Мессир барон 1-11

В клетке загремел колесом Эразм. Марвин взглянул на него и опять отошел к окну.

Это ведь не одержимость в чистом виде, думал он. Она только пишет. Нет личностных изменений... которые нельзя было бы объяснить другими причинами. Нет провалов в памяти — к сожалению. Нет необъяснимых изменений во вкусах и бытовых привычках, нет неконтролируемых движений. Она только пишет, но это ты выпускаешь ее на волю. Так что именно это учитель мог бы и узнать.

Хорошо, что ты не хранишь писем. Неважно, что они личные и что в них ты изливаешь душу. Прочитай какое-либо из них учитель, это уже не стало бы существенным унижением. Хуже рисунки на полях — все эти незабудки и маргаритки одним штрихом, — а между ними роспись, сложный рунический знак, в котором читается 'Линдаэр', но с не меньшей легкостью читается и 'Ленерро ар-Диелне'.

Но прежде всего, необходимо закончить еще одно дело. То, что является долгом перед отцом и дружиной. Поскольку этот долг — единственное, что осталось неизменным.

* * *

— Чего надо?..

— Вас мэтр Ханубис в библиотеку зовут, м...ессир.

Кловис с трудом сел на кровати. Голова болела и грозила расколоться. Чумазый мальчишка, без спроса открывший дверь, глядел на него с явным злорадством.

— Который час?..

— За полдень перевалило.

— Ладно, иду... Сгинь.

Кловис умыл рожу холодной водой и оделся, завидуя спящей Долли. Во-первых, она может спать и никто ее никуда не звал. Во-вторых, когда она проснется, у нее не будет такого страшного похмелья.

Странно, вроде не так уж много вчера и пили. Говорили, правда, о политике: о беспорядках в Геронте, об угорской армаде в Грааргской бухте, о готовящемся нападении Абдаррана на Тримгест. Саму Хозяйку обсуждать не стали — и сейчас Кловис не смог бы выразить словами, как это его радует.

А потом, когда кончилась вторая бутылка — или третья? — Кловис наконец задал вопрос, уже полгода не дававший ему покоя.

— Почему мы неизменно влезаем в любую заварушку и так же неизменно выходим из нее невредимыми?

Учитель поднял брови, словно собираясь свести разговор к шутке, но все-таки ответил.

— Потому что вы — дестабилизирующий фактор бурлящей событийности. Красная нить в узоре Судьбы, если вам так угодно, — сообщил он буднично. — И многое из происходящего в мире зависит от вас.

— Ух ты!.. — сказал Кловис, вернув отпавшую челюсть на место. Подумал, что пора бы сменить тему, но вместо этого уточнил. — Вы еще упоминали пророчество насчет Орханчика...

-, Возрожденный Дракон, дитя несовместимых кровей,— улыбнулся Ханубис. — Я знаю две версии. По одной из них, он спасет мир. По другой — уничтожит.

— Как обычно, — кивнула Долорес.

— Именно.

— Только ему не говорите, — встряла Гларга. — А то возомнит о себе невесть что.

— Когда-нибудь его исключительность станет очевидна и ему. Скорее — рано.

— Вот как станет, так я ему и объясню, — мрачно сказала Гларга. — Пусть пока старших слушает.

Разговор свернул на вопросы воспитания. Пока все ругались, Кловис совершенно незаметно и практически в одиночку прикончил ту самую, третью или четвертую бутылку настойки, обдумывая все вышеизложенное. И сейчас было ясно, что это он сделал зря.

В темном, сыром и мрачном коридоре как обычно пялились со стен мрачные рожи предыдущих ор-Мехтеров. Кловис показал им неприличный жест и побрел в библиотеку.

— Мы вам не хрен собачий, а красная нить! — назидательно пробормотал он. — Дестабилизирующий фактор событийности, так-то вот.

Собравшись с силами, он стал подниматься по спиральной лестнице, и вот, уже поднявшись, узрел перед собой очередную мрачную и перекошенную рожу. Мессир барон, чтоб его...

— Доброе утречко, — сказал Кловис, пытаясь его обойти, но наглый щенок подался вперед, и в руке его был трехгранный кинжал, который он попытался приставить к Кловисовой шее.

— Я бы все-таки хотел знать, — выдохнул он. — Зачем вы убили моего отца?..

Кловис с тяжелым вздохом взял щенка за руку и вывернул ему кисть. Тот пискнул. Кинжал упал на пол, и Кловис отпихнул его сапогом. Свободной рукой Кловис вытащил собственный нож и приставил к горлу Марвина.

— Вот тут вот находится сонная артерия, — сообщил он. Ну что за наглость, нападать на отдыхе, да еще и с утра пораньше? — Наверное, я ее не стану перерезать, а просто сломаю тебе руку. Хотя не уверен. Так о чем ты там спрашивал?

Марвин дернулся и его запястье тихо хрустнуло. Щенок опять пискнул и дергаться перестал.

— Спокойнее, — посоветовал Кловис, плавно ведя его к стене. Так было удобнее. — Давай, рассказывай.

— Зачем вы убили моего отца? — повторил Марвин, одновременно с напором и жалобно.

Ситуация была в высшей степени идиотская. Хорошо, хотя бы, что здесь мало кто ходит, а то поди объясни, зачем ты приставил нож к горлу мессира и в чем тут дело. Да и перед учителем было слегка неудобно, но что это за мода — тревожить людей с похмелья?

— Не убивали мы твоего отца, дурик, — сказал Кловис со всей задушевностью. — Пойми ты это уже. Сам он в петлю полез, сам, понимаешь?

— Я тебе не верю!.. Зачем ему было это делать?

— Твою мать... а просто так ты мне поверить не можешь? Клянусь тебе Бездной, что это было самоубийство.

— Откуда ты знаешь?..

— Да оттуда, что умею думать и владею информацией... — насчет "умею думать" Кловис сильно преувеличивал. Думать было трудно и лень, а то бы он постарался придумать какую-нибудь байку. Ладно, можно рассказать ему и правду, сам напросился...

— Я вот что понять не могу: ты боишься, что он повесился из-за тебя или что он повесился не из-за тебя? — спросил Кловис. Марвин в очередной раз дернулся и сдавленно пискнул. — Ладно, не суть. Ты видел ребенка Гларги?

Ответ был, в общем, утвердительный, но повторять его при Гларге Кловис не стал бы.

— Так вот, дурик, — продолжал он. — Орхан — дракон-оборотень. Сын Гларги и Густава ор-Мехтера. Дитя несовместимых кровей, отмеченное пророчествами.

— Что?..

— Что слышал. Барон, видно, знал, поэтому, когда понял, что натворил, наложил на себя руки.

— Ты врешь?

— Если бы я врал, я бы придумал что-нибудь более связное, — оскорбился Кловис. — Чистая правда от первого до последнего слова.

— Что за бред?.. Ребенок бы и родиться не успел...

— Гларга носила его три месяца и, кажется, это было немного слишком. Ты бы видел его... — Кловис на миг углубился в воспоминания, но, по счастью, Марвин не пытался вырваться. Только спросил, хлопая глазами:

— Ты хочешь сказать, что мой отец, Густав ор-Мехтер, — дракон-оборотень?.. — в голосе его звучало какое-то отрешенное любопытство .

— Смотри-ка, сообразил.

— Но... как?!

— А я почем знаю? Сожрал настоящего барона и принял его облик? Больше ни с кем Гларга не спала, значит, отец — он.

— Откуда ты знаешь?

— Верю ей на слово, — Кловису начинала надоедать эта беседа. — Хочешь сам спросить? Она тебе, пожалуй, скажет...

— Но если он — дракон, то как получается, что я не?..

На какое-то мгновение Кловису стало его жалко, очень уж нелепо он выглядел. Но это быстро прошло.

— Ну, лично я вижу только один вариант... — сказал он, и когда глаза Марвина расширились, удовлетворенно докончил: — Но ты не переживай, многие достойные люди были ублюдками. То есть бастардами.

Парнишка взвизгнул и попытался вырваться, чуть не напоровшись на нож. К счастью, Кловис вовремя его отдернул. Левой рукой он продолжил выворачивать Марвину руку, пока тот не опустился на колени

— Спокойно, — жестко сказал Кловис. — Сейчас я тебя отпущу и расходимся. И без глупостей, понял? Я сильнее.

Он разжал пальцы и Марвин отпрянул к стене, держась за запястье и глядя на Кловиса исподлобья.

— А с братишкой я, на твоем месте, познакомился бы поближе, — бросил Кловис, поворачиваясь к нему спиной.

Он дошел до библиотеки, фальшиво насвистывая и чувствуя на спине пристальный взгляд.

Учитель его, разумеется, не ждал, и библиотека была пуста. Кловис выругался, постоял, раздумывая, потом вытащил с полки книгу в переплете из человечьей кожи, и уселся с ней у окна. Он уже давно хотел перечитать этот том.

* * *

Кловис ушел, посвистывая. Когда хлопнула дверь библиотеки, Боро вышел из чулана, в котором прятался. Он с самого начала считал затею Марвина нелепой и опасной, но подчинился приказу — и сейчас готов был дать себе за это пинка.

Мальчик стоял, разминая запястье и застывшим взглядом глядя в пол. Услышав шорох двери, он поднял глаза.

— Вот ведь бред... — сказал он задумчиво. — Правда, дядюшка Боро?

— Хы... — Боро готов был провалиться сквозь землю.

— Вы видели этого ребенка?

— Да, мессир. — Ребенка он видел. Видел и десяток человек, ставших свидетелями тому, как ребенок отказался есть кашу, вывернулся из рук матери и прожег гобелен. Убедить их молчать было непросто. — Боюсь, что он и в самом деле оборотень.

— Вот как? — в голосе Марвина был холод, и тот же холод Боро чувствовал сейчас кожей, как будто на дворе по-прежнему стояла зима. — Но в любом случае, я не понимаю, какое отношение к нему может иметь гибель моего отца. Не правда ли?

Боро молча опустил взгляд.

— Мой отец — покойный барон Густав ор-Мехтер. Он был самым обычным человеком. Правда?

Боро глядел в пол.

— Правда, дядюшка Боро?..

Он хотел ответить, действительно хотел. Но стоял, молчал, и думал о Густаве, как познакомился с ним кучу лет назад в Граарге, как ходил с ним в одной команде...

— Разумеется, этот ублюдок соврал, — говорил Марвин, и холод вокруг него становился все весомее, — все это — ложь. Но я знаю способ удостовериться. Прошу вас хранить в тайне все услышанное.

Марвин шагнул к лестнице, и тогда Боро заговорил:

— Куда вы, мессир?

— В склеп.

— Нет. Не надо вам туда идти.

Марвин обернулся, поднял брови:

— Почему же?

— Ваш батюшка не велел бы... — положив руку мальчику на плечо, Боро почувствовал, как тот дрожит. — Не делайте этого, мессир!

— В конце концов, я же некромант, — сказал Марвин. — Я могу призвать его дух и спросить. Это не является чем-то незаконным.

— Нет, но... не делайте этого.

— Почему?

— Я прошу вас, не делайте этого, — повторил Боро. Он никогда не умел толком врать, но он поклялся Густаву, и это было важнее... да и как бы мальчик справился с таким призраком? — Клянусь вам, ваш отец был человеком. Да, он удавился сам, но это не имеет отношения...

— Тогда почему же он покончил с собой?

— Он был болен, — сказал Боро. — Был болен, и знал, что страдания его будут усиливаться.

— Вот как?

— Да.

— Вы можете поклясться в этом?

— Да, — он сказал бы так, даже если бы не клялся Густаву, просто другой ответ был невозможен под этим тяжелым взглядом, одновременно отстраненным и полным отчаяния. — Я клянусь вам честью, что Густав ор-Мехтер был человеком и вашим отцом.

Ощущение холода пропало, и тем отчетливее стала дрожь, сотрясающая тело молодого барона.

— Я верю вам, — тихо, почти шепотом, сказал Марвин.

* * *

День прошел как обычно. После обеда приехал нарочный из Зальтцфлута, привез смету на сваи. Марвин долго сидел в кабинете вместе с Мено-венитом, пытаясь свести концы с концами. Потом, когда от цифр затошнило, вышел во двор к солдатам. Стругсон опять на двадцатой секунде выбил шпагу, отбив ему пальцы. Потом пришел Рико и, следуя давешнему совету дядюшки Боро, Марвин позвал его в круг. Мальчишка пыхтел, забывал об обороне и пытался прирезать Марвина тупым клинком, но против него Марвин обладал явными преимуществами. Когда они, запыхавшись, остановились, им даже похлопали. Затем явился катердорфский трактирщик, стал требовать компенсации за ущерб, в очередной раз нанесенный ему Штурмфелем. К счастью, пока рыжего арбалетчика искали, солнце опустилось за замок, и трактирщик поспешно ушел.

Все шло как обычно, но вместо ужина Марвин сбежал на Лашку. Здесь легче было дышать, и легче было себя терпеть. Вся Сила утреннего письма уже ушла, и мир был ужасен. Но Лашка текла все так же как и годы назад, медленно и лениво, и все так же темно-серебристые листья ив клонились к ее воде.

Краем сознания он подумал, что учитель может прийти на вечернюю рыбалку, но продолжал сидеть, руками обхватив колени. Он писал правду: у него уже не было сил бороться.

Не обернулся он и когда услышал шаги. Тихие, осторожные.

— Здесь есть русалки. Вы знаете? — сказала она и опустилась на траву рядом с ним. Кловисова эльфийка.

— Знаю, — ответил Марвин. — Я видел одну. Четыре лета назад, как раз на мой день рождения.

— Они красивые.

— Да, очень.

Она вдруг улыбнулась. У нее были мелкие ровные зубы и беспокойные зеленые глаза. "Глаза убийцы", вспомнил Марвин. Пахло от нее резедой и полынью.

— Вы были в Граарге, леди Долорес? — спросил он

— Далар-исса, — поправила она, уже без улыбки. — "И остережешься тонкого льда..." Да, я была в Граарге.

— И как оно там?

— О, чудесно. Я сидела там в тюрьме, вместе с двумя десятками полукровок, и нас окружали прекрасные, прекрасные люди, всецело преданные своей работе, — сказала она. — Днем и ночью готовые трудиться во славу его величества.

Она положила на колени переплетенные руки и договорила, отвернувшись.

— И если мое заточение было, по крайней мере, осмысленным, то другие пострадали лишь из-за крови. Крови, которую не признал бы ни один из моего племени. Как всегда, страдают непричастные. И это несправедливо.

Она смотрела в воду, и Марвин стал смотреть туда же. Лицо эльфийки было спокойно как мертвая фарфоровая маска, но в то же время он ощущал ее боль, чувствовал ее в себе.

— Не все там были полукровками. Был еще ребенок.... Я думаю, он погибнет там.

Закатное солнце алело на воде отблеском пылающего Кейр-Онте, и Марвин задохнулся от чувств, которые, — он был уверен, — не принадлежали ему. В мерном голосе Далар-иссы бил набат, и кони вставали на дыбы, унюхав дым и кровь.

— Эрик сделал это, — сказал он, не зная, сам ли выбрал сказать.

— Да.

Марвин опять уставился на эльфийку. Ему пришлось вспомнить, что перед ним другая, не Орна, слишком уж много сходства было в позе и взгляде.

— Эрик умрет, — сказала она легко, будто речь шла об очевидном факте. Затем поднялась, отряхнув брюки от прилипших травинок. — Я иду в замок. Завтра мы уедем. Вы рады?

— Да, — не стал спорить Марвин. — Рад.

— Это хорошо.

Они вернулись вместе. В дороге Марвин размышлял о том, что теперь его право и долг — арестовать и эльфийку и всю ее шайку. Выдать их королевскому суду, выслужиться перед Эриком, потешить уязвленное самолюбие.

А еще он знал, что не сделает этого. И почему-то решение делало жизнь более выносимой.

Библиотека была забита народом. Кловис с компашкой, обложившись книгами и шумно общаясь, пили шоколад за столом, Флора, с ногами забравшись в кресло, шушукалась с Орханчиком. Учитель читал у камина, по летнему времени холодного. Все у них было хорошо, и без Марвина никто не страдал.