Колин перевернул умирающего на спину и придавил дирк, пачкая сапог в кровь. Агесс заелозил ногами от боли и жалобно завыл.
— Уууууу....
— ...Но в определенном смысле тебе повезло. Не стар и старость не твой удел. Не болен. Железо в брюхе трудно назвать болезнью. Не истощен. Голода избежал. А поговаривают, грядут тяжелые времена. Прилично одет. Не скажут, что на закате дней бедствовал и нуждался. Наверняка о тебе будут помнить товарищи. Боюсь предсказать сколь долго, но определенное время. Неделю или больше. Возможно, но не уверен, по тебе будет горевать и убиваться женщина, которую ты любил или страстно убеждал в любви.... Гм.... Или склонял к ней. Обман из благих побуждений простителен. Ты хотел сделать её счастливой. Так что предстанешь перед всевышним с чистым сердцем и..., — Колин нагнулся видеть отчаяние в глазах скара, — и чистой душой. Там любят тех, кто отказывается от верного шанса не все, но что-то изменить в своем будущем...
В зрачках умирающего замутился и поблек отражаемый свет фонаря. Агесс затих, не отпустив дирка.
— ...И им спокойно и тебе спокойно. Привыкай таковым оставаться.
Закончив необычное напутствие, Колин продолжил прерванный путь. Его ждала нарисованная гранда, не обихоженная кровать и пустой сундук. Гораздо больше, чем предложит молчаливый покойник, задержаться под непогожим и неприветливым ночным небом.
7. День св. Мартиана (20 сентября).
,,... Не спите, когда другие бодрствуют и бодрствуйте, когда прочие спят. ˮ
За окном едва-едва светлело, но Колин уже на ногах и наскоро собирался. Любое промедление грозило обернуться повторением вчерашнего рандеву. При других обстоятельствах, почему бы не встретиться, но у него опять просто-напросто отнимут драгоценное... драгоценнейшее время. Было такое нехорошее предчувствие.
— Доброго вам утра эсм, — ворчал Колин рисованной гранде, шустро застегивая пуговицы пурпуэна. Загадка пока не особо поддавалась. Вернее не подавалась вовсе. Но сейчас не до нее. Сейчас ему требовалось срочно исчезнуть из дворца и заняться осуществлением одной занимательной идеи, обещавшей стать продуктивной. И все благодаря вечерней прогулке на свежем воздухе по ночному тихому городу.
От быстрых сборов отвлекло непонятное оживление. Бегали не только слуги. А если уж засуетились скары, жди чего угодно.
— Саин Колин! Саин Колин! — без зазрения совести загрохотали в дверь.
Унгриец посмотрел на окно, воспользоваться не совсем законным способом бегства. Препятствий нет. Но отчего шумно для такого раннего часа?
ˮЕсли переворот, пусть эту гниду прикончат,ˮ — пожелал Колин слуге злой судьбы.
— Саин Колин! — в голосе зовущего выделились визжащие звуки.
— Горим что ли?
— Саин! Саин! — истерил слуга. Вопроса он не расслышал. — Саин Колин! Всех собирают в Зале Арок! Просят немедленно прийти!
— Случилось чего? — не спешил открывать Колин, желая узнать истинную причину суматохи.
— Беда! Беда! Прямо и не знаю, как сказать...
ˮВряд ли во дворце подняли столько шума из-за Агесса. Чего скрывать не любили покойничка.ˮ
— Внятно говори! — открыл Колин слуге. Унгрийцу вкралось подозрение, все подстроено заманить в комнату с розовой обивкой, усадить за стол и упоить чаем до разрыва мочевого пузыря.
Дворцовый бедлам объяснялся прискорбным фактом, Дрэго аф Гарай — мертв. Как бывает мертв всякий получивший девять ранений в грудь и живот, и в довершении ограбленный и обобранный до исподнего. Впрочем, исподнее сняли тоже.
— Нашли на Свином Ухе, неподалеку от Веселой Совы, — пояснял виффер мрачному, что туча Латгарду.
— А сюда зачем притащили? — возмущен канцлер. Рассматривать покойников приятного мало. Сердце, нервы, разлив желчи — весь букет оправданий.
— А куда? — виффер не ожидал незаслуженной выволочки.
ˮНа кухню,ˮ — не меньше канцлера раздражен Колин. Из-за мертвеца отрывают от дел. Стоил ли новик того? Стоил ли чьих-то украденных минут сладостного сна? Или его личного времени.
Что такое Дрэго аф Гарай? Три-четыре фразы до и три-четыре после общей трапезы. С гонором, но терпимо. Упрям, но не безнадежно. Немного позер. Занудства в меру. Собственно все. Даже не тянет на пословицу про только хорошее. Не наскрести хорошего.
— Бейлифа уведомили?
— Саин Атли еще не знает, но коронер* Мэтлз обнадежил, отрядить лучших людей и найти убийц. Работа Канальщиков или Псарей. И уж точно не поединок...
ˮХорош поединок.... Истыкали как котлету вилкой, — рассматривал Колин вымазанное в грязь и кровь тело новика. К дворцу Дрэго доставили на повозке зеленщика, а внесли на куске крепкой рогожи.
Латгарду не до сантиментов.
— Тащите на конюшню, — таково последнее прощай покойному.
ˮИтог искателя милостей трона. Собирать мух, кормить червей и приманивать крыс,ˮ — хмыкнул унгриец. — ˮА обещали дорогу из роз.ˮ
— У вас крепкий желудок, молодой человек, — бросил канцлер, удаляясь.
Колин не придал словам значения.
Раны на теле Драго аф Гарая шести типов. Сквозная мечом, скорее, всего, приткнули к стене. Две от широкого обоюдоострого клинка, две от однолезвийного, неглубокий неуместный порез, пара трехгранных проколов и скромная стилетная ранка в область сердца.
— Поверните, — попросил Колин.
Скары тряхнули рогожу и приподняли один край. Покойник перекатился на живот.
Меч прошел горизонтально и насквозь в правую сторону грудины. Противник у провинциала отличался силой и поставленным, выверенным ударом. Мастер, одним словом. Зачем же остальные? Баловство? Станет ли маститый убийца этим заниматься?
ˮЛучше бы ты жил, — разглядывал и размышлял унгриец над погибшим. — К живому меньше вопросов, чем к мертвому. Впрочем, какая разница, зачем он получил оставшиеся, если фактически окочурился от первого.ˮ
— И каково мнение? — отвлекли Колина от осмотра.
ˮА вот и домогатель гранд,ˮ — признал унгрийец Гусмара-младшего.
— Мое мнение ему слабо поможет.
— Зачем же тогда смотрел? — приблизился на полшага белобрысый. Он не боялся. Он брезговал, как брезгую испачкать новую обувь о дерьмо.
— Любопытно.
— Чужая смерть?
— Чужая ловкость.
— Поверх клинка, — поделился Гусмар собственным наблюдением. Выгнул руку и продемонстрировал укол. — Очень эффектно. Чувствуется школа. Но это не мэтр Жюдо.
С короткого расстояния альбинос неприятен. Гранде не позавидуешь. Круглолиц. Красноватые веки и глаза. Белесая поросль на голове. Усики будто макнутые в сметану. Бородка ей-ей выкрашена молоком. Невзрачен, что одуванчик у забора, но старается произвести впечатление. На кого?
Колин не обернулся поглядеть. Глаз уловил размытое отражение в надраенной бляхе виффера. Марика аф Натан? Лиадин аф Рий? Людвика....? Кто из них? Если конечно именно они цель гривуальных помыслов белобрысого. А как же гранда? Или же она ему нужна, как и он ей? Взаимное неприятие под давлением необходимости союза?
— Эта от меча, а остальное? — не отстает Гусмар.
— Широкая скорее всего от даги.
— Я бы назвал гольбейн, — предложил альтернативу альбинос.
— Сойдет и он, — не стал спорить Колин. — Эти две от дирка.
— Возможно.
— Проколы от шабера. Били на скорость и точность. Расположены рядом.
— Кто-то проверял сноровку.
— Разрез пустяшный. Скорее всего что-то не осторожно срезали с одежды.
— Уверен?
— Абсолютно бессмысленная рана. Но не исключу что у убийцы возобладали эмоции.
— Или убийца женщина.
— Про стилет и говорить нечего. Выше всяких похвал.
— Ты так оцениваешь удар?
— Именно. А общее впечатление, демонстрация приобретенных навыков.
Колин, действительно, так воспринимал увиденное. Иначе не объяснить бессмысленного тыканья. А уж спонтанное рождение эпатажной мысли вывернуть ситуацию с убийством Гарая в свою пользу, не объяснить вовсе. Утро не так безнадежно, как полагал унгриец.
Смотрины закончились и скары спеленали покойника. Приподняв, не волочить по полу и земле, унесли. Зал Арок, погудев какое-то время растревоженным ульем, опустел.
Унгриец вышел на воздух. Достаточно светло и морозно. Приятно глазу. Первый снежок бел и тонок. По снегу, уходила и возвращалась, тропинка от детских ног.
ˮВ такую рань?ˮ — подумал Колин, сшагивая с первой ступеньки лестницы. Его ждал город и прорва разных дел.
— Саин Поллак, вас просят, — прокашлял за спиной слуга.
Приятного в миру не осталось.
— Кто? — вырвался у Колина не то полу-стон, не то полу-хрип.
— Гранда Сатеник приглашает трапезовать в компании благородных эсм и саинов.
ˮЭто начинает входить в дежурную и обременительную обязанность,ˮ — Колину вспомнился скучающий Эсташ. Теперь он лучше понимал не проходящий сплин виласа.
Когда нет выбора, незачем его придумывать. Идти придется.
— Скажи-ка, а что у вас там, — Колин показал по направлению следов.
— Парк, саин.
— Понятно не рынок. Еще что?
— Посадки груш. Конюх расстарался.
— Лошадей кормить?
— Жеребят.
ˮЯнамари?ˮ — гадал Колин, глядя на маленькие отпечатки. — ˮПобаловать любимого мула?ˮ
Не походила девочка на заядлую лошадницу. Тем более горбушка с солью предпочтительней фрукта.
ˮГруши? В такую пору?ˮ — усомнился Колин.
Вскоре унгриец опять присутствовал в комнате с розовым бархатом на стенах. Никаких изменений. Разве что прибавилась фрей Арлем. У монашки розовели щеки и нос. Она успела прогуляться по морозцу.
ˮРасширенный состав трибунала,ˮ — мысленно поприветствовал Колин изысканное собрание любителей чая. — А белобрысого-то опять не пригласили. Или он игнорирует приглашения. Или не вхож? Не допущен?ˮ
— Надеюсь, трагические обстоятельства не повлияли на ваш аппетит? — спросил Гаус, полируя ногти специальной подушечкой.
— Я бы сказал наоборот, — проворчал Колин. Почему-то сегодня казаться милым особенно тяжко.
— Не знакомый город. Надо быть осмотрительным, — предостерег Лоу, сам не ведая кого и зачем.
— Для некоторых запоздалое предупреждение, — не желала Аннет слушать пространности. — Вы уже отыскали вашу воровку?
— Об этом рано говорить, но кое-какие соображения у меня имеются.
— И чем они помогут, эти ваши соображения?
— Кое-какие...
— Новоявленный Жюз Сеньи да и только! — посмеялся Лоу.
Колин запомнил и это имя. Коллекция помалу собиралась.
— Некудышние воровки грязны, потасканы и пахнут отбросами, — свободно рассуждал унгриец. — Обычные прилагают усилия не выделяться из основной массы народа. Запросто примешь за швею, прачку или шлюху. Необычные умышленно подчеркнуть какую-либо деталь. В одежде — рваный воротник, заплаты по подолу, расползшийся рукав, цвет юбок. В речи часто присутствует картавость, гнусавость, заикание. В движениях — хромота, вихляние, суетливость. Все это направлено привлечь внимание, сосредоточить жертву на изъяне. Избавившись от характерных недостатков, они, прежде всего, избавляются от примет, по которым их ищут. Есть еще и очень необычные. Благоухают нероли, — кстати, припомнилось Колину название дорогих духов из парфюмерной лавки. Навязывали — не отбиться! Купил бы — разорился до шосс!
— Она не бедна! — покачал головой Лоу, находя приведенный аргумент достаточно весомым.
— Вот именно. Сколько торговцев продают нероли? На Блохах один. А в городе с десяток.
— Очень возможно вы чего-то и добьетесь, — согласился заинтригованный Гаус. Он отоспался, отъелся и не выглядел замученным кроликом. Запах цветков горького померанца ему нравился. И нравились изгибы и складочки на теле любовницы, куда их щедро наносили.
— Я обещал эсм Сатеник.
ˮОбещал?ˮ — удивилась его словам гранда, оторвавшись от обычного созерцания пространства за спиной унгрийца.
ˮА разве нет?ˮ — в недоумении и растерянности Колин.
— И когда? — следует прямой вопрос от Аннет. Камер-медхин подозрительны негласные диалоги окружения. Недопоймешь или пропустишь важное.
ˮСколько попросить для спокойной жизни? Полгода не дадут,ˮ — прикинул унгриец и заявил.
— Две недели, — спохватился и чуть сбавил. — Полторы. Полторы будет достаточно.
Лисэль единственная, кто благосклонно приняла обязательства новика. Возможно, потому что поимка воровки её безразлична. Для нее очевидно, мальчик старается прижиться при дворе. И находит всякие средства достойными. Вполне вероятно, лжет. Придумал какую-то воровку....
Сегодня камер-юнгфер выглядела просто превосходно. Аквамарины в серьгах и кольцах перемигивались лазоревым. Вся подколотая, подвязанная, затянутая, такая особенная, такая.... тронь, и рассыплется тысячами булавок. Не дастся в руки, обернувшись колючим выбросом искр и блесток. А жемчужная ретикула? Звездные покровы на волосах. По сравнению с Лисэль, остальные эсм выглядели бумажными цветами. Не фальшивым, а неживым.
Кэйталин, без напоминаний и подсказок, потревожила колокольчик, подавать угощение на стол. Прогресс от прошлого раза. Небольшой, но очевидный. Об этом стоило беспокоиться. И о возвышении контесс из Боши и о тех, кто в нем заинтересован, поскольку собирались, так или иначе, сыграть на слабостях гранды.
— Что в смерти проку? — обрывком безызвестной строфы, задала Аннет тему предстоящего разговора. Гибель Гарая повлияла определить направленность застольной дискуссии.
Отвечать первому досталось не Колину.
— Несомненно, — изрек Гаус, оставив ногти в покое. — Могильщику уж точно. Ну и наглядный пример остальным.
Его не поняли. Циником надо быть, а не пыжиться и казаться. Впрочем, избыток денег испортит кого угодно. Дарования увядают, не встречая терний и препон, расти и развиваться.
— Во всяком трагическом событии, усматривается полезность. Могильщику, церкви, наследникам прямая. Деньги, отчуждения, вступление во владение, — расшифровал свое согласие с камер-медхин маршалк двора. — Существует и косвенная. Она гораздо важней. Задуматься о бренности мира и краткости жизни.
ˮСлышал бы Агесс, утешился,ˮ — готовился Колин делиться соображениями о выгодах. В унгрийце, ничего с этим не поделать, незаметно выспевало раздражение, вынуждая ерзать на своем почетном месте бедного родственника. Впереди уйма дел, а он любезничает в кругу людей, которым нечем заняться в утренние часы, кроме пустого разговора, скоротать время до обеда.
Колина опять пропустили. Повезло Кэйталин. Рыцарь в юбке неожиданно бойка.
— Будь Гарай женщиной, я спросила бы, где находился её защитник, хранитель, страж? Но он мужчина и потому вопрос поставлю иначе. Почему он позволил себя убить?
ˮНаверное, забыли поинтересоваться и учесть его мнение? — мог бы ответить ей Колин. Но рассуждение эсм воспринималось заверением, она бы не допустила подобной развязки. — ˮНеужто в Анхальт собралась, Кукушонок?ˮ — унгрийцу занятно, угадал ли? И с Анхальтом и с прозвищем. Что-то подсказывало, угадал.
— Искусство фехтования подразумевает наличие сильного и слабого противника. С учетом численного перевеса нападавших, у Гарая отсутствовали возможности уцелеть, — вступился Лоу. Не из жалости к убитому, но оградить сильный пол в обозначившихся обвинениях в никчемности. Из-за одного достанется всем.
