Потом из штурманской вышел шатающийся Серп, промокал комком инструкций текущую в глаза из раны на голове кровь. Фрекс сказал ему, что в начале ещё догадался, что тот имперский агент. Спросил настоящее имя. Оказалось, Мускэ. Кроме этого, Фрекс задал только один вопрос, человек ли Нэпэла он, или Шейрупа? Косо усмехнувшись, Мускэ сказал, что Шейрупа. Агент слышал по радио о низложении Трейса и его сторонников. Дороги в Империю ему уже нет. Он будет работать на доктора. Преданно, до конца жизни. Да, он будет охранять Клаусу на острове, будет кормить её и переносить через лужи на руках, будет отгонять комаров. Ладно, брать на руки и вообще прикасаться не станет, договорились, это привилегия одного лишь начальника, Фрекса. А он, Мускэ, лужи станет промокать — в рубке ещё много томов навигационной литературы. Втроём недолго смеялись, а потом доктор усадил раненого в кресло и принялся обрабатывать и зашивать дырку, проделанную психами. Агент же рассказывал про титановые полоски, которыми ему скрепили кости черепа в полевом госпитале во времена предпоследней явайской войны.

Закончив свои медицинские процедуры, Фрекс похлопал дружески по плечу Мускэ, опомнился запоздало — не подумает ли агент, что над ним издеваются, прежде чем прикончить? Если вдруг вспомнит, как ласково разговаривал доктор с пациентами, прежде чем приступить к вскрытию по живому и без наркоза... Нет, Мускэ принял всё за чистую монету. Как и следовало. А ведь всё и было новенькой деньгой с законного печатного двора. Слишком долго Фрексу приходилось играть. Но с Клаусой, теперь и с Мускэ, всё всерьёз.

В знак расположения Фрекс предложил агенту вместе расправиться с санитарами, всё ещё отсиживающимися в каютах. Почему нет? В тот миг, когда более всего нужна была решительность, они зарекомендовали себя не более чем никчёмами, неспособными к какой бы то ни было деятельности трусами.

С того дня прошло довольно много времени, и проделано было множество важных дел, позволящих троице перебежчиков существовать в безопасности и роскоши. Фрекс сидел за штурвалом личного вертолёта, летел над океаном Тайхо к тому маленькому острову. Забрать в новый дом любимую и помощника. Единственных, кто будет поддерживать его в новом отечестве. Тех, лишь которым принадлежит его дружба и верность.

Скоро милая будет рядом...

Глава 4

Жди отравы в стоячей воде.

Уильям Блейк "Притчи Ада"

Выдержка из стенограммы обращения Императора Нэпэла к Военному Совету:

"Перед лицом новой угрозы мы должны разделаться раз и навсегда с мерзокожими, дабы не воевать на два фронта. Нам давно известно расположение тайной столицы жёлтых. Это их последний город, последний оплот врага. Там расположены военные заводы, фабрики, казармы, склады вооружения и продуктов питания. Там они группируют огромные силы, — население города примерно полтора миллиарда, и только сто миллионов людей инженеры, технологи и рабочие, остальные — кадровые военные, — чтобы ударить в сердце Империи. В этом заключается их последняя надежда выжить. Мы совершим внезапный налёт, — диверсанты в это время будут разрушать инфраструктуру города изнутри, — после бомбардировки высадим миллионный десант, и покончим с жёлтокожими".

Мерзокожие санитары, громко лопоча, бегом катили носилки с "безнадёжником". Его только что доставили вместе с остальными ранеными с северной оконечности острова Байлау, где имперские силы сожгли несколько разведывательных кораблей мерзокожих. Большая часть команды сгорела заживо под имперскими огнемётами, обугленные трупы, источавшие смрадный запах подгорелого мяса, были заключены в герметичные холодильные камеры двумя уровнями ниже. В этом воине ещё теплилась жизнь. Его переложили в глубокий прозрачный ящик, заполненный пластиковыми гранулами, — на носилках остались, прилипли к простыням, пласты сгоревшего мяса, — подключили к системе жизнеобеспечения. Выполнив свой долг, — отобрав последнее, что у раненого ещё оставалось — боль, — ушли. Страдания солдата облегчены, и значит ему можно спокойно умирать.

Когда все врачи вышли, воин приподнялся и сел в кровати, стал выдёргивать из себя электроды и иглы. Санитар, сидящий за пультом, заметил по датчикам изменение состояния пациента и, вбежав в палату, остановился у кровати-гроба, оторопев от неожиданности. Солдат выдернул из руки последнюю иголку системы и вогнал её в горло санитара, пробив голосовые связки, лишив возможности выпустить наружу часть боли через крик. Выкрутил кран на приборе жизнеобеспечения до отказа, — струя кровезаменителя разорвала горло санитара изнутри. Псевдораненый поднялся в ящике, определённом ему жёлтыми врачами в качестве последнего пристанища. Схватился за обугленную кожу, оттянул её и, безжалостно выкручивая, стал отрывать порядочные куски. Под ними обнаруживалась здоровая, розовая, как у младенца, кожа.

Содрав последние клочки обгоревшего маскировочного покрытия с пяток, офицер Прагэр постоял в стеклянном гробу с секунду, абсолютно голый. Перешагнул через высокую стенку. Зашатался: давление было выше нормы из-за порядочной дозы кровезаменителя, влитого врачами. Поднеся запястье левой руки к подбородку, Прагэр впился зубами в вену. Прокусив её, отпил избыток крови, защемил края сосуда иголкой, выдернутой из горла санитара.

Двумя ярусами ниже, в морге, штурмовики, сбросив сожженный маскировочный кожезаменитель, взламывали двери холодильных камер изнутри и, вооружаясь дрелями и ножами для разделки трупов, поднимались на верхние этажи, убивая всех, кто попадался на пути.

Очень скоро по кварталу 232 разнеслись чудовищные слухи о голых имперских воинах, бесчинствующих в военном госпитале, убивающих там всех, — и охрану, и пациентов, и врачей.

Офицер Прагэр достал из естественной впадины на своём теле крохотный, не больше пули, радиомаяк. Распахнул огромное окно и ступил на карниз. Было высоко, но не достаточно, чтобы люди на улице не заметили его. Прагэр издевательски потряс над толпой — сами знаете чем, — и двинулся по бетонному выступу, нисколько не стеснённый наготой. Остановившись над чёрным квадратом входа в бункер, один из тысяч, раскиданных по городу, но отличавшийся от других своим предназначением, — командный центр, — бросил вниз устройство. Радиомаяк развернул стрекозиные крылья и начал планировать, выбирая лучшую траекторию. Маскировочная среда, созданная над городом, не позволяла использовать прицельное бомбометание, ковровые бомбардировки решено было начать только после уничтожения командных центров, хотя бы части. Среди них были и фальшивки, но ядерные взрывы не позволят узнать, какой был настоящим, какой — нет.

Выполнив задание, офицер обошёл здание по карнизу и стал спускаться, цепляясь за водосточную трубу. Необходимо как можно дальше уйти от эпицентра, выделив свой путь на картах местных полицейских участков толстой красной линией диверсий и уличных боестолкновений. Прагэр догадывался, что вся эскапада с заброской имперских воинов предназначена, на самом деле, для отрывания внимания и рассредотачивания полицейских сил быстрого реагирования; радиомаяк же, скорее всего, очередной отвлекающий манёвр, первый удар по огромному городу придётся совсем в иное место, определённое совместным корпусом аналитиков Военного Ведомства, "Гибели Шпиону" и Военной Разведки, а также других, сверхзасекреченных структур.

Диверсанты расходились в стороны от здания госпиталя. Их дороги для наблюдателя, стоящего на верхней площадке Центральной башни, были как багровые восковые нити, стекающие от пламени свечи. Клиника превратилась в крутящийся на месте воющий конус бордового огня, спустя десять минут после ухода последнего диверсанта. Каждый из них мог делать бомбы из смеси для кормления младенцев, а в клинике находились и кислород, нашатырь, хлороформ. Сделать из медикаментов зажигательную бомбу не составило особого труда.

Спустившись по водостоку, офицер Прагэр пружинистой походкой направился через улицу. Он не дошёл до середины, когда бешено завывающая патрульная машина затормозила перед ним, преграждая путь. Ещё до того, как машина остановилась, Прагэр резко выбросил руку в сторону открытого окна боковой дверцы и отдёрнул назад, так быстро, что даже не поцарапался о движущийся железный короб. Но этого было достаточно, — полицейский остался сидеть в кресле с неестественно задранным подбородком. Прагэр подошёл к автомобилю, остановившемуся в двух метрах, заглянул внутрь и вынул из салона магазинную винтовку. Передёрнул затвор. Неплохо бы раздобыть одежду. Но делать это с оглядкой.

Офицер Прагэр открыл дверцу, вытащил мерзокожего полицейского и присев спиной к холодному боку машины, — ничего, скоро нагреется, может быть, даже расплавится, — стал сдирать с мертвеца форму. Где-то позади раздался вой сирен подъезжающих машин. Натянув на себя узкие чёрные брюки из парчи, Прагэр распластался на асфальте и заглянул под машину.

Ого! Они прислали четыре броневика с военными. С той стороны виднелось тридцать два шипастых колеса. Надо узнать обстановку подробнее.

Прагэр отломил зеркало заднего обзора, — просто потянул на себя, вниз, — и подбросил. На долю секунды в нём отразилось небо, чёрные сталь, стекло и бетон небоскрёбов, серые бронированные махины транспортёров, тяжёлый пулемёт, стоящий в брезентовом кузове фургона, три головы в касках, виднеющиеся над броневым листом за пулемётом, суетящиеся между машинами фигурки солдат в чёрных панцирях, стены небоскрёбов, небо...

Гладкое застывшее озерцо зеркала разлетелось на пылевидные льдинки от выстрелов мерзокожих солдат.

Прагэр сжался и вцепился в заднее крыло полицейского автомобиля.

Первый же выстрел перерубил машину пополам. Отбросил куски через улицу, которую так и не удалось перейти. Передняя половина врезалась в стену госпиталя, другая ткнулась в фонарный столб и там замерла.

Если бы они стреляли очередями, то изорвали машину в клочья и пробили огромный туннель через первый этаж госпиталя.

Перед Прагэром был изжёванный кусок металла, позади серая каменная стена. Улицу, идущую параллельно госпиталю, перекрыли с обеих сторон от оифцера, метрах в тридцати; ответвление, по которому подъехали первые силы подкрепления, выставило ствол, готовый выплюнуть вторую пулю. С ним была лишь винтовка, а из экипировки — только брюки. Нет ни брони, ни боекомплекта. Ну что ж, к таким ситуациям он тоже готов. Готов ко всему.

Повеселимся?!!

Офицер Прагэр отпрыгнул от машины в тот момент, когда второй снаряд пронзил заднюю её часть и, взорвав бензобак, ушёл в стену здания. Скрытый огненным облаком, Прагэр прижался к стене в паре метров в стороне от обломков и подняв винтовку, выстрелил сквозь огненную завесу. Он не видел врагов, так же, как и они не видели его. Но стрелял не наугад. Заранее запомнил положение каждой цели. Первый. Солдат инстинктивно схватился за глаз — ему показалось, что под веко забилась муха. Второй. Пуля пронзила мерзокожему артерию на шее и фонтан крови обдал стоящих рядом солдат. Третий. Посреди лба солдата образовалась маленькая красная дырочка. Двое помощников не поняли, почему пулемётчик тряхнул головой, сбросив каску, и упёршись грудью в станину, открыл беспрерывный огонь по горящему облаку, медленно поворачивая пулемёт. Он провёл длинную линию по улице, круша первый этаж госпиталя и повернув оружие почти на девяносто градусов, в упор расстрелял броневик с солдатами. Четвёртый. Мерзокожий, нелепо взмахнув руками, откинулся назад с позиции "в колено", отбросив автомат. Через пару секунд рядом расцвёл огненный шар транспортёра, взорванного пулемётчиком.

Когда огонь на прилегавшей к госпиталю стороне улицы стал припадать к асфальту, два взвода под прикрытием стальных щитов двинулись туда. Мерзокожий сержант, убедившись, что нет и признаков трупа диверсанта, повернулся в сторону своих, чтобы объясниться знаками, но увидел вместо сержанта, ожидающего донесения за щитом, лишь труп, щитом прикрытый. И завязывающийся бой.

Чертовски трудно было бы пролезть под дорогой в броне. Мешала даже одежда. Прагэр протиснулся в один из проломов в стене госпиталя, забрался в трубу и пролез под дорогой. Вылез из люка на той стороне улицы, за спинами стоящих с оружием в позиции "в колено" солдат, подобрал тот самый автомат, что бросил последний убитый им и открыл точечный огонь по спинам, шеям, затылкам врагов. Выкосив одну шеренгу — потрачено всего девятнадцать патронов, по одному на каждого, — Прагэр взял из-за пояса второй нож, прихваченный из клиники, — первый он бросил за ухо сержанту, выдвинувшемуся с щитом вперёд от своих подчинённых, бросил едва только начал стрелять, левой рукой, не зря всё-таки взял ножи в препараторской, не зря не сплюнул их, когда держа в зубах пришлось слезать с восемнадцатого этажа, не зря потом нёс в руке за лезвия, пока не раздобыл брюки и пояс. Переступив через тела, укрывшиеся щитами, подошёл сбоку к фургону с пулемётом и резко забросил нож внутрь, и сам оказался внутри, сломав в прыжке ступнёй шею второму солдату. Три трупа в фургоне. Офицер не стал выдёргивать нож из ноздри трупа — зачем, когда теперь у него есть...

...Пулемёт изрыгал море свинцового огня и два взвода на той стороне улицы, бессмысленно старавшиеся укрыться за своими щитами, разрывались в ошмётки. Куски стали откалывались от щитов, трепались свинцовым ветром как обычная рваная жесть. Когда у противоположной стены остались лежать лишь ошмётки мяса и клочки металла, Прагэр перевёл оружие на заграды, стоящие на дороге справа и слева. Взорвав и убив всё и всех, что только было на дороге, офицер соскочил с грузовика и подобрав ещё парочку автоматов, направился по ответвлению, уводящему от госпиталя. Офицер с тоской вспоминал личное оружие, оставленное на базе, но больше всего скучал по трофейному мечу, — к нему так успела привыкнуть рука и левое плечо, над которым обычно возвышалась рукоять. Но теперь, прежде всего, надо достать откуда-нибудь чёрные броневые перчатки.

Небеса рухнули бы от грохота, если бы их не поддержали пятнадцать огненных грибов.

Надломились небоскрёбы, и сверкающие шпили испарились спустя мгновение после того, как на них отразилась ослепительная вспышка. Преломлённые лучи испепелили сотни людей, находившихся в теневой зоне, за бетонными городскими конструкциями.

Пятнадцать оранжевых точек пропороли маскировку, затенявшую город от визоров имперских спутников.

Прагэр и остальные агенты выждали, пока пройдёт ударная волна, и продолжили путь. К точке сбора.

Над городом ревели тяжёлые имперские бомбардировщики.

Офицера Прагэра и других диверсантов доставили в военный лагерь, расположенный в явайских джунглях, в нескольких сотнях километров от разрушаемого сейчас города мерзокожих. Некоторые агенты взяли себе отпуска, начинавшиеся сразу после окончания задания, чтобы проделать пешую прогулку по лесу до базы. Для многих это было развлечением (равно как и сами задания), — пройтись по диким джунглям, кишащим недобитыми "Жёлтыми Братьями, что остались ещё со времён Трейса, да ещё быстро наполнявшимися беглецами из горящего в ядерном пламени города. В салоне вертолёта сидели либо те, которым предстояло выполнять новые поручения, либо те, кому претили занятия паталогоанатомией в сырых явайских лесах, — такие предпочли вернуться в Империю, чтобы предаться оставленным на время занятиям — опере, театру ли, высокому искусству стихосложения. Но Прагэру предстояло совсем другое. Раньше он и сам не отказался бы пройтись по ядовитым болотам, устраивая вивисекцию каждому партизанину, набрасывающемуся из укрытия, — сверху, со скрытой среди листьев площадки, или снизу, из глубоких нор, куда их загоняли профилактические бомбардировки напалмом. Но сейчас было не до развлечений — надо отомстить убийцам своих подчинённых.