Назад в юность книга первая

-Чуют, что от тебя ни копейки не получат.

Потом сколько раз в жизни, когда мне что-то было нужно от вышестоящего начальства, практически всегда я мог их убедить в необходимости такого решения.

Моя вторая жена частенько по этому поводу говорила мне, что было бы неплохо, если бы эти способности я использовал на благо семьи. Но, к сожалению, использовать мой дар убеждения для себя у меня не получалось.

И поэтому слова Мессинга, засевшие в моей голове, становились все реальней. Я знал. что он через семь лет он будет в Энске на гастролях, и думал, что может быть попробовать его расспросить про его предсказание. Но это еще было так далеко в будущем. Тем более я видел, как от моего появления в прошлом, все шире расходятся круги изменений этой реальности и что будет через семь лет, я даже не мог себе представить. Я никак не мог понять, к чему, в том сне я видел Сталина в кабинете, или это при общении со мной как-то передал Мессинг. Эти непонятные мистические штучки начали не на шутку волновать меня. Ведь каким-то образом я очутился здесь. Потом я начал раздумывать о влюбленности Ани. Мне совсем не хотелось, чтобы эта влюбленность была просто следствием моего неосознанного внушения, и я, все-таки, надеялся, что это не так.

Тем временем второй курс был закончен. Как обычно я сдавал весеннюю сессию на пятерки, и это никого уже не удивляло.

Аня тоже сдавала экзамены и регулярно информировала меня о своих успехах, в наши редкие встречи в эти горячие июньские денечки мы в основном говорил о экзаменах и о учебе, если бы не я, то Аня вообще бы зубрила день и ночь. Поэтому мне приходилось почти силой вытаскивать ее из дома, чтобы немного проветриться. В день, когда она сдала на пятерку последний экзамен, я заявился к ним домой с букетом цветов, которые еще пришлось поискать. Радостная Аня к моему удивлению в отличие от бабушки не обратила на них никакого внимания, а, не обращая внимания на маму с бабушкой, обменявшихся многозначительными взглядами, повисла у меня на шее и затараторила:

Видишь, Сережа я уже тоже взрослая и тоже буду поступать в университет, и мы сможем вместе ходить на занятия, у нас через неделю выпускной, ты ведь придешь? Ну, пообещай мне, пожалуйста.

Я уточнил у нее, когда это торжественное событие произойдет, и клятвенно заверил, что обязательно приду. После чего мы отправились на речку загорать.

Когда мы лежали рядом с ней на пляже, я обратил внимание, что Аня в отличие от прошлых лет не покрывается краской смущения, когда я слишком явно рассматриваю ее почти обнаженное тело, а наоборот старается повернуться так, чтобы быть в наиболее выгодном ракурсе. Я лежал под горячим солнцем и, закрыв глаза, думал о ней. Аня тихо лежала рядом, держа меня за руку. Где-то раздавался плеск воды, веселые голоса, солнце, желтым пятном просвечивало через закрытые веки. И в эту нирвану ворвался шепот Ани мне в ухо:

-Сережа, скажи пожалуйста, ты меня любишь?

Я поднял веки и увидел ее темные глаза над моим лицом с тревогой смотрящие на меня.

Вместо ответа я привлек ее к себе и поцеловал в послушно открытые мягкие губы.

-Анечка, я тебя очень давно люблю и хочу, чтобы ты была всегда со мной.

Теперь на меня смотрели сияющие счастьем глаза:

-Я знаю Сережа, я поняла это еще два года назад, ты тогда пришел в класс такой странный, не похожий на себя и ничего не понимал, я сразу это заметила. А когда ты погладил меня по ноге, я не обиделась, потому что видела, что ты ни о чем таком не думал, а просто хотел успокоить меня. И я тогда подумала, наконец, этот глупый мальчишка понял, что он мне ужасно нравится.

А потом мы лежали на покрывале, брошенном на песок у реки, и целовались, не обращая внимания на окружающих и возмущенный шепот какой-то пожилой женщины.

Через неделю я, как и обещал, пришел на выпускной вечер. Меня конечно все узнали, а Исаак Наумович затащил в свой кабинет и долго расспрашивал меня о учебе и дальнейших планах. Когда я вышел от него, все уже собрались в актовом зале, где уселись за столы, уже накрытые для чаепития. Аня пришла на вечер с мамой, как потом она объяснила, папа уже не мог идти, так, как очень напраздновался. Аня было довольно просто одета в белую блузку и плиссированную юбку. Но она была так красива, что я, уставившись на нее, думал, где были мои глаза в прошлой жизни.

В начале вечера наш директор произнес речь, о том, что все пути в нашей социалистической стране для молодежи открыты, мы, если хотим, можем, ехать в Сибирь на великие стройки, можем, идти учится, и получать высшее образование. Нашей стране нужны образованные люди, потому, что мы идем к коммунизму, и только образованные и умные люди могут построить такое общество. Но те, кто хочет стать рабочим это тоже очень почетно, и он привел в пример выпускников нашей школы, которые уже были отмечены государственными наградами. А я сидел, слушал его и думал, а ведь это все так и есть — все пути открыты.

После этого всех выпускников вызывали на сцену и выдавали аттестат. После выдачи аттестатов все плавно перешло в чаепитие, которое проходило под бдительным присмотром преподавателей, поэтому мальчишки по очереди исчезали в туалете, где по очереди прикладывались к бутылке портвейна. Меня за руку дернул Вадик Петров:

-Сережка пошли вмажем по чуть-чуть.

Я подумал, а почему бы и нет. Когда мы зашли с Вадиком в туалет, и тот из-за унитаза достал откупоренную бутылку, в туалет зашел высокий симпатичный парень, который направился ко мне. Когда он подошел, то попытался неуклюже стукнуть меня в лицо. Я легко ушел от удара, даже не сходя с места просто дернув головой, мне не хотелось бить этого дурачка, которого я мог вырубить в пять секунд. На парня бросилось несколько человек, и схватили за руки.

-Сашка! Ты что с ума сошел, ты на кого прыгнул, да Сережка из тебя котлету сделает.

-Тот пытался вырвать и кричал:

Все равно я его прибью! Он натравил на меня этих Урекских подонков, я из-за этого две недели в больнице был.

Надо сказать, я был ошарашен:

-Слушай Саша, а почему ты считаешь, что это я виноват.

-А кто же? Меня когда их главный первый раз ударил, сказал:

Не хрен с Сережкиной девкой по Уреке ошиваться.

Я про себя подумал:

-Ну и Сорокин и здесь удружил.

Когда я вышел из туалета, то на меня сурово смотрели Анины глаза:

-Сережа признавайся, ты Сашу, побил?

-Аня, да я его и пальцем не тронул, мне только таких недоделков бить не хватает.

-Он не недоделок, он меня любит, и все время об этом говорит. Просто я его не люблю. и сказала ему об этом.

Но тут зазвучала музыка, и я выкинул из головы всяких Саш, отправился вместе с Аней танцевать первый и последний наш школьный вальс. Через два часа мы вместе с Аниной мамой стали собираться домой. Я решил, что пусть Аня гуляет вместе со своим классом. Все-таки я был уже чужой для них. На прощание я ее поцеловал и прошептав ей в ухо:

-Веди себя хорошо.— И ушел.

Вскоре мне позвонили из комитета ВЛКСМ и обрадовали перспективой поработать в отряде проводников. Только вот Вова Амелин закончил уже третий курс и перешел на

четвертый и, командиром отряда пришлось стать мне. В комиссары мне определили идейную комсомолку, от которой в работе не было никакого прока, она только мешалась под ногами весь сезон и, я тоской вспоминал Вову Амелина с его пивом и ягодами. Здесь же кроме речей о необходимости примерной работы и поведения ничего не было. Она даже попыталась делать стенгазету и политинформации, но из этого, конечно же, ничего не получилось. И я, с тайным злорадством, наблюдал, как она носится между составами пытаясь заловить хоть пару человек для выслушивания своей белиберды. Что бы не видеть всего этого, я набрал работы выше крыши и старался, сколько возможно быть в поездках, а находиться в депо и решать необходимые вопросы по минимуму.

Аня в это время подала документы на только, что открытый в университете экономический факультет и начала сдавать вступительные экзамены. Я же из-за работы, практически даже не мог ее поддержать, и лишь только по телефону поздравлял с их успешным окончанием. Но все же я ухитрился выкроить в своем графике пару дней, когда были вывешены списки поступивших, и было ясно, что Аня уже студентка. И мы с ней уехали к моей бабушке в деревню, которая встретил нас уже как мужа и жену, и даже постелила нам вечером одну постель, а потом, красная как рак Аня, застилала свою постель в другом углу комнаты. Но к сожалению работа есть работа и через два дня накупавшиеся и нарыбачившиеся, мы уехали в город. Я в очередной рейс, а Аня готовиться к картошке.

Сегодняшний рейс также начинался хорошо, я должен был работать вместе с кадровой проводницей молодой женщиной. Зина мне была известна еще с прошлого года, мы с ней несколько раз уже работали вместе. Но мне не нравилась ее суетливость и беспокойство, она вечно боялась чего-то и дергалась по любому поводу. Вот и на следующее утро, когда я досыпал положенное время отдыха, она сдернула с меня одеяло.

-Сережа.— Закричала она.— у нас девушка не просыпается.

-Не просыпается, ну и пусть, нам еще ехать и ехать.

-Ты не понимаешь, ее мама пытается разбудить уже полчаса, а она не просыпается и все.

Я встал и прошел в купе. На нижней полке лежала девочка лет пятнадцати в халатике, одеяло с нее было снято и, видимо, мама трясла ее за голову и плачущим голосом кричала:

-Валя! Ну, проснись же, пожалуйста!

Я представился и, объяснив маме, что я студент медик, попросил разрешения осмотреть больную.

Первым делом я положил руку на лоб и понял, что у больной слегка повышена температура. Пульс был практически в норме. Каких либо повреждений не было. В это время мать снова схватила Валю за голову и начала кричать. Когда она отпустила голову дочери, я заметил, что между головой и подушкой пустое пространство, В голове у меня сразу всплыли страницы прочитанного учебника. У девочки, скорее всего, дебют шизофрении и кататонический ступор в его восковидной форме. Я взял и поднял ее руку и отпустил, и все присутствующие со страхом смотрели на руку, которая оставалась поднятой вверх.

Я наклонился к уху Вали и шепотом спросил:

-Валя как ты себя чувствуешь?

К удивлению всех, девочка спокойно ответила:

-Хорошо.

-Ты чего-нибудь хочешь?

-Ничего.

И так мы односложно переговаривались несколько минут.

Впереди у нас была последняя станция, где была возможность отправить девочку в больницу и по прибытии на эту станцию, девочка в сопровождении матери была на машине скорой отправлена в ЦРБ, откуда, я надеялся, ее достаточно быстро отправят в психиатрическую больницу.

Слава богу, подобных ситуаций за время моей работы больше не было и в конце августа мы завершили сезон работы. Заработал я в этот раз несколько поменьше, потому, что, выполняя обязанности командира, много времени приходилось отдавать организационной работе, а от этой комиссарши кроме призывов толку не было.

Впереди у меня был третий курс первые клинические дисциплины и учеба и еще раз учеба.

Но учебный год начался с неожиданного приезда отца. Он уже был в отпуске летом, но моя работа практически не дала мне возможности с ним нормально поговорить, съездить на рыбалку. Да он и сам был тогда озабочен своими проблемами.

Ему уже исполнилось сорок пять, из которых он двадцать шесть служил в армии, если считать еще учебу в военном артиллерийском училище. В тридцать девятом году он поступил в Ленинградское артиллерийское училище и в 1940 году его закончил, по странному стечению обстоятельств он не попал на Финскую войну, хотя служил в то время под Ленинградом. Зато в Великой Отечественной Войне он принимал участие практически с ее начала и до конца и закончил свой боевой путь в Китае, где после ранения и продолжал службу и познакомился с моей мамой. А в 1953 году он поступил в артиллерийскую академию, которую в Питере по старинке называли Михайловской и успешно ее закончил, что и дало ему возможность стать старшим офицером

И сейчас он сообщил нам, что подал рапорт об увольнении еще перед отпуском и вот он сейчас военный пенсионер и свободен, как вольная птица.

Для мамы это был по настоящему радостный сюрприз, и она буквально прыгала от радости. Но для нас с Лешкой это означало одно — переезд в мамину комнату, которая была еще и общей гостиной, так, что прощай уединение.

Мне это очень не понравилось, но что делать, мы жили по том временам еще очень неплохо, трехкомнатная квартира это было что-то. Но мама видела, что мне не по душе жить в проходной комнате, где все сидят целыми вечерами. Поэтому она договорилась со своей подругой, и та отдала в мое распоряжение чердак в частном доме, где нужно было топить печь и носить воду. Когда мама показывала мне этот чердак, где была сделана вполне приличная комната, она все время водила пальцем у меня перед носом:

-И только попробуй сюда водить своих девок, мигом вылетишь отсюда, а я еще и Ане расскажу если что.

Мне идея переезда и отдельного проживания очень понравилась, и чего греха таить, я как раз думал о том, что сейчас мама категорически запрещала.

-Но мама, у меня ведь вся группа девчонки, им, что нельзя будет придти. И Ане сюда тоже нельзя приходить?

-И Ане в первую очередь. Знаю я тебя, вам еще учиться и учиться, а не детей рожать.

И вот я быстренько собрал свои вещички и был таков. К жизни в одиночку мне было не привыкать. Моя вторая жена умерла в 1999 году от инфаркта, детей у нас не было, и я четырнадцать лет жил один. Еще в Афгане я перенес бруцеллез, и как оказалось потом, не полностью вылеченный, что и привело меня к пятидесяти годам на инвалидность из-за множественных поражений суставов. Первое время я пытался бороться лечился, ходил на массу физиопроцедур, и даже ездил в санаторий, что в начале двухтысячных годов было достаточно затратно. Но толку особо не было, и я махнул на все рукой и просто тупо существовал.

Так, что когда я разложил свои вещи, которых было совсем немного и сел на кровать у стены, то чувствовал себя вполне комфортно.

Отец первые две недели только лежал на диване и читал газеты, но вскоре он уже лез стенку от безделья. И тут я предложил ему работу. Мой тренер не раз говорил мне, что у них нет постоянного директора спортивной школы, и я подумал, что мой отец по жизни был спортсменом играл в футбол и был кэмэсом по лыжам. И предложил пойти в РОНО и попробовать устроиться директором спортивной школы, и при необходимости привлечь еще Исаака Наумовича. Но привлекать никого не пришлось, и отец стал директором спортивной школы с первой попытки. И теперь он не надоедал маме и бабушке своей тоскующей физиономией, и не торчал у Лешки за спиной, когда тот делал уроки, как будто компенсировал то время, когда его не было дома. У него было свое занятие, про которое он только и говорил вечерами, не давая никому сказать ни слова.

Естественно Аня первое время бывала у меня каждый день, и уходила только, когда я демонстративно одевался, чтобы ее проводить. Но потом я провел с ней работу и объяснил, что мне надо тоже учиться, она надулась и несколько дней не приходила совсем, но затем сменила гнев на милость и стала появляться у меня уже по договоренности. Моя хозяйка все это видела, но никаких комментариев от нее по этому поводу я так и не услышал.