Мистраль

Ну что мужики примерно понятно кто у них тут в авторитете, вон тот длинный со шрамом на лице, русый здоровяк и девчонка шустрая. Действуем, как договорились, начнем с курса молодого бойца, будем постепенно наращивать физические нагрузки ну и философия воина естественно. В дальнейшем подключим преподавателей по общим научным дисциплинам и иностранным языкам ну и необходимо всех провести через коррекцию.

-Петя, так ведь среди них и совсем еще маленькие есть, нужно ли их всех корректировать?

-Николай, о чом ты, у этих пацанов и девчонок жизнь изломана с самого начала, у многих есть психотравмы да и вообще ты же знаешь, наши доктора проведут индивидуально подобранные процедуры, только для улучшения общего психологического состояния, уберут негативные особенности и усилят обучаемость ну и конечно безусловную преданность нашему делу! Ты не забывай кого мы собираемся из них готовить!

-Да это понятно, я просто никогда раньше с такими салагами не занимался боевой подготовкой.

-Имнно из салаг, как ты говоришь и получится подготовить 'воинов тени'.

Следующие несколько месяцев для бывших беспризорников оказались очень тяжелыми, дисциплина внедрялась жестко, нагрузки постоянно увеличивались, требования к подготовке с каждым днем возрастали. Старшие курсанты должны были помогать младшим при работе в командах, постепенно выявились лидеры и заняли посты командиров отделений. Программа подготовки включала бег, преодоление полосы препятствий, знакомство с различными видами огнестрельного оружия, ножевой бой, рукопашный бой и работа с холодным оружием, а так же философия и теория боевых искусств и тактика боевых групп и переработанные военные уставы. Бывшие беспризорники втягивались в насыщенный распорядок дня тяжело, нагрузки по началу вызывали недовольство и некоторые пытались сачковать и саботировать приказы, но инструктора были опытные и видели всех на сквозь и пресикали такие попытки мгновенно, особо злосных нарушителей и сачков в первых рядах отправляли на 'Мистраль' и они скоро возвращались чтобы с удвоенной энергией приступить к тренировкам. Вобщем расслабиться никому не давали, вот только четкий распорядок дня, сбалансированные физические нагрузки, обильное трех разовое питание и достаточное время на сон позволили за короткий срок поправить хилое здоровья бывших беспризорников и серьезно укрепить их организмы.

К концу третьего месяца подготовки Петр Васильев наблюдал, как курсанты занимаются в боевых группах, как выполняют все нормативы как изменились лица и фигуры ребят, еще недавно промышлявших воровством на улицах. Он уже видел первые результаты подготовки и был доволен ими. Да думаю в перспективе уже через год или два у 'Мистральцев' появится серьезная боевая единица, вернее 290 боевых единиц способных выполнять любые тактичесие задачи. Видимо пора начинать вводить деверсионную подготовку, взрывное дело, токсикологию и психологию человека ну и иностранные языки, решил Петр. Наши молодые воины без сомнения станут очень серьезной силой, размышлял Петр, и тогда берегитесь все кто встанет у нас на пути!

Глава 22. Тени над Сент Клэром (Париж, предместье. Поздний вечер. Дождь.)

Владимир Крапивин стоял у запотевшего окна конспиративной квартиры. Париж внизу был похож на рассыпанное ожерелье из тусклых огней, утопавших в осенней хмари. "Город Света", — подумал он с горькой иронией. — Как спичка в тумане. Как мы все. Дождь стучал по стеклу упругими пальцами, напоминая азбуку Морзе тревоги, что стучала у него в висках. Рация на столе молчала. Слишком долго.

— Володя, — голос Стефана Мрочковского, обычно бархатный и уверенный, теперь звучал натянуто, как струна перед разрывом. Он нервно перебирал пачку франков — часть транша с номерного счета "Воствага". — Они должны были быть здесь полчаса назад. Клод никогда не опаздывает. Никогда.

Крапивин не ответил. Он чувствовал пространство вокруг себя. Не видел — чувствовал. Это был новый, странный дар после процедуры у Юсупова на "Мистрале". Ощущение пустоты в переулке напротив. Отсутствие привычного скрипа шагов старьевщика. Слишком тихий шелест мокрых листьев под единственным фонарем. Тишина перед выстрелом. Перед... чем?

— Стефан, — голос Крапивина был тише шелеста дождя. — Ты чувствуешь запах?

Мрочковский нахмурился, втянул воздух носом.

— Сырость. Гниющую листву. Бензин...

— Нет. Миндаль. Слабый... горький миндаль.

Глаза Мрочковского расширились. Цианистый калий? Но нет... это что-то иное. Холодный ужас сковал Крапивина. "Омега". Экспериментальный препарат Юсупова. Тот, что доктор называл "отвергнутым дьяволом". Формула гипер-агрессии. Крапивин видел отчеты о тестах на животных. Кошмар. Как? Откуда?

— Вентиляция! — выдохнул он, бросаясь к решетке под потолком. Оттуда, едва различимо, тянуло тем самым сладковато-горьким шлейфом. — Маски! Быстро!

Но было поздно. Снаружи, в темноте переулка, раздался сдавленный крик, переходящий в рычание. Хриплый, нечеловеческий. Потом еще один. И треск ломающегося дерева.

Дверь на склад не распахнулась — ее вырвали с корнем. В проеме, заливаемом косым светом уличного фонаря, стояла... тень. Нет, человек. Но человек, утративший все человеческое. Глаза — две угольные ямы, полные безумия и боли. Изо рта текла пена, смешанная с кровью. Одежда разорвана на мощных, вздувшихся жилами мышцах. В руке — окровавленный лом. Это был Клод, их связной.

— Клод? — прошептал Мрочковский, отступая.

Ответом стал рев, сотрясавший стены склада. Звук, рожденный не в гортани, а в самой бездне искаженного разума. Клод бросился вперед. Не бежал — ринулся, как разъяренный бык, сметая ящики. Его движения были нечеловечески быстры, лишены логики, только ярость.

— Огонь! — скомандовал Крапивин, выхватывая компактный "Скорпион" — оружие из будущего.

Выстрелы гулко прокатились под сводами склада. Пули попали Клоду в грудь, плечо. Он лишь вздрогнул, как от укусов осы, и продолжал нестись. Боль не существовала. Только неутолимая жажда разрушения.

"Омега". Не туман покорности, а ураган безумия. Крапивин понял с леденящей ясностью. Они использовали "Омегу". Против нас. И попали в себя.

Из темных углов, из-за штабелей ящиков, поднялись другие тени. Агенты МИ-6, застигнутые распылением в засаде. Теперь это были монстры. Один, с лицом, изуродованным в кровавое месиво, грыз собственную руку. Другой с ревом бился головой о бетонную колонну. Третий, увидев Мрочковского, издал победный вопль и прыгнул, как дикая кошка, когтистые пальцы вцепились в плечо Стефана.

— Ааарргх! — закричал Мрочковский.

Крапивин выстрелил почти в упор. Голова нападавшего дернулась, часть черепа снесло. Но пальцы лишь сильнее впились в плоть. Монстр тянул Стефана к себе, к оскаленным, скрежещущим зубам.

Диалог в Аду:

— Отпусти его! — закричал Крапивин, целясь.

Монстр (бывший агент МИ-6) повернул к нему безумный взгляд. Губы растянулись в пародию на улыбку. Из горла вырвался хриплый шепот, неестественно четкий:

— "Горит... всё... горит..."

И Крапивин понял. Не слова. Намерение. Чистую, нефильтрованную волю к уничтожению, бьющую из искаженного сознания, как гной из раны. Это был не язык — это был вопль души, растерзанной "Омегой".

Крапивин вытащил Мрочковского, оттащив его от вцепившегося мертвой хваткой монстра ценой потери клока плоти на плече Стефана. Они вырвались на улицу, в хлещущий дождь. За ними, из проломанной двери, повалили другие. Не преследователи. Изверги ада. Раненый Клод, с дырой в груди, ревел, поднимая над головой стальной лом. Двое других бежали на четвереньках, неестественно быстро, как пауки.

— Бежим! К реке! — Крапивин тащил стонущего Мрочковского, чувствуя, как холодная вода заливает ботинки, как дождь хлещет по лицу, смешиваясь с потом страха. Он чувствовал их безумие, как физический удар в спину. Волну ненависти, лишенной причины и цели. "Это не солдаты. Это ошибка. Живое проклятие науки."

Они нырнули в темный проход между домами. Крапивин на секунду остановился, прижавшись к мокрой стене. Сердце колотилось, как птица в клетке. Он посмотрел на Мрочковского. Тот был бледен как смерть, кровь сочилась сквозь пальцы, прижимаемые к плечу. В его глазах читался не вопрос "почему?", а "зачем?".

— Они... они превратились... — прошептал Стефан, дрожа.

— Не они, Стефан, — Крапивин смотрел в темноту, откуда доносился рев и лязг металла по камню. — Мы. Мы принесли этот яд. Юсупов... его кошмар... попал не в те руки. И разбудил демонов, которые спали не в пробирках, а здесь. — Он ткнул пальцем себе в висок, потом в сердце Мрочковского. — В каждом из нас. "Омега" — это не создатель. Это отмычка. Отмычка к самой темной кладовой души.

Сирены. Резкие, пронзительные. Где-то близко. Красные вспышки мелькнули на стенах домов в конце переулка. Полиция подоспела, как всегда, к шапочному разбору.

Крапивин стоял на старом, проржавевшем мосту, спрятавшись в тени опоры. Внизу, в Сент Кларе, пылал склад ?7. Оранжевые языки пламени лизали ночное небо, отражаясь в черной воде Сены, как в слезе гиганта. Вспышки взрывов — артиллерия? Огнеметы? — освещали фигурки людей, бегущих в панике, и другие фигуры — корчащиеся в огне, все еще пытающиеся драться, рвать, убивать, даже обреченные. Рев монстров смешивался с воем сирен и треском огня, создавая симфонию апокалипсиса.

Он достал маленькую, зашифрованную рацию. Голос его был хриплым, лишенным эмоций, как гладь мертвого озера:

— "Мистраль". "Мистраль", прием... Это "Париж". Код... Код Черный. Повторяю: Код Черный. "Омега" активирована. Повторяю: "Омега" активирована. Цель... уничтожена. Цена... высока. Очень высока. Я... ухожу в тень. Ждите сигнала. И... осторожнее с демонами. Они... внутри всех нас. "Париж" кончил связь.

Он бросил рацию в черные воды Сены. Маленькая коробочка мелькнула в отблеске пожара и исчезла без следа. Крапивин повернулся и растворился в парижской ночи, став еще одной тенью среди теней, человеком, несущим в себе холодное знание цены "прогресса" и запах горького миндаля ада.

Глава: Остров Откровений (Кронштадт. Лаборатория Юсупова. Рассвет.)

Александр Юсупов стоял перед нейросканером. На экране — не мозг. На экране — звездная карта. Мириады точек, соединенных сияющими нитями импульсов, вспыхивающих и гаснущих в сложнейшем, непостижимом танце. Это был мозг юнги Балтфлота, Василия Петрова, прошедшего "улучшение" после незначительного конфликта на корабле. Но теперь... теперь в этой нейронной галактике зарождались новые созвездия. Участки, которые должны были молчать, светились ослепительным белым светом.

— Повтори, — тихо сказал Юсупов своей жене Ирине. Голос звучал чужим, потерянным.

— Тридцать седьмой, Саша, — Ирина не скрывала трепета. — Тридцать седьмой случай за неделю. После процедуры. Среди военных, рабочих, даже детей. Способности... разнятся. У этого матроса — Василия — он... он знал, что я споткнусь о порог. За секунду. Предупредил. У девчонки на заводе — Насти — карандаш сам покатился по столу к ней, когда она захотела рисовать. У капитана второго ранга Орлова... он на тактическом учении почувствовал засаду за холмом. Никаких признаков. Просто знал.

Юсупов подошел к окну. Рассвет над Невой был кроваво-розовым, как отблеск далекого парижского пожара, о котором он только что получил краткое, ужасающее сообщение от Макарова. "Код Черный. Омега активирована. Крапивин в подполье." И вот это. Пси-потенциал. Пробуждение спящих участков мозга. Непредсказуемое. Неуправляемое.

"Что я наделал?" — мысль ударила, как молот. Он хотел чистить, улучшать, делать людей добрее, эффективнее. А вместо этого... взорвал плотину. Выпустил на волю неведомые силы. "Омега" была его отвергнутым демоном. А эти пробудившиеся способности... что они? Ангелы или демоны? Дар? Или проклятие? "Мы играли в богов с картой, на которой не было половины континентов," — подумал он, вспоминая слова какого-то забытого философа.

Дверь открылась. Вошел Макаров. Лицо его было каменным, но в глазах бушевал шторм. Он молча положил перед Юсуповым листок с последними новостями, перехваченными из эфира. Заголовки кричали: "БОЛЬШЕВИСТСКИЕ ЧУДОВИЩА В СЕНТ КЛАРЕ!", "ЗВЕРСКАЯ АТАКА РУССКИХ! ЗАПАД ОБЪЕДИНЯЕТСЯ ПРОТИВ КРАСНОЙ ЧУМЫ!", "ЭМБАРГО! УЛЬТИМАТУМ!"

Финал: Мостик "Мистраля". Сумерки.

Туман, густой и молочный, сползал с Финского залива, окутывая Кронштадт, пряча остров Котлин от враждебного мира. Макаров и Юсупов стояли на крыле мостика. Ниже, у причала, виднелись огни города, где люди, не ведая о пси-потенциале и "Омеге", просто жили, радуясь хлебу без карточек.

— Код Черный... — Макаров произнес слова, как приговор. Его рука сжала поручень. — Крапивин жив, но связь сдохла. Зимин... этот червь из ГПУ... ушел. На Запад. С данными. Он знает про "туман". Теперь они знают про "Омегу". И они объявят нам войну. Не за коммунизм, Алекс. За это. — Он кивнул в сторону лабораторного корпуса, где горел свет. — За силу, которую не понимаем сами.

Юсупов молчал. Он смотрел не на город, а сквозь туман. На нейронные карты в своей лаборатории. На вспышки белого света в мозгу матроса Василия. На горький миндаль "Омеги". На рев монстров в Сент Кларе.

— Что мы пробудили, Иван Сергеевич? — его голос был тише шепота тумана. — В этих людях? В себе? В мире? Мы остановили каток сталинизма, но открыли... что? Ящик Пандоры? Дверь в иное измерение сознания? — Он повернулся к Макарову, глаза его в сумерках казались бездонными. — Пси-способности... это дар? Или первый крик новой, непонятой эволюции? Или... предупреждение? Что мы вторглись в святилище, где нам не место?

Макаров долго смотрел на затянутую туманом Неву, где уже маячили темные силуэты дозорных кораблей Балтфлота — их флота теперь.

— Контролировать, Алекс? — он покачал головой. Голос его звучал устало. — Мы едва ли понимаем слова, написанные на этой новой карте. Контроль — иллюзия. Как этот туман. — Он махнул рукой в сторону залива. — Он кажется плотным, но ткни пальцем — и он расступится. А за ним... буря. Или бездна. Нам нужно не контролировать. Нам нужно учиться. Искать таких же пробудившихся. Понимать. И... — он тяжело вздохнул, — готовиться. Война, которую нам объявили сегодня в эфире... она будет лишь первым актом. Главная битва — здесь. — Он коснулся пальцем своего виска, потом указал на город, на корабли, на весь остров, тонущий в молоке тумана. — Внутри каждого. За душу человеческую. За право светить, а не жечь.

Туман сгущался, поглощая последние очертания берега. "Мистраль", огромный, серый, пришвартованный к причалу ушедшей эпохи, казался островом во времени, маяком в непроглядной мгле грядущего. Мир изменился навсегда. Путь в туман только начинался.

Глава23 : Песок Часов и Шепот Теней

Парижские Сумерки (Крапивин. Спустя неделю после Сент Клэра.)

Владимир Крапивин был тенью, вплавленной в сырую каменную кладку моста Пон-Нёф. Снизу, из темных вод Сены, поднимался запах тины и времени. "Река помнит всё, — подумал он. — Кровь. Порох. Слезы. И запах горького миндаля..." Он смотрел не на огни набережных, а сквозь них, выискивая паттерны в движении людей, машин — ритм города, который мог выдать охотника. Его новый "дар" был как зуд под кожей: неясное предупреждение, когда взгляд прохожего задерживался на нем дольше секунды; мурашки по спине при приближении полицейского свистка. Не ясновидение. Инстинкт загнанного зверя, усиленный до предела. Юсупов разбудил в нем первобытный страх и умение его слушать.