Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пока служивый за рулем набирал в легкие новую порцию воздуха для матерного возгласа, задняя дверь стоявшего перед ними внедорожника открылась, выпуская статную женщину пятого десятка лет, с высокой прической, собранной шпильками с алмазными оголовками, вспыхивающими золотыми искрами в свете заходящего солнца. Госпожа, одетая в длинное платье цвета морской волны, неспешно прошествовала им навстречу, касаясь пальцами правой руки перстней с крупными ярко-алыми гранатами, надетых на левой — слишком броскими и алыми для мирного наряда, оттого завораживающими в своей пугающем сходстве с цветом крови.
— Женщина! — Вышагнул ей на встречу водитель полицейской машины и спотыкнулся о величественный взгляд. — Гражданка... Леди...
— Ваше сиятельство, — поправила его дама, пройдя мимо опешившего служивого и остановилась сбоку от 'уазика', с интересом посмотрев на тонированное окно, за которым сидели задержанные.
— Ваше сиятельство, никак нельзя препятствовать правосудию! — Хоть и оробев, но вполне уверенно произнес водитель.
Все же, не абы где служат, а в Кремле — и князей видали, хорохорился он про себя.
А там из другой двери 'бобика' вышел и его коллега, перевешивая укороченный автомат на грудь — не помочь, так поддержать морально.
— Не имею желания препятствовать, — низкий грудной голос леди очаровывал и заставлял к нему прислушиваться. — Свидетельствую, что двое на заднем сидении машины — это Зубов Виктор Александрович и Зубов Павел Викторович, гербовые аристократы, неподсудные вашему ведомству.
— А вы, ваше сиятельство, из каких земель? — Отчего-то занервничал напарник, положив руку на рацию у нагрудного кармана.
— Князья Борецкие мы, — с ироничным прищуром посмотрела на него леди.
— Так их поди двадцать лет, как нет, — ляпнул водитель.
— Девятнадцать, — охладел голос княгини. — Двадцатый следующим годом будет. Будьте любезны, откройте дверь машины.
— А мы, ваше сиятельство, никак этого не можем. — Уверенно ответили ей, загораживаясь начальственной волей. — У нас приказ их до отделения доставить.
Княгиня пожала плечиком и повела ладонью перед собой. Дверь машины на глазах обрела коричневатый оттенок, пробившийся сквозь облупившуюся краску, и рыхлым ржавым порошком осыпалась комьями на асфальт и порог автомобиля. Сквозь проем, повернувшись, на княгиню с любопытством смотрел Зубов-старший. И напряженно — словно узнавая и не веря — его сын.
— Непорядок творите! Перед нашим господином ответите! — Сорвался голос автоматчика, вцепившегося в рацию и, отступая назад, громким шепотом вызывавшего подкрепление.
Водитель же просто смотрел в ступоре, как стекает вниз грязной лужицей то, что было стеклом и металлом. Желание возражать исчезло, будто не было.
— В самом деле, не оставят вам этого просто так, — посетовал Зубов-старший, не торопясь выходить из машины.
Он не помнил княгини, и он точно знал, что всех Борецких вырезали до последнего человека. А значит, повода выходить из безопасного места не было ни малейшего.
— Это вы? — Как-то неуверенно, но с огромной надеждой спросил у него из-за плеча сын.
Виктор Александрович с удивлением посмотрел на Пашу.
— Я. — лукаво улыбнувшись, чуть наклонила голову леди. — Пойдешь со мной?
— Пойду! — Радостью отозвался Пашка, подавшись вперед.
— Сын! — Строго осадил его отец. — Ты знаешь... Ее сиятельство?
— Знаю, — в полный голос произнес сын.
— Ваше сиятельство, — обратился Зубов к леди. — Наше общество может вас изрядно стеснить.
— Еще минут пять — вряд ли. Потом придется пробиваться из города силой.
— Какие условия нашей эвакуации? — Сосредоточился Зубов.
Пусть помощь пришла неожиданно, но он уже был в условиях стесненного времени, и помнил цену поспешным поступкам.
Тем более, если это обманка, благодаря которой их должны выманить из машины, соблазнив легким решением их бед и знакомством с сыном — пусть длинные разговоры дадут шанс подкреплению до них добраться.
— Я предлагаю вам чистую одежду, душ и безопасное место, чтобы спокойно принимать решения. — Смотрела на него княгиня, что возрастом должна была быть его ровесницей, но во взгляде прорывалось нечто настолько покровительственное, что казалось — вернулись школьные годы, и за его попытками выглядеть взрослым наблюдала строгая, но добрая учительница.
Страхи и подозрения невольно уходили, но возвращались вновь — битый жизнью человек не доверял ни чувствам, ни зрению.
— Во что нам это обойдется? — Был серьезен Виктор Александрович, несмотря на возмущенное пыхтение сына рядом, который желал вставить слово, но из-за воспитания не смел вмешиваться в беседу.
— Никакой платы. Никаких условий. Вы свободны любить и ненавидеть кого угодно. Свободны уйти, когда захотите, и звонить, кому пожелаете. Главное мое условие — чтобы кое-кто ел мои вареники. — И последняя, сказанная с улыбкой, фраза явно предназначалась сыну, дрогнувшему и громко выдохнувшему.
— Папа, просто верь мне. — Настойчиво произнес Паша.
Виктор Александрович замер, будто просьба затронула нечто глубинное в его душе. Неуверенно повел плечом, оглянулся на сына — и, обогнув узкое кресло, вышагнул из безопасности машины. Дал место выйти Пашке.
Затем медленно посчитал до десяти и убедился, что они все еще живы.
— Забирайтесь в машину, — леди уже была в джипе, и перебралась на дальнее сидение, оставив дверь открытой. — У нас еще две минуты свободного коридора.
И Виктор Александрович, уступив место рванувшему внутрь внедорожника Паше, забрался следом и закрыл дверь, безропотно подчиняясь слову княгини.
Княгини, которой полагалось быть мертвой, но которая сейчас была живее, чем он сам.
— Еще раз здравствуйте, — подал совершенно равнодушный голос с переднего пассажирского сидения знакомый по отречению стряпчий, привычно удерживающий на руках планшет.
— Филипп, реестр еще не закрыт? — Поинтересовалась княгиня, пристегиваясь и давая водителю отмашку на начало движения.
— Нет, ваше сиятельство, — размеренно и неторопливо ответили ей.
А за окном на бешеной скорости замелькали фасады улиц центра Москвы, подсвеченные по вечернему времени. На один миг вперед их вырвалась машина сопровождения, и мир огласился тщательно приглушенной звукоизоляцией салона сиреной и окрасился всполохами синего спецсигнала, ловко зацепленного на крышу на ходу.
— В таком случае, Виктор Александрович и Павел Викторович, есть у меня к вам предложение. — Устало отклонилась княгиня на кресло и заглянула в экран своего сотового телефона.
— А как же спокойно принять решение? — Припомнил ей Зубов обещание, улыбнувшись уголком губ.
— Разумеется, оно при вас, — рассудительно ответила Борецкая. — Но у вас есть право на досрочный ответ. — Покосилась она в окошко на мелькнувший силуэт боевого вертолета, решившего покружить над столицей в свете заходящего солнца.
— Мы подумаем, — положил ладонь на руку сына Виктор Александрович.
— Но, — встрепенулся Пашка, до которого прекрасно дошла суть предложения.
— Мы подумаем, — был настойчив Зубов-старший, но тут же смягчился, обращаясь к сыну. — Есть кое-что выше обстоятельств, нехватки времени и убийц над нашей головой. Есть традиции, предписывающие не идти в новый дом без достойного подарка.
Спереди одобрительно покивал стряпчий.
А Паша обескураженно оглядел серую мешковину на своих плечах.
Ее сиятельство вздохнула и извиняющеся качнула плечами, глядя в центральное зеркало — чтобы стряпчий видел.
— Я подумал. — Неожиданно произнес Виктор Александрович. — Ваше сиятельство, вас устроят координаты затонувшего галеона с золотом?
— Эм, — похлопал ресницами Пашка, удивленно глядя на отца.
— Право слово, неловко, — повел тот рукой изящным жестом, несмотря на тесноту заднего ряда, и чуть поклонился. — Но мы немного стеснены в материальной части, чтобы доставить его содержимое вам немедленно.
Вернее, из материальной части были только веревки и собственные руки.
— Однако честью клянусь, он там есть. — Завершил Зубов. — Мой пра-пра-прадед его лично топил и оставил верные приметы.
— Отчего же вы им не воспользовались ранее? — Проявила сдержанное любопытство Борецкая.
— Так разве клад может считаться чьим-либо, пока его не найдут? — Ответил Зубов на невысказанный вопрос про то, почему на него не наложили руку Черниговские. — И разве можно жертвовать богатством предков, откупаясь от собственной глупости? — С грустью произнес он для сына. — Это плата за будущее, а не за прошлое.
Должно, обязано быть нечто такое у семьи, о чем можно вспомнить, когда потащат на плаху. Желательно, конечно, до этого не доводить.
— Ваши предки одобрят ваше решение? — С интересом рассматривала мужчину княгиня.
— Подобные ситуации уже бывали, — размеренно кивнул Виктор Александрович.
Не став добавлять, что в таких случаях традиция предписывает затопить два корабля с деньгами взамен одного поднятого.
И он знает, чьи корабли это будут.
Глава 11
Реальность собирается из десятков событий, хороших и плохих, нейтральных и тех, которым еще предстоит дать оценку. Но самыми скверными из них все равно будут те, что начались и никак не хотят завершаться, раздражая неопределенностью исходов. В общем, самолет Федора вылетел ранним утром из Бухареста. А сейчас было почти пятнадцать дня...
Казалось бы, полторы тысячи километров, новый 'Боинг' с крейсерской скоростью в девятьсот пять километров в час. Однако никакой информации о том, что борт приземлился в одном из столичных аэропортов, равно как и других данных о нештатном развитии событий. И это порядком выматывало.
— Охо-хо, — вздохнув, обновил я вновь страничку с табло прилета в 'Домодедово' на экране сотового и оглянулся на здание университета.
После утреннего дождя кирпич фасада слегка потемнел, как и асфальт перед главным входом. Ближе к обеду распогодилось, но и после занятий народ все равно неохотно занимал парковую часть скамеек, предпочитая идти домой или прогуливаться, кутая ладони в рукава кофт от налетающего холодного ветра.
Мне, в комплекте одежды от модельера Панкратова, было вполне комфортно на ближней лавочке у фонтана. Это вон Ника замерла на дальнем конце скамейки, поджав локти к телу и вытянувшись вперед с видом независимым и сосредоточенным, как та кошка на остановке в мороз. Серый шерстяной пуловер и брюки, видимо, не спасали.
— Плохо тебе, да? — Прошипела она, заметив мое внимание.
— Плохо, — мрачно кивнул я, обновляя сайт 'Шереметьево'.
Понятно, что есть люди, которые проконтролируют даже военные посадочные полосы и доложат о прибытии Федора, но совсем бездействовать не было сил.
— Боишься?
— Боюсь, — честно ответил.
Техника — надежная, летчики — опытные, артефактов от падения у брата — полно, да и свита такая, что может устроить знатный салют любым встречающим. Но маетно все равно.
— А я тебе говорила! — Добавила она с торжеством в голосе.
— А, ты про это, — вспомнил я про банковские дела прошлым днем и небрежно отмахнулся. — Это ерунда.
По сравнению с Федором — так точно.
— Что значит ерунда, Самойлов?! — Возмутилась она тоном человека, который переживал и не спал всю ночь, и ожидал, что остальной мир поступит так же.
— Так виноватых уже нашли. — Нейтрально повел я плечом.
Ника напряглась, как спринтер перед стартовым выстрелом, а в широко расширившихся зрачках можно было увидеть, как черные люди перебирают самые черные мысли .
— Нашли? — Произнесла она деревянным голосом.
— Газеты надо читать. Или вон, сайты новостные. — Обновил я сайт 'Внуково' и вновь вздохнул, не найдя информацию о прилете.
Девушка тут же взялась за свой телефон и принялась листать ленты информагентств. Причем, выражение ее лица от прочитанного менялось от напряженного, до шокированного, обескураженного и весьма удивленного.
Ограбление банка, все же, достаточно тонкая и щепетильная тема, чтобы ее трогать — за деньгами всегда их владельцы, которым категорически не нравится, когда вытаскивают на свет их неудачи и портят бизнес. Но вот светская хроника — это совершенно иная ипостась прессы, что как раз таки кормится со скандалов, покусывая одних высокородных акул и кормясь возле иных. Так что весь эпизод с изгнанием Зубовых и переходом к Борецким уже был на первых полях онлайн-изданий, невольно вытягивая всю подноготную с ограблением банка. Разумеется, от издания к изданию манера освещения события менялась — кто-то оплатил, чтобы Черниговских основательно прополоскали с грязью — не перегибая палку, но тщательно перебирая все скандалы с участием Черниговского Антона и довольно иронично характеризуя произошедшее в пользу Зубовых. Часть изданий, получивших конверты с деньгами этой ночью, старались потоптаться по Зубовым, которых вытащили из беды, но те отплатили черной неблагодарностью. И все они немного недоуменно отзывались о Борецких, признавая, что принятие в клан довольно неоднозначного рода — не самый оптимальный шаг для клана из одного человека, неактивного около двух десятков лет. Тем более для того чтобы заявить о себе вновь. Впрочем, что ждать от женщины — скрывалось за строками иных борзописцев. Интересно, но строки о Борецких сопровождались только архивными фотографиями молодой княгини, а часть и вовсе — в бытность ее Лидией Гагариной. Красивая у меня бабушка.
— Значит, все хорошо? — Робко спросила Ника.
— Тебе как, правду, или чтобы спать покрепче?
— Чтобы спать покрепче, — мудро ответила девушка.
— Все будет хорошо. Вон, туда посмотри, — кивнул я на парковку у правого крыла университета. — Там тоже все хорошо.
Пожалуй, нет лучше места на свете, чтобы подарить девушке машину. Во всяком случае Артем выглядит весьма довольным, кружа на руках повисшую у него на плечах Веру, издававшую восторженный звук, близкий к ультразвуковым частотам. Машина была красной и двухдверной.
— Вау, — нейтрально отозвалась Ника.
И в этой нейтральности, тщательно смешанной с объективными 'ну и что', 'мне какое дело' и мудрым 'каждый заслуживает право на счастье', было столько 'что б ты сдохла', что ребята невольно оглянулись на нас.
— Прошу отметить уровень радости. Вчера вон сделал тебе подарок, и что ты мне сказала?
— А ты принес вторую половину денег?
Я вздохнул, достал пачку купюр из пиджака и передал девушке.
— Спасибо.
— Вот. 'Спасибо'. И никаких восторгов за средство передвижения красного, между прочим, цвета.
— Какое еще средство передвижения? Туфли!
— Как будто босиком будет быстрее, — буркнул я, и вновь обратил внимание на сотовый.
— Так что у тебя случилось? — Осторожно поинтересовалась Ника.
— Федор прилетает.
— Так это же хорошо? Или ты боишься, что он прознает про твои черные дела и безрассудства?
Покосился в ее сторону и скептически взглянул на облик, уже полный высокомерного превосходства.
— А ты сережки снимала, когда вчера ложилась? Что-то у тебя левой не видно. Может, потерялась где? — Обеспокоенно уточнил я. — В люк какой упала?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |