Шаманы. Книга первая

Орка сняла с огня котелок с похлёбкой, сегодня у них варилась вкуснейшая форель из горных незамерзающих речушек. Рыбу добыли воздушные духи, а принёс сам Гичи-Аум, и он же притащил плоский круглый котелок с невысокими бортами — для запекания рыбы и мяса на огне. Единственное, чего не хватало котелку, так это крышки.

Дети уплетали варево за обе щёки, и, надо же — синхронно протянули миски за добавкой. После еды дети долго бродили вокруг шатра, не спускаясь со ступеней вниз и неспешно беседовали о чём-то. Слов Исхаг разобрать не могла, но тон беседы убаюкивал. Мальчик явно рассказывал что-то интересное, а малышка вставляла возгласы не то изумления, не то недоверия, и голоса звучали как-то очень уютно... Старая шаманка позволила себе немного понежиться в умиротворённом журчании детских голосов и вернулась мыслями к событиям дня, однако призрачные волшебники не позволили слишком долго размышлять о случившемся. Древний громогласно призвал в шатёр обоих детей и велел сидеть смирно, прислонившись спинами к тотемному столбу, как это принято у орков. Мать детей уселась лицом к востоку, уронив лапы на колени, дожидаясь своей очереди назвать имя мальчика.

— Я прошу вас обоих, — эльф тяжело взглянул каждому из взрослых в глаза, — ничего не предпринимать, пока мне не удастся справиться с магией имени. Следовало бы заняться этим попозже, но я боюсь ещё одного вмешательства. Реакцию мальчика я не могу предсказать, но знаю одно — ему может быть больно. Ты готов терпеть боль, дитя?

Бевир побледнел, но кивнул весьма решительно. Ради семьи он готов терпеть сколько угодно. И без того боль была его спутницей всё время обучения в школе. Если он избавится от страшной зависимости и неприятного голоса, звучащего прямо в его голове, то во имя полной свободы от магии бывшего наставника он вытерпит любую боль. Да и что такое боль тела, когда исходит горем утраты душа? В отличие от прочих детей школы, он знал, что такое любящая семья. Увы, его родители погибли, переезжая бурную реку — взбесились кони, перевозимые на старом пароме, и под удары копыт небольшого табуна неосторожно попали сидящие неподалёку мама и отец. Они скончались на месте от ударов в голову, а пятилетнего мальчика добрые люди отвезли в ту проклятую школу.

— Хочу дать совет, — медленно произнёс Древний, — и очень прошу тебя последовать ему. Как только боль начнёт нарастать и вот-вот покажется нестерпимой, постарайся полюбить её, наслаждайся болью, растворись в ней, радуйся ей и, поверь, обязательно придёт облегчение. Знаю по себе.

Старая шаманка даже за сердце взялась, что за странный совет! В своём ли уме хранитель долины?!

Таркилег кивнул.

— Знакомо. Я сам выжил только благодаря этому правилу. Не пугайся, госпожа Исхаг. Все палачи обитаемого мира знают эту уловку и ничего не могут ей противопоставить. А мальчику будет так больно, что может не выдержать сердце. И это надо сделать сейчас, иначе ты потеряешь его нынешней ночью. Неведомый благодетель прислал эту тварь по следу своей магии, это так же верно, как и то, что светило встаёт на востоке. Вы готовы? Хорошо! Малышка, возьми брата за руку и накрепко запомни — отпустишь его руку, он умрёт. Поняла? Точно поняла? Начали!

...Всё последующее орка так и не смогла вспомнить до конца. Низкий голос, выпевающий слова заклинания обездвижил, наверное, всех присутствующих, не исключая Древнего. Сквозь пелену, застилавшую глаза, шаманка видела длинные и чёрные тени, что медленно скользили по лицу эльфа, крепко зажмурившего глаза. По побелевшему до синевы лицу Таркилега стекали совсем не призрачные капли пота, но голос не сбился ни на мгновение.

Каким-то внутренним зрением Исхаг видела и ощущала боль своего сына, четыре маленьких духа поддерживали голову ребёнка, закатившего глаза, но мальчишка боролся изо всех своих невеликих сил, ничком лежала дочь, так и не выпустившая руки брата из судорожно стиснутых пальцев. Исхагор вцепилась в него обеими руками и еле слышно стонала почти в той же тональности, что и голос призрачного волшебника, нараспев произносившего слова на неведомом языке. Слова оставляли на языке привкус соли и пепла, отзываясь дрожью в позвоночнике и гремели в её сознании, как огромный шаманский барабан. Старая орка чувствовала, как постепенно, очень медленно, но неуклонно магия светло-эльфийского заклинания уводит следы враждебного заклинания куда-то далеко, не уничтожая его, но лишая силы и как бы сворачивая вокруг невидимой воронки на краю сознания. Сколько это продолжалось и чем окончилась борьба двух заклинаний, шаманка так и не узнала, потому что выпала из реальности, как и её обессилевший сын, маленький мальчик с душой бойца...

Очнувшись, Исхаг бросилась к детям, лежавшим рядышком на кошме. Мальчик улыбался, девочка плакала, но оба были живы, здоровы и возле них сидел полупрозрачный эльф, бледный, как оперение белого журавля. Исхаг с тревогой вгляделась в призрачное и прекрасное лицо усталого мага, он столько сил потратил на преодоление чужой тёмной воли, что вскоре станет совсем невидимым. И пока этого не случилось, орка низко поклонилась уставшему чародею, почти коснувшись рукой пола.

— Ты великий волшебник, Таркилег из рода Бронзовой Птицы.

Эльф обратил на неё бесконечно усталый взгляд и сварливо сказал:

— Сам знаю!

С каким облегчением смеялись все обитатели шатра! Смеялся Древний, и самый большой фонтан долины гейзеров вторил его смеху грозным шипением. Смеялась Исхаг и звенели серебряные амулеты шаманского пояса, радуя красивой мелодией. Смеялась маленькая Исхагор и всем казалось, что золотые колокольчики ножных браслетов вторят плавным движениям искусной танцовщицы. Смеялся сын старой шаманки, и ему верилось в то, что прежняя каторжная жизнь провалилась глубоко в Бездну и никогда не вернётся. Смеялись духи, воздух потрескивал и мерцал, как перламутр драгоценной раковины, хранящей сияющий жемчуг.

... Церемония обретения имени не затянулась, два из имён, предложенных призраками, не произвели ожидаемого впечатления, хотя звучали на орочьем весьма значительно: Друг Мира и Вернувшийся Из Далека. Насторожённая тишина в долине не отозвалась на прозвучавшие имена ни единым всплеском. Однако, стоило шаманке громко возвестить давно придуманное мальчику имя, Сын Шаманки, как радостно встрепенулась Исхагор, облегчённо вздохнули оба волшебника, радостно завопили духи!

— Нарекаем тебя Талгир — Сын Шаманки! — старший дух поднял мальчика в воздух, показывая нового ребёнка духам долины.

— Талгир! — радостно вопила сестра.

— Талгир, — подтвердила мать.

— Талгир, — эльф качнул головой.

За порогом, подвывая, танцевали на свежевыпавшем снегу волки, и счастливому Талгиру жизнь казалась настолько удивительной и прекрасной, что он заплакал в голос от невозможности выразить свою любовь и признательность. Мать обняла плачущих детей, оба волшебника засуетились в попытках успокоить ребятишек, за пологом шатра выли волки и визжала Деги, а под потолком кружились воздушные духи, привязанные к мальчишке щедрым Отцом Долины.

Суматоха улеглась нескоро, но накормленные и обессиленные событиями дети мгновенно ушли в страну снов, а старая шаманка рухнула на кошму возле огня и прислонилась к тотемному столбу тяжёлой от усталости головой.

— Ничего, госпожа, всё обошлось, — прошелестел рядом голос эльфа, — теперь сюда никто не придёт, даже тварь из Бездны. Отдыхай, ты заслужила крепкий сон. Спи, госпожа Исхаг. Мы на страже. Спи...

Исхаг провалилась в сон, как в омут, и, конечно, не слышала, как Гичи-Аум осторожно перенёс ей на постель, прикрыл плащом и осторожно закрепил за собой входное полотнище шатра. Он пригласил эльфа к себе — домой, как он выразился, и два призрака беседовали до рассвета, размышляя, как обезопасить жизнь крошечного клана, строя планы... Оба одновременно благодарили судьбу, один — за желание остаться в мире живых, а второй — за то, что согласился дать приют изгнанницам.

Глава 17

... Утром Исхаг обнаружила у входа в шатёр четыре серебряных сосуда из сокровищницы Гичи-Аума — дар увеличившемуся клану. Шаманка шёпотом произнесла слова благодарности, Древний сразу же ответил прикосновением ветра к щеке и прошелестел утреннее приветствие, возникая справа от шатра. Снег, выпавший ночью, укрыл долину мягким белоснежным ковром. Небольшой морозец веселил орочью душу и заставлял пританцовывать босыми лапами по неглубокому снегу. Солнце уже показалось из-за голубых гор, слепило глаза, снег искрился и к тому же лёгкий мороз покрыл инеем поверхность шатра, так что их жилище сияло в лучах восходящего солнца красно-оранжевым светом.

Дети, разумеется, не станут сидеть сиднем в шатре, если за пологом расстилается такое великолепие. Но во что одеть Талгира? Его одежонка даже отдалённо не напоминает нищенское отрепье. И сапожек нет. Да ничего у него нет! Прежнюю одежду сожгли по её просьбе ещё вчера. Может быть, она напрасно беспокоилась, но кто может поручиться, что в складках тряпья не зашито какое-нибудь зловредное заклинание? Так что лучше сжечь всё!

А в шатре голый мальчишка спал на тёплой кошме, укрытый тёплым же мехом и ни о чём не печалился. Пока дети спят, надо бы распотрошить тючки с одеждой, что прислала Рамала, глядишь, что-то и отыщется. И ведь точно, среди нарядов Исхагор обнаружились тёплые шаровары на вырост, плотная туника для мальчика и нижняя рубашка. Как же хорошо, что Рамала не поленилась обойти своих подруг из народа гномов и отобрала крепкую простую одежду для малышки на вырост! Мальчик, считай, одет. Но вот с обувью просто беда.Фахадж явится только через... орка подсчитала, загибая пальцы... да, ещё шесть дней ждать. Ой-бой, нехорошо. Плащик мальчику можно пока не придумывать, Гичи-Аум обещал, что его огневички согреют сына, но башмаки — это беспокойство. Мы, орки, способны и без башмаков по снегу ходить, да что там ходить, можем и бегать по камням, снегу, и льду. И обутыми, и босиком. На подошвах у нас такая кожа, весело оскалилась Исхаг, что по углям спокойно ходим, что нам какой-то снег или ледяная шуга. Наставник говорил, что раса орков, магически выведенная некими Предтечами, так и задумывалась — неприхотливыми воинами большой физической силы. Эльфы задумывались, как раса просвещённых правителей, зато гномы считались двужильными рабочими, способными нести грузы, долго и тяжело работать в шахтах, добывая руду, уголь, золото и камни. Люди пришли в этот мир последними, поэтому они самые короткоживущие из всех прочих рас, и назначение их в этом мире неизвестно. Всё рассказанное наставником о происхождении рас орка считала чистой воды вымыслом, красивой и лживой легендой, выдуманной эльфами. Раса правителей, как же! Уж они науправляли со своей непомерной гордыней, спесью и презрением к "рабочим скотам", то есть оркам и гномам... за что и поплатились в двух последних войнах. Теперь сидят за высокими стенами Великой Эльфийской Преграды и носа не высовывают в большой мир. Только изредка их отчаянный молодняк отваживается на самостоятельное путешествие по землям людей и орков.

Исхаг оборвала воспоминания, настоящее важнее, так что теперь приходится думать из чего да как смастерить защиту для ног новообретённого сына За пределами шатра раздалось тихое "хар-р-р", Карг прибыл, очень удачно! Старая шаманка шагнула вон из шатра и приняла в руки увесистого ворона.

— Приветствую, старый друг, нужна твоя помощь. Нет, не сейчас. Можешь отдохнуть в шатре или полетай вокруг, осмотри местность. К вечеру возвращайся. Кстати, на том конце долины, волки оставили четверть туши оленя в одной из пещер. Найдёшь? Вот и хорошо, жду тебя в сумерках.

Исхаг подбросила птицу вверх и вернулась в шатёр. Удачно получилось, в стае старого умного ворона достаточно столь же умного молодняка, способного выполнить сложную последовательность действий. Скажем, так расположить амулеты с нужным содержимым в жилище нашего дорогого друга Эльреги, чтобы их не нашли. С каким содержимым? Странный вопрос, оскалилась орка, с воздушными духами, разумеется. С вездесущими воздушными духами, которых, благодарение Отцу Всех Орков, дорогой друг Эльреги не видит! Хранитель долины поделится сущностями, да и Исхаг ещё не потеряла шаманской сноровки и способна призвать толковых помощников. Хитрый ворон по имени Карг для задуманного шаманкой тяжеловат, а вот двухгодовалый ворон сумеет всё сделать незаметно и быстро. Долго ли небольшой юркой птице затолкать маленькую деревяшку под стреху или поместить кусочек дерева под мебель, или между балками и крышей?

Ей давно следовало бы озаботиться этим, попеняла себе Исхаг, ну да ладно, ошибку ещё не поздно исправить. Кстати, необходимые амулеты можно поместить и в школе, где в наставниках подвизается уважаемый эльф. Если там нет орочьего шамана, то духи беспрепятственно выполнят свою миссию, после чего вороны вернут амулеты хозяйке. Это в случае, если ветер не сорвёт амулет с крыши, если найденную деревяшку не выбросят, как мусор, если дух не развоплотится, нарвавшись на соответствующую волшбу.

Орка передёрнула плечами, слишком очевидно, чтобы быть верным решением. А если наставник Эльреги озаботился соответствующим амулетом против шаманских вторжений? Ведь не дурак же он, сразу понял, что Бевир решил покинуть школу. Не стоит забывать того самого шамана из народа орков, "друга нашего дорогого господина", как говорила домоправительница Амиса. Вечером подумаем над этим обязательно, решила Исхаг, а сейчас ищем возможность обуть мальчишку.

Дети всё спят, и орка засмотрелась на ребятишек... брат и сестра. Такие разные и чем-то одинаковые дети, может быть, выражением непреклонного упрямства, так присущего всем детёнышам в известном возрасте? Или это игра теней и света? Исхаг расположилась под светильником у тотемного столба. Есть кусок старой кожи буйвола, это подошва, есть тонкая кожаная сумка матери Исхагор — это голенища сапожков, старый войлок она тоже не выбросила, будет сынок носить самодельные не то башмаки, не то сапоги. Конечно, это далеко не щегольские эльфийские "ивайри" из тончайшей замши с золотой вышивкой, но она стачает эту обувку с любовью.

Орка снова прошептала заговор на сон, пусть спят, копят силы, им вчера столько досталось, что любому взрослому впору. Краем глаза она углядела вернувшегося Таркилега. Эльф присел рядом, растянул на просвет вырезанную из сумки кожу — тонковато, скривился перворождённый, но ничего страшного. Магия преобразований нам поможет! Укрепим голенища эльфийской магией и получатся крепенькие сапожки для Сына Шаманки, не уступающие лучшим "ивайри" его молодости. Неспешно и негромко беседуя, двое наставников нарезали кожу, магией эльф рассёк в нужных местах подошву, затем точными уколами иглы стянули голенища. Исхаг искоса посматривала на сосредоточенного эльфа, тачающего сапоги человеческому мальчишке, восседающего на кошме орочьего шатра, как в драгоценном кресле из дерева "тай". Кто бы мог подумать, что двое врагов могут так мирно сидеть бок о бок и беседовать обо всем, что наполняет красотой и тайнами этот мир. И чего мы всё время воюем, вопрошала себя Исхаг, то с людьми, то с гномами, то с эльфами?