Из всех живых сейчас с ним в замке обитал только огромный и очень умный пес. Сколько он их сменил — память не могла удержать. Собаки слишком быстро умирали — какие-нибудь пятнадцать лет и все... Но всегда, когда беспощадный мир в очередной раз отбирал у него мохнатого друга, он выходил в свет и брел по деревням, подыскивая себе нового соратника. Судьба зачастую сама вручала ему в руки или приглянувшегося щенка, или уже взрослого пса. Иногда, для этого ему нужно было дойти до одного из ближайших городов, а это был немалый путь. Обычно, он просто заглядывал в глаза его будущему питомцу и понимал — вот тот, с кем он свяжет предстоящие годы. Ему казалось, что грусть по утраченному спутнику жизни играла важную роль в поиске. Он немного знал, как мир перевоплощает души животных, и всегда надеялся, что в новом спутнике живет душа старого и верного товарища. Но, с другой стороны, мир стирал всю предыдущую сущность животного, так что проверить, та ли это сущность, ни сил, ни умения у него не было. Поэтому оставалось только слепо верить...
Сейчас верный друг ждал его на дворе замка, как бы спрашивая: "Ну что, хозяин, куда пойдем сегодня?" Он никогда не привязывал пса, оставляя ему полную свободу заниматься в округе, чем тому взбредет в голову, и только надеялся, что мохнатый приятель не проявляет волчью жестокость к окружающей замок живности. Правда, он поддерживал миролюбивость животного хорошей кормежкой, так чтобы тому не приходилось утолять свой голод за счет жизней маленьких обитателей долины. По большому счету хозяину было все равно, умрет ли одной зверушкой больше или меньше от огромных собачьих клыков, но последнюю сотню лет он почему-то привык считать, что, чем меньше вмешивается в окружающий мир, пусть даже и посредством собаки, тем этот мир становится прекрасней, и этому мнению были свои основания...
Единственным наслаждением было созерцание бесконечных пейзажей, во время долгих отлучек из замка, совершаемых в компании своего друга. Ему не было нужды заботиться ни о чем. Он не без основания считал себя сильнейшим магом этого мира. Действительность подчинялась ему с одного "слова", но у него не осталось желания менять ее в соответствии своим прихотям. Он лишь делал маленькие, но приятные уступки для себя и собаки, "готовя" еду и кров парой "слов" и так же быстро возвращая окружающую реальность обратно, когда в изменениях отпадала необходимость. Его гораздо больше занимало наблюдение за полетом птиц, ростом травы, таянием снегов — тогда он чувствовал единство с этим миром, который прощал все издевательства причиненные ему когда-то. Прощал, как прощает не осознающий себя гигант, добродушный в своей несокрушимости и величии. Он чувствовал себя, может быть самым неудачным ребенком этого мира, но не изгоем. И как бы он хотел ощутить себя родителем или хотя бы покровителем ему! Но он был пойман, как и другие в эту вечную, пусть и ласковую к нему ловушку. И выбраться из нее можно было, только потеряв себя и свое "я". И самое ужасное, что он сам был виноват в том, что мир стал таким. Ведь если бы не он, у всех сохранился бы шанс выйти когда-нибудь из игры...
...Невозможную пропасть лет назад он стоял у истоков этого мира вместе с другими. И если бы он был тогда теперешним, может, все и пошло бы не так — но все мы крепки задним умом, даже прожив тысячу лет. А тогда его съедала банальная жажда власти. Ему казалось несправедливым, что какое-то никчемное божество должно править миром. Да, они создали этот мир, но идею-то подкинул он, как и собрал вместе единомышленников. А теперь мир был поделен и каждому снисходительно выдана подачка из набора "слов", позволяющих менять мир по своим вкусам в пределах своего волшера. Ему тоже досталась своя толика "слов", но он-то рассчитывал на все! Обида сжигала его изнутри, и он нашел способ отомстить. И хотя не сделал все по-своему, но изменил все так, что мир стал неподвластен никому...
Это была его самая глубокая тайна, его сила, его позор и его слабость. Сейчас он стыдился этого поступка, но не тогда. Тогда он не задумывался, почему все другие должны будут расплачиваться за его амбиции. И вот он, бесконечные годы является самым могущественным магом этого мира — и зачем все это ему, когда у него нет желания нарушить роста травинки, не то что с кем-нибудь о чем-либо спорить? Он давно чувствовал себя мертвым. Цеплялся за жизнь, не зная, что еще от нее пожелать и давно потеряв интерес к мирской суете. Единственное, что еще его немного занимало — это единение с природой, бездумное, ничего не ждущее, никуда не стремящееся...
* * *
Он, как наяву, помнил тот день — день наибольшей лжи, которую он привнес в этот мир и за которую расплачивается до сих пор...
Они сидят в его центральном дворце в укромной комнате, спрятанной в бесчисленных переходах и залах, забитых челядью, придворными и прочими приживалами и слугами. В его свеженькой библиотеке не менее свежего мира томятся тысячелетние книги, повествующие о якобы древней истории, выдуманной их шутливым божеством.
— Ты доволен, Искатель гор? Ведь у тебя самый большой волшер! — спрашивает мягким голосом девушка, с любопытством рассматривая центральную площадь большого города, усеянную снующими туда-сюда людьми. Она оборачивается, смотря на него радостным и доверчивым взглядом. Он никогда не забудет этот взгляд — взгляд счастливого творца, переполненный эйфорией и восторгом от великолепно сделанной работы. — Правда, у нас очень неплохо получилось?
— Да, ты права. Этот мир — просто чудо! — ему было не занимать опыта в практике скрывания истинных мыслей и настроения, поэтому он широко и доверчиво улыбался, так что даже божество обманулось в его искренности.
Как он ненавидел это астральное лебезение! Любовь — только она давала шанс стать всемогущим. Как это все ему надоело! Почему он, самодостаточный мужик должен спариваться с какой-нибудь взбалмошной бабой, чтобы достичь высших уровней и создать свой мир? Он еще на Земле привык рисковать своей жизнью, и никогда не нуждался ни в каких дамских сюсюканьях! Поэтому, кстати, и оказался до срока в астрале. Так зачем ему эти телячьи нежности еще и тут? Ничего — он нашел путь, как создать свой мир. Пусть ему пришлось обмануть несколько душ и даже божество. Но так им и надо, раз такие доверчивые. Если бы он мог справиться один, он бы никого и не звал.
— Ты не представляешь, как мы рады! И вы все, кажется, довольны. Все получили то, что искали. В крайнем случае, мы можем немножко подправить, если что-то будет работать не так. Но мне кажется, ничего не надо менять. Если бы ты мог видеть мир с третьего уровня! Он — само совершенство! Там нельзя изменить ни одной линии — сразу все пойдет наперекосяк.
— Конечно, жалко! Хоть бы одним глазом на такую красоту посмотреть, ну или взглянуть сверху сразу на весь мир...
— Погоди, а ведь это совсем несложно устроить, — девушка с темными, вьющимися волосами, обрамляющими бледное лицо, задумалась, опустив густые ресницы и прикрыв большие бирюзовые глаза. — С третьим уровнем не получится, а вот второй — проще некуда! Найдется у тебя укромная комната?
— Укромней этой не найдешь, — заинтригованно предложил хозяин дворца.
— Тогда отвернись и подожди, пока я не позову, — предложила молодая женщина, а сама отвернулась от него в противоположную сторону. Вскоре послышался сдержанный возглас. — Смотри!
Обернувшись, он увидел стол, на котором вместо столешницы было обрамленное инкрустированным деревом черное зеркало.
— Это окно, показывающее весь мир со второго уровня. Я сделала на него зрительную проекцию оттуда. Давай, попробуем, как оно работает, — с трудом сдерживая восторг, шептала девушка, наклонившись и всматриваясь в зеркало.
"Мне бы твои возможности! Конечно, легко пребывать в таком восторге, когда все в твоих руках", — завистливо подумал маг и молча подошел к зеркалу.
— Кажется, работает. Смотри, видишь что-нибудь?
— Да, очень отчетливо, будто с высоты птичьего полета. Это же наша местность!
— Теперь "вглядись" в город и во дворец.
Он послушно стал всматриваться, и картинка вдруг начала быстро увеличиваться, словно он падал на землю. Ему пришлось подавить в себе рефлекторный страх — в конце концов, и не того приходилось насмотреться. Углубляясь в изображение, он смог заглянуть в их комнату и увидеть, как они рассматривают зеркало.
— А как же?..
— Просто отстранись взглядом, и картинка сразу уменьшится, — догадалась с полуслова о его вопросе девушка. — А если захочешь сдвинуться в сторону, только переведи туда взгляд и изображение сместиться туда, куда пожелаешь.
"Ох уж эти божества! Опасно с ними. Не успеешь подумать, как они уже все знают о твоих мыслях. И все вот так, походя. Надо лучше следить за собой", — подумал он и посмотрел на уменьшившийся и ставший ползти в сторону пейзаж.
— Кстати, ты ведь умеешь смотреть на Землю и другие планеты в энергетическом спектре?
— Спрашиваешь? Конечно! — немного обиженно ответил он.
— Это я к тому, — попыталась сразу оправдаться за непонятно чью неловкость молодая женщина, и виноватым тоном продолжила. — Что зеркало должно показать этот мир с энергетической изнанки, а она не такая, как у реала. Я так хотела, чтобы ты смог взглянуть оттуда на наш мир. Ну, давай, попробуй! — и она замерла, с надеждой смотря на собеседника.
Его бесило это участие. Будто он какой-нибудь больной или инвалид. Как она не понимает, что, глядя на него, как учительница на первоклассника, она унижает его достоинство? Но бросаться такими божественными подарками он себе не позволит. Он сосредоточился и представил картинку, похожую на черную поверхность Земли, усеянную лей-линиями. И зеркало послушалось. Только картина, представшая в нем, была совсем другой. Никакой поверхности не было. Вместо этого он увидел восхитительную систему ажурных ветвей, веером расходящихся по темноте, в которой где-то на первом уровне жил недавно сотворенный мир.
Он, онемев, долгое время всматривался в картину, развернувшуюся перед его глазами. Потом вгляделся в одну большую ветвь, и та стала приближаться. В конце концов, он как бы нырнул внутрь ее, и зеркало вдруг показало горный массив, который он сам недавно "придумывал", посылая пожелания божеству снизу "наверх". Потом он перепрыгнул на другую, переливающуюся голубыми оттенками "веточку" и увидел знакомый ему горный поток, стремящийся со склонов скального массива. А вот дальше его постигла неудача. Перепрыгнув с ветви на ветвь в очередной раз, он наткнулся на плывущую перед глазами абракадабру.
— Прости, — послышался виноватый шепот, и он увидел, как картинка поменялась на нормальное видение — в зеркале был вид морского дна, усеянного кораллами. — Я не могу передать тебе те части языка, которые в распоряжении других, ведь и они не знают твоих "слов". Поэтому ты в сильном приближении не можешь войти в ветви мира, кодирующие их волшеры. Но в нормальном изображении они будут видны и тебе. А на общем плане сможешь наблюдать энергетическое состояние всех волшеров. К тому же, на всех землях, не входящих в волшеры ты сможешь рассматривать все, как и в своих собственных краях.
Виноватость в голосе больно резанула по его самолюбию. Это божество, которое моложе его на полсотни лет, смеет делить участки влияния для них, как ясли для несмышленых детишек! Но он снова сдержал себя. Его план близок к осуществлению, а это глупое божество напоследок дает ему артефакт, который, действительно, сделает его всемогущим!
— Ничего страшного! Все понятно. И без этого, твой подарок просто божественный! — лучезарно улыбаясь, ответил он девушке, внимательно заглядывающей в его глаза, будто боящейся найти там хоть каплю упрека. И он, почувствовав, что наступает наилучший момент нанести свой удар, вкрадчивым тоном предложил. — А не пора ли и вам подумать о себе?
— О чем это ты? — непонимающе вскинула брови молодая гостья.
— Ведь наш мир создан, чтобы астральные жители снова могли ощутить жизнь во всех красках, когда риск — это, действительно, риск, а цена жизни — это все, что ты помнишь и чем себя ощущаешь! Вы ведь этого хотели?
— Да, я, кажется, догадываюсь, о чем ты думаешь, — мечтательно вздохнув, сказала его гостья. — Это страшно и захватывающе одновременно.
— Я ничего не предлагаю, ведь мир ваш, и вам решать, что с ним делать. Просто мне так показалось...
— Ты прав, зачем бы мы создавали это чудо, если бы им нельзя было воспользоваться? Но на такой шаг надо решиться... Ладно, я уже, наверно, надоела тебе, пора и к своей половине спешить, а то, что он подумает?
— Да ладно, знаю же, что он все подслушивает. Пока, беги к нему, а то уже соскучилась!
— А ты не смейся! Это все равно, что без одной ноги ходить. Потому-то и страшно будет решиться на такое... — женщина махнула ему рукой и растаяла в воздухе, не слишком церемонясь с наведенной реальностью мира, чем еще раз заставила всколыхнуться омут зависти в душе ее собеседника.
Тем не менее, он чувствовал себя, как никогда, счастливым. Отравленное зерно падения божества посеяно в душу этой девицы, а в его руках оказался воистину волшебный инструмент. Если эта вещь позволит не только наблюдать, но и концентрировать действие его "слов" на видимые в зеркале объекты, то в мире не останется никого, способного противостоять его силе...
* * *
Спустя полгода с той памятной беседы зерно проросло — их милое божество объявило, что мир работает, как часы, и оно покинет их на небольшой срок...
Он хладнокровно выждал неделю и приступил ко второй части своего плана. К этому времени он основательно подготовился, изучая действие зеркала. На его удачу, доверчивое божество не озаботилось поставить туда никаких защит, и он мог адресовать действие своих "слов" на любые расстояния. Единственной преградой служила кодировка других компаньонов и конечно, неприступность сердца мира, находящегося в вершине пирамиды мира на третьем уровне астрала. Но для его целей сил у него хватало. А зеркало облегчило задачу до уровня детского сада.
То, что он намеревался сделать, не было известно никому из его коллег по созданию мира. Эта история началась много раньше. Когда-то вследствие не очень праведной жизни в реале, он очутился в одном из верхних миров Инферно. Тогда его сильно выручило чувство противоречия. Когда его, вместе с остальными обитателями начали притеснять дьявольские сущности, ему стало обидно, и он возглавил сопротивление угнетению, сражаясь за права душ и помогая, чем только мог, окружающим. И в результате очень быстро оказался вышвырнутым оттуда в свободный астрал.
Спустя многие годы болтания по астральным закоулкам, он, разочаровавшись в мягкости большинства миров, сам вернулся в инферно. Его индивидуализм не давал ему нигде прижиться. В конце концов, он понял, чего не хватало многим мирам — они были слишком слащавые, и у него появилась мечта создать реально жесткую систему, но он чувствовал, что без энергии инферно, это не получится. Тогда он и собрался навестить своих бывших угнетателей, и в этом ему опять помогли его упрямство и бесшабашная смелость.
