Последний бой Каина

— Не имею ни малейшего представления, — ответила она. — Но интересно, правда ведь?

Мягкое сияние кристаллической плиты изменилось, и в его белизне замерцали едва различимые полосы цвета, подобные бликам, которые появляются на больших водных пространствах с восходом. Это производило гипнотический эффект, и я с трудом оторвал взгляд от поверхности плиты, ощущая, как зловредное дыхание варпа касается меня. Казалось невероятным, что Фелиция не ощущает ничего подобного, судя по тому, что он совершенно не была обеспокоена. Возможно, она все же была уже более машиной, нежели человеком, и потому менее чувствительна к присутствию неестественного.

— Мы знаем, что тенесвет может сам по себе усиливать психические силы, — сказал я, понимая, что несу первое, что приходит в голову, лишь для того, чтобы успокоить нервы. И испытал неловкое ощущение, осознав, что техножрец достаточно хорошо знает меня, чтобы отметить это.

— Да, — кивнула Фелиция. — И, как мы смогли установить, он собирает и фокусирует энергию напрямую из эмпирей, вероятно, питая таким образом работу всей остальной системы.

— Что само по себе делает ее уже достаточно опасной, — сказал я. — Поверь, мне довелось видеть, что этот кусок камня способен сделать с человеком, — ничего сколько-нибудь эстетичного.

— Не сомневаюсь, — сухо отозвалась Фелиция. — Я читала отчет и знаю, что это ты помог вернуть тенесвет.[52]

— Значит, ты должна понимать и то, что у меня есть серьезные основания для беспокойства, — раздраженно отозвался я, в первый раз по-настоящему оглядываясь вокруг. Удивительное устройство ксеносов своим неестественным видом притягивало все мое внимание до сего момента, но теперь я начал осознавать, что стены вокруг облицованы плоскими плитами камня, отполированными едва ли не так же гладко, как сам тенесвет, но, благодарение Императору, без его пугающих свойств. Каждая плита была покрыта угловатыми насечками, которые вызывали у меня необъяснимое чувство отвращения. Я прошел немного вперед, чтобы рассмотреть ближайшие, не потому, что мне было особенно интересно, но постольку, поскольку это давало мне хороший повод отойти подальше от тенесвета. — А это что такое?

— Мы полагаем, что это руководство пользователя, — произнесла Фелиция, пристально глядя на таблички с характерным выражением лица, которое я могу описать лишь как «голодное» (ну, в той мере, в какой ее лицо вообще способно принимать какие-либо выражения). — Но оно не так-то просто поддается расшифровке.

— Да уж наверное, — отозвался я и попытался припомнить то, что рассказывал Мотт, ученый Эмберли, об этих загадочных письменах во время наших поисков тенесвета на Периремунде. Похожие плиты были обнаружены в различных мирах по всей Галактике, и, судя по всему, остались от цивилизации, которая исчезла за многие века до того, как человечество сделало первый шаг по пути эволюции на древних равнинах Святой Терры. И поскольку у этой цивилизации и человечества не нашлось никаких точек соприкосновения, не стоило и рассчитывать на какой-либо прогресс в деле расшифровки письменности этих ксеносов.[53]

Волей-неволей всплыла мысль о том, что единственным звеном, связывающим нашу эпоху с теми невообразимо древними временами, являлись некроны, и я пристальнее всмотрелся в таблички с насечками. С некоторым облегчением я понял, что не вижу среди значков примечательного рисунка из кругов и линий, который, кажется, являлся элементом письменности вышеупомянутых исчадий ада.[54]

— То есть у вас нет ни малейшего понятия, что же делает эта штуковина, — заключил я, и Фелиция пожала плечами.

— Я бы выразилась иначе, — уклончиво отозвалась она, — но я полагаю, что тебе стоит встретиться с другими членами исследовательской команды, прежде чем я скажу что-либо еще. Ситуация здесь не самая простая.

— Ну разумеется, — сказал я со вздохом. На какое-то мгновение я ощутил что-то вроде ностальгии по былым денечкам, когда всех забот у меня было — бегать от орков по ландшафтам Перлии. Хоть и не самое приятное, зато прямолинейное занятие, суть которого сводилась к тому, чтобы продвигаться вперед с возможно большей скоростью, расстреливая по дороге все зеленое или хотя бы зеленоватое.

— Ну что же, полагаю, нам пора приступить к переговорам, — произнесла Фелиция, отворачиваясь наконец от адской машины и направляясь к выходу. Я последовал за ней со всей поспешностью и едва ли не с наслаждением втянул знакомый запах прокисших носков и немытого тела, который встретил меня в коридоре. Наконец створки двери отрезали меня от зловеще светящегося пьедестала.

— Комиссар, — приветствовал меня Юрген, держа свою мелту наготове. Очевидно, что, несмотря на появление знакомого лица, он не сбрасывал со счетов вероятность новых неприятностей. Что, по моему мнению, было весьма разумно — все обитатели этого здания должны хорошо помнить, что произошло в последний раз, когда инквизитору было отказано в доступе к тенесвету. Вне сомнения, за нами сейчас пристально наблюдали, опасаясь предательства. Не то чтобы мы собирались захватить эту гнусную вещь силой, конечно же, нет, — особенно теперь, когда я увидел, насколько громоздким оказался собранный техножрецами механизм, — но я прекрасно мог представить себя на месте хозяев и потому не винил их за параноидальное мышление, столь свойственное мне самому. — Все в порядке?

— До некоторой степени, — осторожно ответил я. — Кажется, передвинуть эту штуковину стало гораздо труднее.

Да уж, только не теперь, когда Орелиус со своим кораблем, а вместе с ними и сервиторы-грузчики, способные вытащить отсюда эту мерзкую штуковину, дали деру из нашей звездной системы, рванув на встречу с Эмберли.[55]

Услышав мои слова, Фелиция приняла самодовольный вид.

— Я собрала совещание в зале переговоров, — заявила она, и я не стал спрашивать, как ей это удалось за то время, пока мы шли сюда и рассматривали тенесвет. Возможно, у нее было какое-то встроенное передающее устройство, которое она могла использовать, одновременно разговаривая со мной (когда я позднее спросил у нее об этом, Фелиция сказала что-то о своих корковых имплантах, позволяющих ей думать о множестве вещей одновременно, и назвала это таинство «многозадачностью»).[56]

— Отлично, — отозвался я, стараясь не показывать свое удивление. — Чем раньше мы разберемся со всем этим, тем лучше.

— Хотите, чтобы я сопровождал вас, сэр? — спросил Юрген, но я покачал головой.

— Лучше оставайтесь снаружи и приглядывайте за дверьми. — Мне и так предстояло вывернуться наизнанку, чтобы склонить людей, с которыми я вот-вот должен был встретиться, на свою сторону, и присутствие за моим плечом помощника с мелтой в руках никак не помогло бы мне завоевать их доверие. — Не хотелось бы, чтобы нас прервали, пока мы ведем переговоры.

— Именно так, — согласилась Фелиция, сохраняя бесстрастное выражение лица.

Мы проследовали за ней по коридору, который я не узнал (но я ведь и не исследовал в подробностях подземный комплекс в свой первый визит сюда, да и многое явно было перестроено за эти восемьдесят лет, во всяком случае, что-то в отраженных звуках и циркуляции воздуха казалось мне новым, а своим инстинктам жителя улья я доверял), и наконец достигли дверей из полированного дерева. Это дало мне знать о том, что мы перешли в часть комплекса, которая принадлежала Инквизиции, потому как шестереночки предпочитают отделку внутренних помещений из металла. И почему-то это заставило меня вздохнуть с облегчением. Возможно, здесь я тоже не нашел бы союзников, но, по крайней мере, они выслушают то, что я им собирался сообщить.

Я оставил Юргена снаружи, в компании парочки скитариев (которые, вероятно, уже мечтали об аугментических носах в дополнение к зрительным имплантатам), и вид этой охраны дал мне понять, что Механикус все еще соблюдали осторожность и питали сомнения относительно чистоты наших намерений. Фелиция едва бросила взгляд на солдат в ярко-красной форме, прежде чем открыть двери и пропустить меня вперед, так что, возможно, охрана все же была просто знаком уважения к моей персоне.[57]

Первым моим впечатлением было смутное ощущение узнавания при всей странности открывшегося мне помещения. В целом обстановка комнаты была довольно обычной, с располагавшимся по центру большим столом, по сторонам от которого стояли ряды стульев; пол покрыт красным ковром, в орнамент которого вплетена готическая литера «I», знак Инквизиции, окруженная белым изображением шестерни Адептус Механикус. Стол, однако, был не деревянным, а из полированной бронзы, и те же два переплетенных символа были инкрустированы золотом на столешнице. Единственным деревянным предметом мебели в комнате был небольшой столик в углу, на котором гостеприимно мерцали хрустальные графины и бокалы на серебряном подносе. Со столиком соседствовал лакированный шкафчик, так же украшенный переплетающимися символами двух учреждений, в котором, насколько я понимаю, хранились напитки. Стулья возле стола для совещаний тоже были металлическими, но те, что располагались по одной из сторон, были снабжены мягкими сиденьями. Несложно догадаться, с какой стороны стола сидят обычно делегаты от Инквизиции, даже когда в помещении никого нет. Но сейчас понять это было еще проще. Когда мы с Фелицией вошли, десяток лиц повернулись к нам, и те, что располагались по левой стороне, имели разнообразные аугментические импланты, в то время как лица с правой стороны стола не были столь щедро модифицированы, но были столь же непроницаемы. Все, кроме одного человека в делегации Механикус, носили белые одежды техножречества, но ни у кого из присутствовавших одеяния не были украшены столь же вычурно, как у Фелиции, поэтому меня не удивило уважительное «магос», произнесенное адептами при ее появлении. Фелиция проследовала к месту во главе стола. Там не было стула, но я помнил по прежним временам, что седалище ей без надобности — вместо них она пользовалась механодендритом, растущим из основания ее позвоночника.

— А вы говорили, что не заведуете здесь, — легко произнес я, обходя стол, чтобы отдать должное предложенным напиткам. Для начала мне просто необходимо было выпить. То оживление, которое последовало за нашим с Юргеном прибытием, все же изрядно меня утомило, а кроме того, я хотел присмотреться к присутствующим так, чтобы не показалось, будто я намеренно тяну время. Конечно же, лица большинства присутствовавших не были настолько выразительны, чтобы о чем-то поведать, но все же мне удалось выделить нескольких субъектов, поведение которых было немного легче читать. Это должно было помочь держать руку на пульсе и понимать, насколько хорошо для меня складываются обстоятельства. Или, памятуя о моем везении, насколько плохо.

— Я не заведую, — сказала Фелиция. — Я руковожу технотеологической стороной предприятия, но данный совет определяет общий курс деятельности, а книжники из Инквизиции берут на себя бумажную работу.

Техножрецы буравили меня непроницаемыми взглядами, в которых эмоций отражалось не более, чем на лицах некронов. Единственным исключением на их стороне стола, отмеченным мною ранее, был темноволосый мужчина в ярко-красной форме офицера скитариев, во взгляде которого на меня читалось уважение. Я склонил голову в его сторону, отмечая вежливое приветствие, и спустя мгновение он кивнул в ответ. Неплохой признак, так что я не стал торопиться, наливая себе амасека (к моему разочарованию, графин на столике содержал прискорбно малое его количество, а я, проведя столько времени в обществе Эмберли, как-то привык к тому, что оперативные работники Инквизиции не склонны отказывать себе в простых радостях жизни).[58]

Я улыбнулся собравшейся компании в максимально дружелюбной и открытой манере, выработанной годами тренировок:

— Кто-нибудь еще желает выпить, пока я на раздаче?

Никто не выказал желания, так что я прошел к одному из свободных кресел на стороне Инквизиции. В любом случае я уже более чем открыто признал свою связь с этой организацией, так что не было никакого смысла скрывать это теперь, кроме того, у нейтрального, противоположного месту Фелиции, конца стола все равно не было кресла. Я занял ближайшее к ней свободное место, во-первых, потому, что мне хотелось быть ближе к той, чье мнение имеет столь большой вес среди Механикус, а во-вторых, потому, что мне хотелось держаться как можно далее от молодого человека с остекленевшим взглядом и нечесаной копной каштановых волос, который сидел напротив капитана скитариев в дальнем конце стола. Я на своем веку имел достаточно дел с псайкерами, чтобы их опасаться, будь они хоть сто раз санкционированы. «Правильно, что я оставил Юргена снаружи», — подумал я.

— На тот случай, если кто-то не знает, — произнесла Фелиция с нарочитой серьезностью, — позвольте представить моего старого друга, Кайафаса Каина. Героя Империума, Освободителя Перлии и все такое прочее, что можно прочитать на постаментах воздвигнутых в его честь статуй. — Она насмешливо склонила голову. — А также, как стало очевидным, тайного сотрудника Инквизиции, работающего на инквизитора Вейл. Хотите ли вы что-то добавить к этому списку, комиссар?

— Да, насколько это в моих полномочиях, — произнес я, придавая лицу выражение солдатской прямоты. Мне было хорошо известно, насколько инквизиторов занимают их внутренние игры в рыцарей плаща и кинжала и как решительно эти ребята борются за положение в своей тайной иерархии, поэтому с моей стороны было совершенно нелишне намекнуть на наличие неизвестных им аспектов моей деятельности. — Хотя я не являюсь в полном смысле слова сотрудником Инквизиции. Скорее, нас с инквизитором Вейл связывают личные дружеские отношения, да в паре случаев я оказался способен немного подсобить ей, вот и все.

Человек с жесткими чертами лица, сидевший слева от меня, понимающе кивнул, явно убежденный теперь в том, что я посвящен в тайны Ордо Ксенос больше, чем он сам.

— Зная об этом, предыдущий посланник инквизитора Вейл попросил меня принять возложенную на него миссию с того момента, как он сам вынужден был ее оставить, покидая систему в результате первой волны вторжения врага.

— Я видел отчеты, — ровно произнес человек с жестким лицом и протянул мне руку для пожатия. — Поскольку протокол был изрядно нарушен, нас не представили друг другу. Тери Макан, начальник безопасности проекта. — Он обменялся взглядами с офицером скитариев. — Я действую со стороны Инквизиции. Капитан Йаиц занимается тем же со стороны Механикус.

— Господин Макан, — я пожал его руку, немного меняя улыбку на моем лице.