Возвращение Героя

Гилберт медленно оглядел помещение, после чего прикрыл глаза и пошел вперёд, напустив в разум холодной решительности. Он был обязан узнать, что за ужасы здесь происходят.

— Это он! — старик остановился перед прямоугольным контейнером, сокрытым чёрной тканью. Он тут же схватил ткань двумя руками и сдёрнул вниз, являя миру содержимое капсулы. — Мой... сын!

В сиреневой жидкости плавал ребёнок. Мальчик с небесно-голубыми волосами, как и у большинства кукол Мастера. Его кожа была настолько тонкой, что просвечивалась, глаза были прикрыты, а в груди раз в несколько секунд бился голубой огонёк, будто обозначая удары сердца. Казалось, что мальчик спал, но он не дышал. И, за исключением исходящего из груди подрагивающего света, он не подавал признаков жизни.

— Что... что это? — вырвалось из Гилберта.

Это существо выглядело, как человек, но оно точно им не являлось. Это было чем угодно, но не человеком! Старый гоблин впервые за всю свою долгую жизнь ощущает нечто подобное, нечто настолько тёмное и зловещее, исходящее от якобы живого существа.

— Это мой сын, — повторил Карло, прикасаясь к пробирке рукой. Из его глаз побежали две дорожки слёз, а на лице расцвела наполненная любовью и волнением улыбка. — Правда он прекрасен?

Гилберт дёрнул себя за уши и перевёл взгляд на низ пробирки, где была написана фраза: "Я настоящий мальчик. Буратино."

— О, ты заметил? Я назвал его Буратино. Он — воплощение моих грёз, желаний и иллюзий. Моё величайшее творение! — воскликнул мужчина и еле слышно добавил: — И мой величайший грех.

— Все эти мужчины, женщины и дети... кто они?

— А-а, этот материал? — Карло ещё раз вздохнул, поморщился и махнул рукой, будто прогоняет назойливую муху. — Бездомные и сироты. Этого отребья везде хватает, а за звонкую монету некоторые готовы доставить их даже в наш уютный город. У них не было жизни, не было цели, вот они и стали частью чего-то великого! Частью моего сына... они живут внутри него, и их жизни больше никогда не будут столь бессмысленными!

Гилберт поморщился от безумного голоса старца, на мгновение прикрывая глаза от новой вспышки злости, но закалённому разуму удалось подавить её.

— Карло, а что король? — спокойно спросил маг, ещё раз осматривая плавающее в пробирке существо. — Разве он не против твоих... действий?

— Конечно же, нет! — воскликнул мужчина, эмоционально хлопнув в ладони. — Он только "за"! Ха-ха-ха, старый идиот думает, что я создаю очередное оружие для его игрушечной армии... он так слеп, так недалёк!

— А твой сын... Буратино — не оружие? — Гилберт продолжил выпытывать информацию.

— Нет! — глаза Карло блеснули яростью, а трупы, усеивающие мастерскую, начали медленно, словно изломанные куклы, подниматься на ноги или другие конечности, если они присутствовали. — Это мой сын! Он самое светлое, самое непорочное существо, которое только можно придумать! Он рождён человеческим гением! В нём нет порока любви, он не появился из лона матери! Он идеален... Мой мальчик — самое светлое, что есть в этом тёмном, погрязшем в грязи и пороке мире. Разве ты не видишь?! Ты должен увидеть!

— Я вижу, — спокойно произнёс Гилберт, лучезарно улыбаясь пухлыми губами. Он опасливо косился на поднявшиеся трупы, устремившие взгляд на гоблина. Но как они поднялись, так они и попадали, следуя приказам успокоившегося Мастера. — Всё нормально?

— Да... Да, извини, я не должен был так выражаться, — на лице Карло вновь застыла та же дружелюбная улыбка, вот только глаза продолжили пылать двумя алыми огоньками. — Последнее время я плохо сплю. Понимаешь, у меня есть умения. Есть талант. Но я всегда жалел, что у меня никогда не будет наследника... это цена за мои способности. Наверное, поэтому я всегда мечтал воспитать сына.

Карло приложил лоб к капсуле и устало улыбнулся, продолжая свою тихую речь. Исповедь:

— Я работал не покладая рук, пытался найти лучший материал, из которого можно было бы создать... его. Но ничего не выходило! Дерево, керамика, металл и камень — всё не то! Всё, за исключением... плоти.

— И сколько "плоти" прошло через твою мастерскую? — медленно произнёс гоблин, облизнув пересохшие губы.

— Много, — кратко отозвался мастер, прикрывая глаза. — Тысячи, десятки тысяч душ. Все они становились одним целым, превращаясь в моего сына. Разве это не прекрасно, а, Гилберт?

— Прекрасно.

— Я знал, что ты поймёшь меня! — широко улыбнулся Карло, отстраняясь от капсулы. — Знал!

— Ну что ты, мы ведь столько знакомы? — улыбнулся гоблин, в уме скривившись от своих слов. — Я и подумать не мог, что ты занимаешься подобным!

— Ха-ха-ха, у всех ведь свои хобби, так? Ничего, я... я закончу Буратино, а потом сделаю тебе кролика. Хорошо? Я так решил, хоть и зарёкся создавать что-либо после своего сына, но разве я могу оставить ученицу своего лучшего друга без столь простого подарка? Ведь так?

— Благодарю, Карло, ты просто спасаешь меня! — Гилберт подошел и крепко пожал руку Мастеру, после чего сделал вид, что удивился. — Ах, который час?! Глупый-глупый Гилберт, снова забыл! Мне срочно нужно по делам, я ведь назначил встречу!

— Уже? — печально вздохнул безумный мастер, после чего ободряюще улыбнулся. — Раз нужно, значит, нужно. Пошли, я проведу тебя! И Гилберт.

— Да?

— Я обязательно приглашу тебя на его день рождения, идёт?

Гилберт широко улыбнулся и кивнул, в уме обдумывая свои следующие шаги.

Вообще, ему должно быть плевать на это королевство и людей, но... здесь столько загубленных душ. Дети, обычные молодцы и старики — их всех использовали, как материал! Это шло вразрез с кодексом чести старого гоблина, ведь даже у такого создания, как он, есть эта глупая и ненужная вещица. Но именно эта вещица делала из Гилберта того, кем он сам мог гордиться.

Поэтому сейчас он отправится в магическую ассоциацию, а потом... потом он лично придёт с остальными и уничтожит проклятую мастерскую с его бывшим другом. Потому что он обязан это сделать. В ином случае, как он сможет смотреть в глаза Голдрима и Трин? Как он сможет смотреть в зеркало, припоминая обезображенные лица ни в чём не повинных людей, детей... в эти пустые глаза?

— Прощай, Карло.

— До встречи, Гилберт, ха-ха!

-= Лес Тысячи Троп. Сердце леса. =—

Я спал. Откуда я знал, что сплю? Ну, я плавал в вязком тумане, а любые попытки что-либо сделать ни к чему не приводили. Значит, я спал.

Или погиб?

Нет, от смерти другие ощущения. Я до сих пор помню холодные объятья бездны и леденящее душу спокойствие, а сейчас всё было иначе. Было тепло, немного скучно и как-то неспокойно на душе. Ведь меня сейчас тащат в поселение, а я сплю, что вполне логично. А если Вождь решит поубивать нас? Я ведь ничего не смогу сделать, даже попытаться остановить её...

А ещё хотелось увидеться с Райей. Прошло всего два или уже три дня, а для меня пролетела вечность. И проверить Хлою, и...

В общем, я очень сильно хотел проснуться, но у меня ничего не получалось. Вот я и плавал по вязкому туману, раздумывая о тленности бытия и ничтожности жизни. Я ведь реалист, я уже говорил?

— Фауст...

Моё внимание привлёк чей-то отдалённый голос. Словно эхо, что пронеслось по пространству. Голос всё звал и звал моё имя. Требовательно, я бы даже сказал, что он был наполнен злостью. Ну я и пошел к нему. Или за ним? Делать всё равно было нечего.

— Фауст, посмотри на меня!

Через некоторое время перед моими глазами всплыло небольшое помещение. Я практически ничего не различал в нём, кроме камина, в котором потрескивало синее пламя, и мужчины, удобно расположившегося в кресле-качалке. Он медленно покачивался то вперёд, то назад, порождая неприятный и в то же время вполне мелодичный звук, который почему-то успокаивал меня. Хотя о чём тут думать? Это же моё воспоминание, так? Фауста, если судить по тому голосу. Значит, меня реально успокаивал этот мерзкий звук.

Хм... как странно. Я пять лет ничего не знал о своей второй жизни. Точнее, о моей первой жизни. И вот сейчас я что-то узнаю. Интересно, почему именно сейчас?

— Фауст, посмотри на меня, — потребовал женский голос, донёсшийся из тьмы помещения.

Я только сейчас заметил ещё одного человека, стоящего чуть поодаль от кресла-качалки. Это была женщина, нет, я понял это по голосу, так как практически не видел её, лишь тёмные очертания говорили, что в тени кто-то есть.

— Мефисто, я устал. Дай моей душе отдохнуть, — хрипло донеслось от Фауста. В его голосе витала неподдельная усталость, перемешавшаяся со скукой. Кресло-качалка перестало двигаться, а мужчина положил подрагивающую морщинистую руку на ручку кресла. — Или ты пришла забрать мою душу?

— Если бы, — хмыкнула женщина. Во тьме блеснули два алых глаза, устремивших взгляд на спину старика. — Я пришла по другой причине.

— И какой же?

— Договор. Я, ты и Творец.

— О-о... — мужчина с полуоборота взглянул на Мефисто. Я заметил небольшую улыбку, скорее ухмылку, застывшую на его лице. — Договор. Знаешь, я люблю договоры. Не боишься проиграть?

— Я отыграюсь! — рыкнула женщина, прищурив глаза.

— Хорошо, — Фауст тихо засмеялся, после чего закашлялся, постепенно затихая. — Кха-ха... это будет наша последняя игра, Мефисто. Одна игра, и я уйду дальше. Ты жалеешь?

— Пф, какие глупости! Я заберу твою душу себе, и мы вечно будем играть в моём мире!

— Зачем тебе этот старик? — ответа на вопрос не последовало, но Фауст его давно знал. Он всё знал. — Что ставим на кон?

— Всё, — отовсюду прозвучал чей-то тихий голос, заставивший пламя погаснуть, а пространство задрожать. — Фауст, твоё слово?

— Ну... — мужчина поднялся с кресла и устало вздохнул, поглядев в мою сторону. У него было смуглое лицо и белоснежные волосы, а глаза... это были мои глаза. Он усмехнулся и театрально расставил руки в стороны, прикрывая глаза: — Я согласен.

Пространство поплыло, а картинка далёкого прошлого исчезла. Я всё так же смотрел вперёд, осмысливая увиденное. В моей груди поселились веселье, грусть и тянущее чувство ностальгии. А ещё было одиноко и печально. Печально от того, что я не смогу снова сыграть в "игру"...

— Он просыпается! — до моего встревоженного новой памятью разума долетел чей-то далёкий обеспокоенный голос. Он был крайне знаком, но я никак не мог уловить, кто произносит его. — Быстрее!

Где-то сверху появился водоворот из тумана, куда меня начало медленно затягивать. Я не сопротивлялся, а, скорее, наоборот помогал себе плыть к нему.

А потом я резко проснулся, с трудом разлепляя столь тяжелые свинцовые веки.

— Ной! — воскликнула девушка с красивыми светлыми волосами. Из её головы торчали два длинных кроличьих уха, а из алых глаз текли слёзы счастья.

— Райя, почему плачешь? — прохрипел я от пересохшего горла, но всё равно улыбнулся и устало протянул к девушке руку, погладив по голове. Столь простое действие по неизвестной причине давалось мне с заметной трудностью, но я справлялся. — Разве я не просил закругляться с этой глупой привычкой?

— Но-о-ой! — протянула мать-крольчиха, начиная вжимать в меня лицо. — Ты проснулся!

— Ну да... — в моей голове медленно всплыло осознание. — Я долго спал, да? Сколько?

— Год, — хмуро раздалось от стоящего неподалёку Гремори. Я не сразу заметил вытянувшегося мальчика, его волосы стали длиннее, а сам он... ну не знаю, если бы не улыбка, то я бы его и не узнал. Зверолюди же быстро растут? Вот он сейчас и выглядел лет на четырнадцать или тринадцать. — Дитя, ты заставил нас поволноваться. Ты теперь не кролик, а куколка, что больше года проходила через метаморфозы. Поздравляю!

— Метаморфозы? Если ты забыл, то напомню: я ничегошеньки не знаю.

— Вот и мы, — он хмыкнул и, подойдя к моей кровати, взъерошил мои волосы, после чего резко ударил меня по лбу, — не знаем, негодник! Сколько можно спать?! Ты не кролик, а сонная мышь!

— Ауч, за что!? — я потёр лоб и поморщился, глядя на возмущённое лицо "неживого". — Вообще-то, я больной! А больных не бьют — это признак дурных нравов!

— Вот именно, больной! — эмоционально взмахнул руками Гремори, широко улыбаясь. — Ладно, Ной, лежи, но не думай засыпать! С тобой многие хотят увидеться, особенно несколько, ха-ха, личностей! Девочка, проконтролируешь этого проблемного дурака?

— Ага, дедуль! — воскликнула Райя, два раза кивнув головой, заставив мой глаз дёрнуться. — Не волнуйся!

— Вот и славно, — Гремори одобрительно кивнул и вышел из помещения. — Я принесу воды.

Только сейчас я обнаружил следующее важное открытие — светлая комната не являлась моим домом. И на лазарет не похоже? Тогда где я?

— А где мы? — я решил поинтересоваться, покосившись в окно.

— Мы в сердце леса! — Райя продолжила меня тискать, до хруста давя кости и меж делом объясняя: — Многое изменилось, дорогой! Нашему селению пришлось переехать ещё дальше из-за проблем с людьми, вот мы и здесь! Это очень красивое место, потом увидишь, а ещё... А, Хлоя обещала тебя загрызть, если ты не проснёшься и умрёшь. Вечно забываю, хи-хи!

— Что-то не меняется, — я улыбнулся и продолжил смотреть в потолок. — Так это наш новый дом?

— Не-не-не, это дом Вождя!

— Чего? — я аж подскочил, после чего с охами упал обратно, так как всё тело ныло от длительного лежания. — Ух, блин... Что мы здесь делаем?

— Живём, — легкомысленно пожала плечами девушка, тепло улыбнувшись. — А что?

— А то, — хмуро буркнул я. Мне всё меньше и меньше нравилось услышанное. Может, я погиб и попал в параллельный мир, где Вождь не пыталась убить меня с остальными и всё вообще прекрасно? Да не, бред. С таким же успехом она... может отдать мне свою дочь в жены, ха-ха-ха! — Ладно, всё потом. Как ты? Я очень хотел с тобой увидеться.

— У-у-у, Ной, ты заставляешь меня плакать, — она понуро опустила ушки и снова всплакнула, вызывая у меня новый вздох. — Со мной всё хорошо, даже прекрасно! Главное, что ты проснулся и с тобой всё нормально, особенно после того, как ты стал героем!

— Я что? О чём ты?

— Что, не помнишь? — белый кролик вопросительно наклонила голову вбок. — Ты спас дочь вождя, а ещё в тебе пробудилась кровь архтерригена. Я рада, хи-хи-хи! Тебя теперь боятся, уважают, любят и ненавидят, ну разве не прекрасно?!

Я просто потёр переносицу и попытался угомонить начинающуюся мигрень, в уме неприлично выражаясь на шести языках.

— Рассказывай. Мам, только ничего не забывай, хорошо?

— Ага, милый!

Примечания к главе: *песня — Miku ft. Hatsune Miku — Anamanaguchi

Глава 18.

-= Парящий материк. Великий Союз Соединённых Королевств (ВССК). =-

Слегка пухлый мужчина с короткими, хорошо ухоженными волосами сидел в удобном кожаном кресле и медленно пыхтел трубкой, глядя на собравшихся в зале людей. На вид ему было около сорока пяти лет, морщинистый лоб всем своим видом выражал, что этому существу приходится постоянно думать. У него были белые волосы и глаза, как и у большинства присутствующих в зале мужчин и женщин. У остальных волосы и глаза были тёмных цветов.