— Так может другую, на дровах сделаем?
— Туда тоже железа много надо, да крепкого. Пара много — давление большое, не держит тонкое железо. Такие машины у нас в основном по рельсам ездили. Да и дров они много потребляли, леса много рубить придётся.
— А рельсы — это что? — дед старался мои незнакомые слова запоминать, мало ли что.
— А ты видел их, только короткие. Я в кузне их вместо наковальни использую, — те две рельсы, что мы притащили во второй наш поход к "плато" закрепили в закопанных бревнах, получилась большущая наковальня, — на них та железяка стояла, которая силу Перунову приручает, на "плато". Только их длинные делали, и по ним машины катались, много груза везли. Поезда звались. Рельсы ведь гладкие, катить легче, чем телегой или тачкой катать.
— То тоже машина такая?
— Не, то не машина... или машина? Не знаю даже, с двумя ручками, на колёсах. У вас нет таких? Нет? И не было? Блин, а я внимания не обратил. Ну так сделаю, она не сложная. Что ты ей только таскать будешь...
— То я найду, — дед подбросил полено в костёр, — в лесу много чего есть.
— Ну, смотри, я сделаю тогда, на пробу, как время будет. А с машинами думать надо, крепко думать. Не знаю пока, что да как мастерить. Тут и так заказами закидали — тяпки, ножи, скребки какие-то, серпы. Оружие ещё делать собирались, копья стрелы, арбалеты, помнишь об этом?
— Это верно, надо всё, надо... Да и урожай как соберём — корзины плести станем, бочки делать. Хранить же зерно надо, а то до зимы не доживёт...
— Во-о-от, тару ещё делать придётся. Ну, всё, во что можно складывать вещи всякие, урожай тот же, тарой у нас называли. Да банки какие-нибудь стеклянные или жестяные, чтобы овощи наши да мясо с лета хранить. Сам говорил, копчённое да вяленое долго не простоит. Да дома улучшать, чтобы жить удобней было...
— Дом-то по весне лучше, лес на зиму повалить, его мороз возьмёт, сухое дерево будет.
— Хм, на зиму рубите? Ну да, сок из дерева уходит, оно суше становится, правильно. Хитрые вы тут!
— Не без того. Вот что, Сергей, с домами да мясом пока не думай, не срок ещё, да и мяса того нет. Про та-ру, — дед старательно выговорил новое слово, — думай. Для репы да лука, картошки твоей, да и вообще — бочки нам нужны, сундуки какие, на то много времени уходит.
— Думал я уже, не раз. Доски нам нужны. Да гвозди, желательно. Ты же не даёшь, приходится на нагилях, вы их ногтями зовёте, собирать все. Долго и муторно. Давай досок наделаем?
— Гвозди твои пока побережём. А доски... Наделать-то можно, только это тоже долго. Топором махать не один день придётся...
— Топором? У нас доски пилой по типу той, что у нас, делали. Ей вдоль бревна распускали.
— Пилить можно, но они никуда не годны, воду пропускают, гниют, тёсанные лучше.
— Но напилить зато больше можно, — не согласился я, — да и воды-то в урожая чай не много будет. Ящики те же для картошки они с влагой никак ни касаются. И покрыть их можно, олифой, например, чтобы не гнили. Вы так не делаете?
— Не без того. Из масла конопляного и смолы варили жижу, и держали дерево в этом потом. Но то для лодок так, масла тоже много надо.
— Кстати, а чего вы коноплю да крапиву не выращиваете? Вы же на одежду её пускаете. Может, засеем кусок поля?
— А зачем? — дед удивился, — в лесу полно, само растёт, пахать, — дед усмехнулся и посмотрел на меня, — не надо.
— Тоже верно, — я тёр мозоли на руках, набитые за время посевной, пахать ещё и под крапиву не хотелось, — Но досок все равно напилить надо. Пол в доме сделаем, чтобы по земле не ходить, ящиков я сколочу, может, крышу покроем, вместо коры вашей.
— Ну делай, как знаешь, пока все твоё удавалось.
— Как же все? — тут уже я удивился, — а пахали-то как? Чуть не померли там, на поле твоём, из-за плугов моих! А пила? Она ж кривая да неудобная!...
Дед жестом прервал мои жалобы:
— Так, да не так. Мы бы ралом не успели бы сколько нужно вспахать, им ходить много надо, перезрела бы земля. А тут из последних сил, через пот и кровь, но всё смогли посеять. Без тебя бы не справились, — дед с благодарностью посмотрел на меня, — ты баб не слушай, они скорее по привычку ворчат да жалуются. Мы пока огород сажали, они тебя хвалили сильно, без тяпок твоих да парников тоже меньше бы овощей получилось, силы людские-то не велики. Да и с ведром тем, ножами опять же, сам говорил, все считать надо. Сколько лишнего не делаем сейчас! Да и спокойней. Дозорные наши малолетние бегают, про лодки малые уже и не сказывают, только про большие. Кукша с Веселиной стреляют уже хорошо, бабы голову подняли, силу свою, и нашего рода, почувствовали, а когда силу за собой чувствуешь — любые беды и трудности нипочём.
Дед чуть прижмурил глаза, и, после недолгой паузы, продолжил:
— Да и с пилой твоей этой... Ты ж сам учил считать всё. Вот и прикинь, раньше мы одним топором на двоих работали, свалили дерево и давай ветки обрубать. А теперь мы пилим, а Кукша топором машет, бревно готовит — все польза. И времени меньше уходит...
Дед поправил костёр, и уставился на пламя. Я тоже смотрел на огонь, думал. Буревой молодец, хоть и без цифр, по наитию, но тоже всё начал учитывать в процессе работы. Даже укрепление морального духа личного состава включил в свои соображения. И вести себя стал, рациональнее, что ли. Насмотрелся на меня, наслушался про расчёт ресурсов, сил и средств. Вон, спросил недавно его, почему по утрам перестали верши таскать. Оказалось, что дед прикинул, рыба только в половину снасти за день заходит. А все снасти, и пустые тоже, доставать все равно приходится, проверять. Теперь они через день их вынимают, типа два дня по половине — все полные. На самом деле не так, но все равно эффективней получается. А сами верши меньше портятся из-за проволоки. Итого — экономия в один человеко-час в день. И это они сами дошли. Прогресс. Казалось бы мелочь. Но это как посмотреть.
Вот взять, к примеру, мой железный инструмент. Пусть кривой и косой, не очень ровный и удобный, но сравнение его "потребительских свойств" с местными деревянными поделками говорит о том, что при тех же усилиях каждая наша барышня могла "дать на гора" на десять метров больше грядок в день. Добавил туда черенок, что на станках делал, ровный и гладкий, ещё три метра посадок в плюс. Накопили по два комплекта сельхозинвентаря на человека, поставили мелких на заточку. Бабы в поле первым комплектом работают, мелкие второй правят — один ручку вращает, другой, в защитных очках, что нашли в БКТП, точит лезвия, да потом разносит их по людям. Так добавили ещё пять метров, организационно, так сказать. Песок мелкие в дозоре на ткань клеят, потом, вечером, мне только все собрать под гнётом остаётся — я более свободен, больше инвентаря, грядки на сто метров вперёд ушли. И это за один день. А за две недели посевной? Да если всех посчитать? Хорошо мы продвинулись, и главное — подтвердили все мои первоначальные прикидки.
Я по сути увеличил ресурсами "плато" металлоёмкость нашего хозяйства. Это дало прочность и долговечность — меньше все ломается, дольше служит. Свойства железа же, возможность его наточить и заострить, его меньшая масса относительно дерева при соизмеримой нагрузке в работе, экономит силы. А с учётом того, что все я делал с возможностью привлекать детей к полезному труду, то "мощность" села повысилась. Правда, времени свободного нет ни у кого, дети, мне кажется, меня проклянут такими темпами. Хотя за что — я и сам сплю по четыре-пять часов, похудел как не знаю кто, и вкалываю, наверно, даже больше чем все остальные. Белка в колесе по сравнению с моей пахотой — практически на сиесте постоянно. Мне даже дед пару замечаний сделал, но это не сильно помогло. Виной всему паника. Паника и страх.
Я до сих пор с трудом представляю, как можно выжить тут, когда ни магазина с продуктами зимой под боком нет, ни отопления с водопроводом, ни машины, чтобы уехать отсюда к чертям собачим куда глаза глядят. Пока занят делом мысли не лезут. Решишь отдохнуть — устроишься на дровах в своём сарае, окинешь взглядом деревню, и мурашки по коже ползут — я не чувствую себя в безопасности. Физической, температурной, если можно так сказать, продовольственной — все зыбкое, на душе тревога, будущее представляется непрерывной чередой несчастий в виде голода и холода. Вот так пять минут посидишь, подавишь в себе приступ паники — один раз так вот паниковал во время проковки и запорол изделие — и идёшь работать дальше, чтобы поменять всё в лучшую сторону.
Единственное, что радовало, это отношение местных. Наверно, у них должен был быть футур-шок от материалов с "плато", моего поведения, непонятных вещей. Но народ на удивление спокойно относится ко всему. Я списывал это на достаточно прикладной, утилитарный уклад местной жизни. Полезная вещь — это хорошо, независимо от того, откуда она взялась и что собой представляет. Принёс плёнку гидроизоляции — порадовались, без возгласов удивлённых, и начали парник делать. Кукша в БКТП минут пять ходил с вытаращенными глазами, а потом стал рачительно осматривать барахло, вдруг что пригодится? Мои идеи тоже уже не встречают сопротивления. Пока. Дальше, возможно, будет хуже.
Посидели ещё чуток, да и пошли по домам. Все спать — а я опять думать. Это самое противное. Зацепится мысль в голове — всю ночь ворочаешься, обсасываешь её, пока не вымотаешься окончательно. И редко ведь умное что придумаешь, так, баловство одно. Вот и сейчас лёг, а заснуть не мог. Очень мне хотелось что-то с тягой, повышением "мощности села" придумать. Мысли скакали от парового двигателя до карбюратора. И все равно скатывались на баб.
Хорошо, что я не в двадцать лет попал, а то бы спермотоксикоз замучил до смерти. Я тут без малого два месяца, шок уже прошёл, мужской организм просил своё, хоть я и загонял эти желания внутрь непрерывной работой. Только вот объектов, подходящих для моих пошловатых потребностей, в окрестностях не наблюдалось. Наших барышень я воспринимал как товарищей по суровой борьбе с природой и выживанию, да и выглядят они, скажем прямо, не фотомоделями. Из-за серой одежды, постоянной работы, отсутствия косметики. Вон, даже украшения и те у них какие-то тёмные, медные да железные. Может, "отпескоструить" их? Блестеть будут, красота в деревне появится. Ага, "отпескоструить". Компрессор ещё надо изобрести. Атмосфер на пятьдесят, желательно. А там и холодильник сделать, там тоже компрессор есть.
Я начал проваливаться в дрему. Мысли о бабах, их цацках, тракторе и холодильнике в голове причудливо переплетались. Перед самым провалом в глубокий сон почему-то вспомнился дядя Петя. У нас так преподавателя в "универе" называли, Петра Александровича. Хороший мужик, в возрасте, за шестьдесят лет ему было. Мы у него лабораторию в порядок приводили, пропуски отрабатывали. Там много барахла скопилось за его сорок лет трудов на ниве науки. Растаскивали хлам по полкам да в подвал. Тяжеленную штуку одну аж впятером несли, помню. На вопрос, зачем в век новых технологий такую хреновину у себя держать, дядя Петя сказал что мы ещё щеглы, и это установка для сжижения газов. На каких-то трубках. Мы на втором курсе были, нам название ничего не сказало. Дядя Петя уточнил, что мы щеглы желторотые, и про стирлинг не знать стыдно. Застыдил, я в общаге потом в Интернете порылся — нашёл этот самый Стирлинг. Это фамилия такая, её носитель паровики делал, хитрые такие, без воды. Схемы там тоже были... Стирлинг, Стирлинг, когда же ты родишься... Помог бы мне в индустриализации. Хорошо, хоть схему механизма вспомнил, с тем и заснул.
Снились бабы.
Время перевалило за полночь. На календаре был День защиты детей.
15.Деревня на Ладожском озере. Расчетный время — июнь месяц 860 года (01.06 — 21.06)
После посевной вздохнули спокойно. Жизнь стала размеренной, и относительно беззаботной. Ну то есть все работали от зари и до зари, но аврала не было. Также собирали лесные дары, ловили рыбу, Кукша охотился, дед руководил, мелкие стояли в дозоре, ну а я пахал чуть не круглосуточно.
Дозор наш бегал периодически ко мне, о безопасности мы не забывали. По озеру частенько шли лодки, но достаточно далеко от берега. Не страшно, но учения возобновили. Самими забавными поначалу были учения на эвакуацию. Первый раз тренировались ещё в мае. Прибежали мальцы, доложили об увиденной лодке. Мы с Буревоем оценили степень угрозы как низкую, дождались, пока "гости" скроются вдали, и объявили тревогу, подняв флаг. Сами сели наблюдать за поведением местных. Кукша с Веселиной сразу побежали в кусты, на огневую позицию. Грамотно выбрали, но всё равно видно, белеют их головы и шмотки на фоне леса. Бабы заметались, дети, воспринимавшие наши старания скорее как игру, добавляли суматохи. Дед подлил масла в огонь криком "Берём самое ценное!". В итоге посёлок через два часа закончил сборы, и его жители сгрудились на входе в лес. То, что это учения, мы им не сказали.
Картина была та ещё.
Самым ценным оказалось всё, что не было приколочено. Отряд из трёх баб и восьми детей стоял с граблями и лопатами наперевес, на манер тёток из "Свадьбы в Малиновке". Вокруг и на них было всё самое ценное. Какие-то корзинки, ведра (металлическое, как самое дорогое, несла Зоряна), кадушку приволокли, тряпки. Мы повели отряд к месту сбора. Не дошли. По дороге бабы стали выбрасывать всё, что тяжело было нести, а это процентов девяносто от набранного. Остановились на промежуточной базе. К нам подошли Кукша и Веселина. Они шли по следу из утвари, оставленной по всей дороге. После нас осталась широкий, понятный всем в этом времени путь из вёдер, грабель, тряпок, ложек (!). Стрелки наши часть подобрали, остальное там так и осталось лежать. На промежуточной базе объявили, что это учения. Дед прочитал лекцию на тему вреда жадности. В ответ посыпались упрёки в том, что ценное тут всё, и что конкретно тащить, а главное — как, никто не сказал. Дед от бабьего гнева отгавкался, сказал что скоро сделаем список особо полезных вещей. Мол, так и было задумано. Хитрован старый.
Итогом стало создание "тревожных чемоданчиков". Их делали с дедом в виде корзин, которые должны одеваться на спину, на манер моего рюкзака. В этой наплечной сумке предполагалось складывать то, что мы посчитали наиболее значимым. Дед вдалбливал в головы невесток принцип "не используешь — положи в корзину". Типа, поработал ножом, засунь его в рюкзак, вот место для него. И так со всем — стеклом, пластиковой тарой, редко используемыми ресурсами, вроде кожи, лекарственными травами, жестяными банками консервными, и так далее. Часть запасной материи примотали вместо подкладки к спине. Надо — сделай новую, положи, забери старую. У рюкзака было три ремешка, два на плечи, один поясной, чтобы спину не отбить. Крышку сделали, кармашки, для мелочей. Такой вот памятник народному творчеству получился — плетённый рюкзак. На каждого жителя предполагалось по одному, даже на детей.
В дальнейшем учения проходили не так весело, как в первый раз, но на порядок эффективней. По моим часам, если все были в деревне, то собирались мы за сорок минут. Причём дольше всех я — палатку складывал. Потом плюнул на это дело, оборудовал себе спальное место прям в своём сарае, а палатку спрятал в рюкзак из будущего. Это был мой тревожный чемоданчик.
