Гребаные "линейки". Гребаные сейсмокапсулы.
И я лишь сейчас увидела, что согнутая козырьком ладонь обормота горит серебристым огнем.
— Аска, пригнись!
Я вжалась в землю и, только вывернув голову, увидела, как заходит на вираж "Сегоки". Сметая то, что устояло после взрывных волн и землетрясения, фрегат снижался, и его щиты горели: над этой улицей летела сплошная шрапнель.
Воздух полыхал, и пламя опускалось все ниже — чуть ли не быстрее, чем "Сегоки".
"Давай, птичка!" Черная тень содрогнулась — что-то ахнуло по кормовым щитам, а потом в брюхе открылся десантный люк, и я почувствовала, что лечу.
"Боже, это просто поганая реклама луча-захвата!" Болтало немилосердно, зато осколки резво уходили в стороны от коридора смазанной гравитации. Я извернулась и посмотрела вниз. Вторым же проходом луч сцапал обормота, и теперь уже полет стал просто стремительным. Люк все рос, росла температура вокруг, я уже зажмурилась в надежде сохранить хотя бы глаза — и пришла прохлада.
Я кубарем свалилась на палубу шлюза. Рядом что-то шлепнулось, вроде живое, и еще ни разу я не возвращалась так со свидания, и еще ни разу выпивка не выветривалась из головы так быстро, и я еще ни разу так не бежала в рубку своего корабля. Вот в рубку чужого — случалось.
— Нагиса, пошел отсюда!
Щиты уже просили пощады — их не рассчитывали на длительный обстрел в атмосфере. Планетарные двигатели почти проседали, и вообще все было плохо, но Нагиса, как ни крути, молодец: он вручную удержал призванный капитаном корабль и поймал нас захватом.
И потом скажу спасибо — желательно бы не на том свете.
— "Сегоки", порт синхронизации.
Обеззвученный ВИ молча повиновался, и меня не стало.
Став кораблем, я взвыла от боли — боли, сквозь которую надо выбираться. Выплывать, сдирая с себя кожу.
И — разворот. Вокруг меня вздыбилась земля — я впрессовала в нее все, что еще не сгорело, да и то, что сгорело, — тоже впрессовала. Живот будто бы взрезало, когда включились основные двигатели, когда грохнул в голове пилотский, вбитый в подкорку инстинкт: "Нельзя!" Убиваемая планета содрогнулась еще раз. Подо мной сейчас испарялось все, там выкипала воронка, и это было куда хуже удара "линейки", но уже через долю секунды я начала набирать ускорение.
И — пять. И — семь. И — восемь с половиной "же".
Всю защиту я облаком собрала перед собой, потому что враг не мог не среагировать на мой старт. Старт на крейсерских двигателях.
Залп. Уклонение — и сразу же девятнадцать "же". Я скрипнула зубами: дредноут нащупал меня слишком быстро, а альтиметр играл против меня. Слишком низко, слишком горячо и больно коже, слишком колючая атмосфера, это как плыть в песке, перемешанном с осколками стекла. Я разрывалась между своими системами, между своими органами, и всюду было пламя, и быстрый взлет только раздувал его.
"Быстрее".
Пустота — она рядом. Пусти меня.
"Еще быстрее".
Ну пожалуйста, а? Пусти меня. Я не оставлю живого места на сцинтианском корыте. Оно ляжет осколками на сожженную планету, оно будет неделями гореть в стратосфере, пока не отработают последние микрореакторы анти-тяготения.
"Я убью его".
Фрегат против дредноута? Да ладно, я вам и не такое покажу. Ты только меня выпусти, планета, я отомщу.
"Я убью его".
Ну почему линия Кармана так высоко, а?!
В космос я вырвалась на вдохе. Из кожи вышли раскаленные иглы, мерцающее облако щитов забилось в нужном ритме, и болела только голова — там дрожал злой голос.
"Я убью его".
Разворот, компенсировать перегрузку. И — вот он. Почти стокилометровая туша дредноута висела, склонившись бортом над планетой, и атмосфера под ней кипела. Мерцающее облако обломков — бывшие станции орбитальной защиты. Облака поменьше — те, кто вырвался в космос.
Сцинтианский корабль получил одну серьезную дырку, видную даже мне. А это означало, что огромная болванка прилетела сюда без прикрытия. А это значило, что, во-первых, он идиот, во-вторых, у меня есть шанс.
"Расчет траектории для атаки. Орудие — линейный ускоритель".
К дредноуту потянулись воображаемые линии, которые заканчивались взрывами фрегата.
"Еще".
Еще больше линий — больше взрывов. Или подкритические скорости на грани падения в изнанку. Или нерассчитываемые перегрузки. Или...
"Еще".
Я мимоходом уклонилась от выпущенной смарт-ракеты и отправила залп электромагнитной картечи ей на перехват. Заложить параболу и думать, думать...
— Аска, не надо.
Это еще что?
Женский голос, чужой голос в моей голове. Чужой в моей плоти? Кто?
— Аска, это неприемлемо.
Туманность Шрайка полыхала прямо за дредноутом, я видела вспышки новых пусков его ракетных батарей, но прямо из бездны навстречу мне шел человек. Простой силуэт — без подробностей.
"Это ее голос", — отупело подумала я.
"Сбой синхронизации", — подумала я.
"Я убью его", — подумала я.
Силуэт одним рывком обрел плоть, вгоняясь в меня. Черные глаза, разодранный в крике рот — и я только и смогла, что закричать в ответ.
* * *
Корабль трясло.
Ложемент подо мной содрогался, но я могла только смотреть на уезжающий вверх пульт синхронизации. Я справилась: фрегат взлетел под обстрелом и вышел в космос. Я облажалась: мое безумие проникло в синхронизацию.
Ручное управление? Поздно.
Я поднялась. На центральном экране гасла строка, которой там быть не могло:
"ATF-mode: deactivated".
Нет. Черт, нет!
Сигнал с обзорных локаторов вышел на все экраны, и я увидела поле боя со стороны. Подо мной кипела планета, у которой больше не было литосферы, — это дредноут успел. А вокруг кувыркались, весело сталкиваясь друг с другом и с моими щитами, потрясающе нереальные обломки крупного корабля, который в этом районе был только один.
"Сегоки" с выключенными двигателями плыл среди этой каши.
Радары будто бы взорвались, и всю рубку закрасило огнями: из изнанки вываливались фрегаты без опознавательных меток. Единое направление векторов выхода, слаженное построение — сквозь мглу в моей бедной голове бился какой-то тревожный сигнал, и я все же догадалась приблизить визуализацию. Пару секунд я рассматривала трехмерную модель сцинтианского "Ас'Саля", а потом активировала стелс-режим — на большее "Сегоки" пока не способен.
Потом я села на пол и вжалась спиной в консоли управления.
"Мне конец".
Изнанка, сука, ты догнала меня — ну почему именно сейчас? Почему тебе понадобились мои мозги сейчас, когда я только-только захотела чего-то для себя? Не для дяди, не ради и не во имя, а — для себя? Да, я убила дредноут, я все смогла, все, как и раньше, все сама, но силуэт на фоне туманности, но голос там, где я должна быть один на один с космосом, чужой голос!
Дверь рубки прыжком рванула в сторону, пропуская всю честную ораву, и пришлось спешно ущипнуть себя за ухо, потому что мне в глаз уже направили фонарик, прямо перед лицом что-то беззвучно говорили губы Майи, и вообще, кто убрал звук?
Верните его, ну что вам стоит, а?
Я чувствовала укол куда-то в предплечье, я поворачивала голову — медленно, как в воде, как в чертовом геле. Ибуки что-то говорит в сторону, Нагиса трется в углу — ничего не понимающий, настороженный, Синдзи протягивает руку к моему лицу, и что на его собственном лице — не понять.
Вата в ушах и во рту, гель вокруг — я по макушку увязла в химии, которой здесь быть не может.
Рей? Все лица разошлись в стороны, когда передо мной остался только алый взгляд, только тихий шепот прямо в мозгах.
"Соберись".
Что?
Аянами протянула руки, и прежде чем я что-то поняла, ледяные пальцы коснулись моих ушей. Когда темнота в глазах начала рассеиваться, я поняла, что стою посреди рубки, опираясь на ложемент, меня поддерживают за плечо, а в горле саднит от вопля, а ушей я почти не чувствую.
— Аска, кто я? Быстро, быстро, отвечай!
— Ты тупая икающая сука, руки убери!
Хватка на плече исчезла, и тот же голос сказал куда-то в сторону:
— В сознании.
— В-выйдите все.
А, капитан. Да, пожалуй, всех лучше вон, потому что это с тобой я теперь как-то связана.
Я наконец выпрямилась и нащупала уши: те были на месте, но очень холодные и словно бы слегка опухшие. Mein Gott, обморожение, это же надо. Синдзи смотрел на обзорные экраны, где медленно перестраивалась сцинтианская эскадра — хорошая ударная группа, мощная и растерянная, потому что ее лидер сейчас по частям крутился вокруг "Сегоки".
— Как ты это сделала?
— Я не знаю.
Синдзи обернулся, а я только и смогла, что облокотиться на консоли. Да, капитан, все так. Нравится ответ? Нет? Принимай меня на свою сторону. Не знаю как, но делаю. Мозгов нет, но я самое лучшее оружие. Знаешь, я тебя понимаю теперь и ни капли не жалею, что пошла в поход за пятью годами памяти.
А еще — извини. Я подхватила корабль, который как раз перед этим удачно показал тебе очередную красивую фигу. Ты же понимаешь, обормот, что я никогда не скажу тебе этого вслух? Все ты понимаешь, Синдзи.
— Что д-дальше?
— Выходим из стелса и прыгаем.
— Н-на прицеле у эскадры?
— Варианты?
Он пожал плечами и пошел к двери. Обойдя ложемент с другой стороны.
— Стоять. Куда?
Синдзи замер, но смотреть в мою сторону не стал. Наверное, если бы я впрямь ставила цель отомстить ему за "Нигоки", это была бы кульминация: красивая, напряженная, с добиванием каблуком по глотке.
— Т-ты лучший пилот, действуй.
Ну, вот и все. Вот мы и нашли предел космическому терпению, да, обормот? Теперь надо просто дождаться, пока он выйдет прочь, и с этого мгновения главная здесь буду я. Не главный боевик, не главный торговец и стратег. Просто — главная. Вместо папы приходит мама.
"Мама..."
Я сцепила зубы.
"Черт, мама".
— Синдзи, ложись и выводи нас отсюда.
Он смотрел на меня почти от входа, и во взгляде была неожиданная для него обида. "Не нужна мне твоя подачка", — было у него в глазах. "Не глупи", — было у него в глазах. "Это же твоя мечта".
Все так, Синдзи. Вот только...
На экранах снова замерцала каша сигналов — чуть в стороне от сцинтианской эскадры.
— Синдзи, быстрее. Я потом все объясню.
"Если смогу", — добавила я про себя. С подкреплением нападающие рискнут начать прочесывать местность куда лучше, чем сейчас. И им будет плевать на маленькие драмы в рубке.
— П-погоди...
Обормот кинулся к приборам, и я увидела, что на экраны сыплется информация об опознанных маркерах. А значит это одно: новая ударная группировка — это флот Империи. Я подошла поближе как раз в тот момент, когда корабли прыснули в стороны, формируя кольцо, а уже в следующую секунду вакуум тяжело плеснул, выпуская из изнанки флагман.
— Синдзи... Включаем форсаж и быстро-быстро валим отсюда.
— Ч-что?
— Это "Голод".
Когда война с баронианцами за рукав Ориона казалась неизбежной, Империя соорудила четыре ударные эскадры. Из нафталина спешно достали исторические аналогии, и за неимением лучшего пропаганда распиарила затертые имена: "Война", "Голод", "Мор", "Смерть". Одноименные дредноуты, возглавлявшие группировки, превосходили в классе все, что способно было уходить в изнанку, они могли ремонтировать свой эскорт, высаживать планетарный десант, столетиями рыскать по окраинам космоса, сжирая в своих реакторах планетоиды.
Их силуэты и метки до сорокового знака знал каждый курсант, и если хоть одна из четырех эскадр покидала Альфу Гидры, это означало одно: война.
Дредноут ощетинился вспышками маневровых двигателей, его группировка растягивалась в "трилистник", а я не могла понять, что здесь не так. Время? Нет, они прибыли не слишком быстро — в конце концов, Империя не зря кормит разведку, так что лоханки еще и опоздали поди.
Я стояла, чувствуя своим плечом напряженное плечо Синдзи, и рылась в оглушенной памяти, а когда откопала то, что искала, была удивлена. Корпоративная география никогда не была моей любимой темой.
Вот оно. Туманность Шрайка просто не было смысла защищать: когда Империя выкачала редкоземельные элементы и ценные газовые смеси, корпы Паракаиса в наглую принялись торговать с кем ни попадя. Слить неугодные корпы, растянуть силы противника и перещелкать их стелс-бомбардировщиками — вот краткое содержание тактики Империи. Хорошая война должна быть победоносной во всех смыслах.
Да, умный войд-коммандер может много заработать на бирже перед локальным конфликтом.
— Т-там становится жарко. Ты т-точно хочешь...
Я схожу с ума, мой идиот. И тоже боюсь этого корабля, так что пора быть честной с собой: я не готова. Давай. Подумаем потом, что здесь делает флот.
Я кивнула.
— Х-хорошо.
На обзорных экранах начался бой. Группировки обменялись торпедными ударами, корабли пришли в движение, уклоняясь от вспухающих сверхмассивных боеголовок, но дредноут пока молчал. Сцинтиане отходили, и я сцепила руки перед грудью:
"Давай, скотина, "Выжигателем" их. Ты за нас не волнуйся, мы уже уходим, мы здесь лишние, но я, черт, не хотела бы оставлять ублюдков так..."
Смотри, Аска, ты еще совсем чуть-чуть Инквизитор — и не только на уровне навыков.
Я опустила взгляд. По флагману попала смарт-ракета, раскрашивая его щиты, но "Голод" все не отвечал. Было в этом что-то невыносимое, что-то жуткое и страшное, а если не лезть в мистику, то объяснение было только одно: дредноут на полную мощность использовал подпространственную связь.
На коммуникационной панели горел сигнал с позывными фрегата "Сегоки", и это был ответ, причем даже на те вопросы, которых я не додумалась задать.
И нападение сцинтиан, и спешка "Голода" — у всего этого была одна настоящая цель.
— Синдзи, — позвала я. — Ты, случаем, не в курсе, стоишь ли ты войны?
Глава 13
Хорошо, что на "Сегоки" нет таймера обратного отсчета для режима невидимости. Это бы непозволительно усилило драматизм ситуации. Я видела глаза Синдзи. Видела бьющийся маячок входящего сигнала. Видела отблески битвы в каких-то семи-восьми мегаметрах. Я видела все это — и, что еще хуже, я понимала обормота: вот оно — прими вызов, получи ответы. Верни себе пять лет или умри счастливым.
Только это ни разу не решение.
— Синдзи.
Он покосился на меня, чуть не дрожа от возбуждения. Ударить? Громко крикнуть? Засосать с языком? Просто отрубить сигнал? Нет, нет и нет. Увы, с обормотом придется разговаривать, если я планирую остаться с ним на одном корабле.
— Синдзи, послушай. Давай уходить.
— Они знают позывные "Сегоки", значит...
— Значит. Синдзи, тебе нельзя туда.
Вот так, Аска, вот так. Как с ребенком. И держи модуль связи на прицеле — чисто на крайний случай.
— Аска, но там!..
— Синдзи, нет. У тебя есть Рей. Ей нельзя туда. Ты об этом подумал?
"Черт, как же тебя клинит от этой памяти, болван?! Ты забыл, что у тебя корабль смертников, или тебе уже все равно?" О, видимо, нет, потому что в его глазах появилось что-то вроде мыслей, там больше нет одержимости, и это даже немного обидно: всего одно имя — и главная цель жизни уже на втором плане.
