джо, чтобы я не вернулся.

— Джа, а не джо.

— Джо. Неуловимый. Потому что нахер никому не нужен.

— Нет, чувак. Это ты очень сильно не прав. Ты обидел брата. Это не хорошо. Это...

Не давая негру накручивать себя и дальше, вызванный зек сильно толкнул сокамерника в цыплячью грудь, от чего тот сел на нары. Сам же повернулся и вышел прежде, чем остальные обкурки сообразили, что случилось. Так-то негры попались мирные. Немирных сейчас до камеры не доводят: убит при задержании, да и вся недолга. Поговаривают, что и дома нынче также. Или еще и покруче. Да пусть говорят: воровской ход сам Хозяин сломать не сумел, хотя ссучивал целыми лагерями... Вот этого сиделец представить не мог, сколько ни читал и ни слушал бывалых. Ну, одного сломать — для опытного кума невелика задача. Ну, опутать активом весь барак: вроде как жучков завести в муке, насрал — тут и они. Ну, ссучить угловых — их немного. Ведь углов только четыре. А всю зону — как?

Тут размышления зека прервал старший конвоя:

— Лицом к стене. Руки на стену! К досмотру!

Охлопали, ощупали. К важному кому-то...

Стой, какое к важному? С вещами!

С вещами — и шмон, как перед выходом за нитку. Это лишь одно может значить. Переводят. Куда? Господи, куда же? Хоть в Аризону, только бы не назад! Не для того же он трюмную воду пил, мореманам за провоз отдал последние зубы золотые — чтобы в родимой итэка срок мотать!

В приемнике сидельца встретили родные лица: прямо с плаката.

— С чистой совестью — на волю?

— В пампасы! Ковбой, гы!

— Целый самолет за тобой пригнали. Гордись, гражданин... Гражданинчик, тля!

— Сержант, разго-ово-о-орчики о-отставить! До-окументы на заключенно-ого попро-о-ошу...

И ведь на инглише базарят, красноперые — а слышится родное вологодское оканье...

А по-родному выходит жопа. Не та статья у него, чтобы дома ему газеты читали. Сильно не та. Не церемонился он с лошьем — да на то и лох, чтобы приварок был не плох. А как совсем горячо стало, правильный пацан слинял вот за большую воду и сидел себе в уютненькой здешней крытке. Тут крытка такая, что на воле страшнее. Вольняшки кидались друг на друга войнами, а в промежутках героически отстраивали порушенное, зарабатывали себе инвалидность на дезактивациях, бились колами за озеро с чистой водой — село на село, как раньше за землю. Ну, и жрали крыс пополам с тараканами, по рецепту еще “сахалинчиков” — один усатый на одну крысу. И при всем при том вольняшки вполне исправно платили налоги — в том числе и на содержание тюрем. На то, чтобы ему — в числе прочих — сиделось не холодно, и чтобы его неотъемлемые права не попирались... Одно слово — пиндосы, Хозяина на них нет.

Но там, куда его сейчас отвезут, все по-другому.

И теперь что? Лес валить, рукавички шить?

Так ведь припомнят ему. Все припомнят. И подвальчик, откуда крики не доносились. И киоски отжатые. И машины сожженные. И много еще такого, чего теперь — по зрелому возрасту — сам он даже чуть стыдился... А там не тут — везде найдут!

И кинулся было сиделец прямо к двери — ни на что уже не надеясь, просто звериный ужас требовал от организма хоть какого движения, лишь бы скорого! — но вологодский конвой не почетный караул перед Мавзолеем. Эти уж если подымут ножку, так попадут в самое куда требуется.

Сидельца живо скрутили; оказавшийся в конвое лепила с мерзкой улыбочкой вытащил шприц. Пендосские охранники наклеили фирменно-тошнотворные улыбки: еще одним говнюком на иждивении меньше, что не радоваться?

Укол подействовал, и возвращаемый на родину зек своими ногами, умиротворенно щурясь на солнышко, зашаркал в распахнутую дверь.

* * *

Дверь быстро и плавно распахнулась, едва не ударившись о стену. Ошалело моргая, Егор смотрел, как прихожая родной квартиры наполнилась людьми; впереди всех уверенно вошла белокурая бестия, всего два дня назад виденная им в новостях. Строгий черный костюм, светлые волосы, азиатский разрез глаз на европейском лице; глаза, конечно же, бирюзово-зеленые. Гостья без вопросов направилась в кухню — а прихожую заполнили чернокительные, златорукавные моряки. Среди черных свечой пылала рослая блондинка в темно-вишневом, а уже третьим эшелоном, только головы через дверь всунули — городской камуфляж, опущенные забрала, черные разгрузки да красные нашивки — родной ОМОН, куда же без них... Хоккеист Егор помнил их по матчам, где сине-серые ловко и безжалостно растаскивали драки болельщиков, и сейчас даже поежился.

Гостья остановилась в двух шагах от входа, где от неожиданности замерли Луиза и вцепившийся в нее парень. Егор заметил, что гостья с трудом удерживается от желания тоже схватить Луизу за руки или в обхват — и неосознанно притянул девушку поближе, как притянул бы сестру, пряча от порыва метели.

— Доктор наук, профессор императорского университета Токио-три, Акаги Рицко.

Папа искал в холодильнике нашатырь и не ответил. Дядя Витя выкатил глаза, окончательно превратившись в совенка, и промолчал тоже. Акаги окинула немую сцену взглядом. Не дождавшись ни ответа, ни привета, прищурилась:

— Бога из машины заказывали?

Из прихожей протолкалась та самая вишневая свеча — гвардейского роста, тоже светловолосая. Ухмыльнулась:

— Не скребет — оплачено!

Солнечный блик от стенки холодильника высветил ветвистый след ожога на правой щеке второй женщины; Луиза остраненно заметила, как здорово сшит по фигуре костюм цвета темной крови, и как точно — самую чуточку повыше колена — выбрана длина простой прямой юбки. Ох, нескоро у нее самой будут ноги и колени не хуже...

Боже, о чем она думает!

Луиза посмотрела на Егора виновато. Но тот, как все мужчины, ничего не понял — и ответил идиотской улыбкой, явно довольный, что можно невозбранно потискать девушку, вроде как укрывая от жестокого мира. Вот ведь защитничек, все бы ему приключения!

На парня посмотрели обе гостьи. Акаги Рицко спросила вполголоса, не поворачивая головы:

— Ты-то как здесь?

Рослая поморщилась:

— Я везла новости от... Ученицы. Твоей. И тут вызов.

— Ну да, ты ведь... Представься, что ли.

— Прошу прощения, — обычным голосом сказала тогда рослая. — Корабль Тумана “Владилена”. Но мне привычней, когда меня называют “капитан”. Меня так звали, когда я была человеком.

Дядя Витя громко хмыкнул.

— Да-да, — ласково поглядела на него Владилена, — та самая. Первая операция.

И обе женщины опять уставились на Егора — тот сделал осторожный шаг ближе к середине кухни, увлекая за собой девушку. Хорошо, что проект чешский то ли польский, кухня двенадцать квадратов, есть куда отступать... Егор посмотрел на пол — на желтоватой плитке красноватая точка. Должно быть, мать свеклу варила, да и капнуло... Парень попытался потереть пятнышко носком тапка — но розовая точка переползла на шлепанец.

Это лазерный целеуказатель.

Как там говорили Крутые Парни в кино: “По тебе работает снайпер”.

Настоящий!!!

Интересно, где сейчас Крыс и вся его дворовая банда? Любители настоящего, чтоб им осьминога в трещину. И кирзачом утрамбовать. До характерного щелчка! Настоящего.

За спинами женщин в кухню осторожно всунулась пара широких, высоких моряков. Оба немолоды, но без признаков дряхлости, в безукоризненно-строгих кителях, с наглаженными стрелками на брюках, и все рукава в завитушках высоких званий. Кухня сразу сделалась вполовину меньше.

Правый моряк легонько развел руками, громко прошептал соседу:

— Так что, товарищ начальник, самоволка — только и всего.

— Ну и нахер ты мне нужен, если не можешь такое пресекать?

— Товарищ адмирал, я бы попросил! — правый обиделся. — Моя система ловит мудаков и нарушителей. А тут всего лишь дети хотели пожить нормальной жизнью. И вообще! Вот я в юности встречался с девчонкой, которую родители отдали в пять секций. Типа, ей некогда будет по парням бегать. Так я скажу вам без ложной стыдливости, на предмет скоростного траха в любой позе равных ей не было.

Позади моряков приглушенно заухали омоновцы, давя неприличное ржание.

Тут мама, наконец-то, вдохнула нашатыря и села на табуретке прямо. Папа, в свою очередь, выдохнул. Но тоже, вместо вежливого представления, хлопнул глазами на гостей:

— Доктор Акаги?

Рицко вздохнула:

— Как что, так сразу доктор Акаги! Я вам справочник по планете Земля? Это вообще Майя придумала!

— А... Которая из Туманного Флота? — отмер Егор, сам поразившись, насколько детски-тонкий у него сейчас голосок. Перед Луизой стыдно. — Из последней серии “В гостях у сказки”?

— Ибуки Майя, которая из НЕРВ, — пояснила Рицко. — Итак, Ромео...

— Меня Егор зовут.

Дядя Витя подал папе чайную ложечку с корвалолом. Тот понюхал и всхлипнул от отвращения. Правый моряк, презрительно покривившись, вынул прямо из рукава плоскую белую фляжку, протянул было. Рицко, не оборачиваясь, перехватила эту фляжку и поставила пока на стол — рядом с розовым чайником. Вышло красиво: точки целеуказателей раскрасили белую нержавейку в розовый мелкий горошек, под цвет чайника.

От папы дядя Витя обернулся к входу, привстал на носки и поверх моряков заглянул в прихожую:

— ОМОН? Вы же понятия не имеете, как с канмусу обращаться. По привычке завопите: "На пол, руки за голову!" — а девочка с перепугу метаться начнёт.

Моряки чуть разошлись по сторонам, и Луиза смогла разглядеть бойцов посреди прихожей. Возле той самой, непонятно зачем повешенной, картины.

— А это и не ОМОН, — сказала девушка. — Это спецгруппа из нашей Школы. Мы с ними тренируемся, так что я хорошо их помню.

— Что до нашивок, — прибавил правый моряк, — то сами должны понимать. Одно дело, когда по городу бежит ОМОН брать Ваньку-пьяницу, идущего с ружжом освобождать Харбин. И совсем другое, когда спецотряд Школы едет вязать свихнувшуюся канмусу, которая способна от Харбина до Порт-Артура сотворить землю пусту. Зачем лишняя паника? — моряк подмигнул:

— И так страшно!

Виктор снова сел на скрипнувшую табуретку, продолжая окидывать всех внимательными любопытными взглядами. Папа все не отходил от мамы, оба молчали. Вошедшие женщины спокойно разглядывали белый потолок и желтоватые плитки пола. Моряк договорил:

— Настоящий ОМОН внешнее оцепление держит и снайперов прикрывает. Ну, что я вам тут секретный план буду раскрывать. Хотя и вы подписку давали. Вы тоже из спецпроекта, просто не из этого. Да-да, не вскидывайтесь так, Виктор Семенович. С вашими кураторами от “Экрана” мы первым делом связались. Чудный град Владивосток, обычных людей почти не осталось, в кого ни ткни — специально обученный. А то и вовсе особого назначения... Теперь, пожалуйста, присядьте, и пусть профессор дальше скажет.

— Еще полгода назад я не знала бы, что тут можно сказать. Но сегодня... Благодаря Майе у меня имеется предложение. А у тебя, — Рицко посмотрела на Егора без капли сочувствия, — соответственно, имеется шанс.

— Шанс на что? — отмер и папа, героически пропихнувший в себя корвалол.

— Стать с ней вровень, — кивнула на Луизу доктор Акаги. — Что исключит саму проблему. Да и у девочки появляется надежда...

— Не оставаться вечно девочкой, — хмыкнула Владилена. — А чего вы так вытаращились? Не будь этой проблемы, с чего бы сюда столько всего нагнали?

Мама приготовилась было сбежать обратно в обморок, но папа не хотел оставаться потом крайним за все, и ловко поднес ей надушенный нашатырем платочек.

Рицко продолжила:

— Мы недавно собрали опытную партию “Серафимов”. И пробуем новый ритуал Призыва.

— А в чем соль? — дядя Витя уже освоился.

— Все просто, — мило улыбнулась Рицко, едва не уложив маму в обморок снова. — Мы исходили из парадигмы сотрудничества с костюмом. Мы тут за... — доктор наук остановилась, и Владилена вежливо подсказала правильное слово:

— Затрахались.

— ...Воевать — все-таки Третья Междумировая, немножко уже надоело. Мы строили костюм канмусу как союзника и помощника. И потому на ритуале Призыва костюм не давал нужного резонанса с мужской психикой. А сейчас мы попробовали другой подход.

Егор опередил всех:

— А почему раньше не догадались, если это так просто?

— Блядь! — ровным тоном сказала доктор наук, профессор императорского университета Токио-три, Акаги Рицко. Видя, что парень так и не выпустил курсантку из рук, Владилена не согласилась:

— Он заслуживает, самое малое, ответа. И я отвечу. Егор, как по-твоему начался апокалипсис?

Хоккеист пожал плечами. Владилена хмыкнула:

— Вот как ты себе это представлял? Просыпаешься такой, а на потолке надпись: “Конец света. Всем выживать!” И ты такой за окно глядь — а там суровые мужики на “уралах” с калашами туда-сюда. И зомби с мутантами вперемешку. Ну просто никогда этого не было — и вот опять?

Моряки заулыбались. Даже папа выдавил слабенькую улыбку.

— И ты такой: ага, этого-то я и ждал. Верно? Из-под кровати рюкзак, из шкафа верную “Сайгу”, на плечи горку, на лапки берцы — и начинаем типа выживать?

Представив себе Егора за процессом одевания, засмеялись решительно все — даже он сам. Подождав, пока люди отсмеются, Владилена сказала:

— Да мы добрых полтора года тупили: отчего у нас корабли пропадают? На немцев грешили, на штатовцев. Потом нам казалось, что справятся корабли Тумана. Но из ружья можно тигра шлепнуть, комаров так не перебьешь. И мы теряли корабли Тумана, каждый месяц теряли.

Вступила Рицко:

— Потом каждая страна пыталась отбиться сама. Чтобы не влезать в долги. В зависимость от соседа или от мощного геополитического блока. Чтобы не признавать слабость. Ну как же — мы Туман победили! А глубинные тем временем жрали. Постройки в море, подводные рудники, совместные проекты, ресурсы, людей и опять же ядра Туманников.

— А мы выстраивали исландский барраж. Таскали железо и фосфаты с другой стороны земного шара, — пробасил правый моряк. Левый добавил:

— Налаживали конвойный путь через Ледовитый. Там-то я в тридцать пять годов первую группу получил. Ревматизм.

Все замолчали. Пятнышки целеуказателей синхронно передвинулись по столу на пол, а потом исчезли вовсе. Сперва Егор этому обрадовался, а потом только сообразил, что теперь эти пятнышки на чьих-то спинах. Доктор Акаги продолжила:

— В первых опытах Призыва приходили только девушки. И только в какие-то славные, священные для флота места.