Слезы каменной пустыни

— Он скоро будет здесь, сэр. Летит из Чикаго, из издательства.

— Окей, хорошо. Как прилетит, пусть займется мусорщиками. И не только в гостинице, но и в радиусе мили. А также всеми утилизаторами вдоль транспортных магистралей. Сортировочный цех в его полном распоряжении.

— Так точно, командир, — подтвердил помощник, обнажив крепкие белые зубы в улыбке. — Не завидую ему.

— Ну если так, то как закончишь со свидетелями, займешься кислотным аэрозолем "Шарп". Достать вонючку такого класса не так-то легко. Выяснишь, где производится и используется, проверишь поступление и расходование.

— Это же все равно что искать иголку в стоге сена... — попробовал возразить Ник.

— Что поделаешь, — пожал плечами Логэн.

— Есть, командир, — нехотя проговорил первый помощник и тяжело вздохнул.

* * *

Восходящее солнце, золотившее кроны пальм и кипарисов, било в глаза, но он был даже рад этому. Тело легко летело вперед, стремясь навстречу рассветной свежести. Мышцы сокращались и растягивались, рождая приятное тепло.

Он бегал так каждое утро в течение вот уже сорока лет. Сегодня погода была просто на загляденье. Это потом жара и духота наполнят воздух, а пока прекрасная прохлада обнимала со всех сторон.

Фрэнк придерживался всегда одного и того же маршрута, лишь изредка меняя его, чтобы избежать ставших неприятными мест. А таких появлялось с каждым днем все больше.

Он мог бы с тем же успехом бегать и где-нибудь на природе, в одном из пригородных лесопарков, но даже более свежий воздух не мог заменить ему вот этого очарования розовых в рассветном свете зданий и звуков медленно пробуждающегося города.

За тот год, что он пробыл здесь, многое успело измениться. Кажущийся живым и цветущим город на самом деле медленно умирал. Со стороны это было незаметно, однако многие дома стояли полностью пустыми. Да и не удивительно. Граница Зоны Полного Отчуждения. Правительство приложило максимум усилий, чтобы вывезти отсюда население. Непонятно еще, почему так много людей до сих пор оставалось. Несмотря на смерть, затаившуюся в полутора сотнях километров. Несмотря на периодическое легкое повышение радиационного фона при юго-восточном ветре. Несмотря на ползущие по городу темные слухи.

За очередным поворотом показалась широкая Нагорная авеню и его дом через четыре других здания. Легко вбежав по ступенькам на пятый этаж, он сбросил в утилизатор мокрый комбинезон, второй раз принял душ и умылся. Еще через десять минут, уже с иголочки одетый в добротный костюм светло-бежевого цвета, полковник спустился в кафе на первом этаже. За стеклянным столиком его поджидали Маршалл Галл и Сэмуэль Сведенберг.

— А вот и наша родная полиция! — не совсем прилично заорал последний, заставляя остальных завтракающих оборачиваться. — Что, много свободных людей уже пересажал за утро?

— Не обращайте на него внимания, господин полковник, — дружелюбно проговорил Маршалл, высокий, сухопарый, с тронувшей виски благородной сединой, мужчина. — Просто наш друг позволил себе немного лишнего.

Он, ухмыльнувшись, кивнул в сторону на треть опорожненной бутылки, играющей и переливающейся в солнечных лучах.

— И позволил! А захочу, и еще себе позволю! А вы мне не указ! — Сэмуэль сложил пальцы маленькой сухонькой руки в дулю и продемонстрировал ее каждому из сидящих. — Не родился еще тот человек, который сможет приказывать Сведенбергу! Не дождетесь!

Он потянулся в сторону бутылки с опалово-мерцающей жидкостью. Однако Галл, несмотря на негодующие вопли, отобрал ее у него и сунул в люк мусоросборника подоспевшего официанта.

— Право, Сэмуэль, вы бываете крайне нелицеприятны. К тому же, вы спиваетесь. На правах вашего друга советую вам постараться прекратить это безобразие.

— Конечно, раз вы сильнее, значит справились, — Сведенберг был раза в полтора ниже Галла и гораздо более хрупкого сложения. От его ярости не осталось и следа, теперь рядом с ними сидел, ссутулившись, человечек, готовый расплакаться. — А может у человека душа болеть? Нет, правда, разве запрещено слегка притушить омрачающую жизнь тоску? А у меня тут, — при этом он стукнул себя кулачком в грудь, — может быть целый пожар, пожар беспокойства и тревоги. Вы подумаете, о чем может переживать старый дуралей? О себе? А вот и нет, о вас я думаю, о всех вас, г...нюки вы недоделанные! О вас и о человечестве, — внезапно его вкрадчивый голос налился желчью. — Скажите, вот, например, вы, Фрэнк. Разве вы способны думать о человечестве?

— А вы, Сэмуэль, считаете это только своей прерогативой? — холодно ухмыльнувшись, ответил полковник.

— А вы, Маршалл? Если у господина Логэна еще может быть и есть хоть капля здравого холодного рассудка, то у вас и того, судя по всему, нет.

— Терплю я вас, Сэмуэль, только за то, что когда вы трезвый, умеете быть несравненным умницей, — ответил Галл, — но порой вы переходите границы.

— Что ж, не спорю. Широта души, мятущийся гений таланта и все такое... Иногда можно себе позволить. Но, скажите мне на милость, куда все-таки катится мир?

— Ох, господин Сведенберг, — запротестовал Маршалл, — позвольте, сколько уж на эту тему с вами говорено! Может быть, хоть сегодня вы оставите нас в покое?

— Не дождетесь! Деградация человечества — единственная тема, достойная обсуждения! Вот вы, Фрэнки, — обратился Сэмуэль к чуть не поперхнувшемуся от такого обращения полковнику, — честно трудитесь на поприще деспотизма и волюнтаризма в карательных органах. Я ваш противник идеологически, но за ваш старательный труд надсмотрщика и сатрапа вас можно только похвалить. Ваше же, Маршалл, тунеядство тоже можно простить. Честно прожитая жизнь бесполезного вояки в ваших глазах, наверное, должна давать вам на это право. Но остальные? Молодежь? Погрязшая в распутстве, безделии и пороках? Которая все получает даром, стоит ей только пожелать. Ни о чем не мечтающая, ничего не желающая, бездумно прожигающая жизнь. И хорошо, есть еще генная инженерия, чтобы исправлять их детей-уродов, зачатых в наркотическом бреду. Так скажите мне, чем были плохи прежние времена, когда человек в поте лица вынужден был добывать свой хлеб?

— Сэмуэль, Сэмуэль, — прервал его полковник. — Вы опять переходите грань дозволенного. И то, что вы говорите — неправда. Наркоманы, бездельники, прожигатели жизни — действительно встречаются. Они были всегда и всегда будут.

— Но с момента ликвидации денежных отношений число их неуклонно растет! — выкрикнул, перегнувшись через стол, Сведенберг. — Зачем, скажите мне, трудиться, если можно получить все сразу и даром?

— А вы видите выход из этой ситуации, Сэмуэль? — автоматически спросил полковник. Он уже доел свой завтрак и сейчас, удобно откинувшись в кресле, потягивал кофе из ажурной фарфоровой чашечки.

— Да, вижу! — Сведенберг, судя по всему, совсем потерял над собой контроль. Его глаза блуждали, речь, хоть и эмоциональная, была уже трудно разборчивой. — Всех тунеядцев, наркоманов, самцов и самок нужно собрать вместе и заслать куда-нибудь подальше, скажем на Марс. И не давать им есть, пока не отработают свой хлеб!

— Так это придется отправить туда значительную часть человечества, — холодно усмехаясь, ответил Маршалл. — А она вряд ли на это согласится добровольно.

— Значит нужно применить насилие, насилие для их же блага.

— А вам не кажется, Сэмуэль, что это уже было раньше. Сказали бы прямо — диктатура, концлагеря, рудники. А куда же, позвольте спросить, делся ваш показной гуманизм?

— Да ведь с вами, сатрапами, поведешься, еще и не того наберешься, — Сведенберг ссутулился, его лицо помрачнело. Одна за другой из глаз закапали слезы. — Так что же, никакого выхода не существует? И все человечество обречено на вымирание? Нет, я этого не вынесу!

— Развезло писателя, — холодно улыбнулся Фрэнк, поднимаясь из-за стола. — Вы позаботитесь о нем, Маршалл? Его нельзя оставлять здесь одного в таком состоянии.

— Да-да, господин полковник. Можете не беспокоиться. Мы сейчас будем паиньками и поднимемся к себе в номер. Ведь правда, Сэмуэль, мы будем паиньками?

Фрэнк направился к выходу. Когда он проходил через услужливо распахнувшиеся двери кафе, сзади послышался удар, звон бьющегося стекла и гневный вопль Сведенберга: "А, с...кин сын, генерал хренов, и ты бедного писателя унизить хочешь, солдатская ты морда!..." Обернувшись, полковник увидел, что Сэмуэль обернул столик со стоящей на нем посудой и теперь едва стоит на ногах, держась за Галла.

— Все в порядке, господин Логэн. Все окей. Просто мы решили немного пошалить, — прокричал Маршалл Фрэнку. — Не беспокойтесь, сами управимся.

* * *

Когда полковник вошел в зал следственной работы, все уже были не месте. У обоих помощников глаза были красными, но оба держались и старательно не показывали, как им хочется спать. В свои шестьдесят он бы уже не так легко перенес бессонную ночь.

Фрэнк не спеша прошел к своему столу и опустился в мягкое, быстро подбирающее форму кресло. Автоматически выплывшая консоль заняла место перед глазами. Он ввел код личного доступа, вызвал на экран материалы ночных рапортов и, только проглядев их до конца, стал задавать вопросы.

— Что, Николас, со свидетелями? — это была его манера работы — выслушивать личные доклады помимо письменных рапортов.

— Первым делом, командир, узнал на гостиничном хосте, не велось ли из номера убитого переговоров, — начал доклад первый помощник. — Не велось. Терминал вообще за все время пребывания там Дробика ни разу не был активирован. Теперь что касается свидетелей. Было опрошено сто двадцать два человека и двадцать пять роботов. Ничего подозрительного ими замечено не было. Получены сведения о восемнадцати лицах, передвигавшихся по отелю в интересующий нас промежуток времени. Сопоставление показаний и последующий анализ наряду с дополнительными розыскными мероприятиями позволил идентифицировать шестнадцать лиц из восемнадцати, являющихся как жильцами отеля, так и их гостями. Двух человек идентифицировать не удалось. Один из них был замечен на пятом этаже в левом крыле здания двумя жильцами, беседовавшими в коридоре. Незнакомец, маленький плотный мужчина, постучал в одну из дверей, принадлежащую либо номеру 510, либо номеру 511. В пятьсот десятом никто не живет. Пятьсот одиннадцатый занимает некая Долорес Арекайтес, в данное время отсутствующая. Второй из незнакомцев, сухопарый высокий мужчина с морщинистым лицом, замечен одним из жильцов на первом этаже в левом крыле, там где и жил Дробик, а также роботом-портье в вестибюле, давшим полное описание. Считаю целесообразным, на основе дополнительных данных, полученных Полом при расследовании, считать именно этого человека главным подозреваемым в убийстве Антуана Дробика. По остальным же розыскные мероприятия прекратить.

— Пол, твоя очередь, — обратился полковник ко второму помощнику, полноватому, задумчивому, погруженному в свои мысли молодому человеку.

— Хорошо, сэр. Согласно вашему распоряжению облазил все утилизаторы в радиусе мили от отеля и вдоль всех воздушных трасс на пять миль удаления от городской черты. Ввиду огромного количества поступившего материала анализ проводился только поверхностный: визуальный, звуковой, эмиссионный и аромоанализ. Отобрано тридцать шесть нетипичных предметов. Не думаю, что интересными будут старая проржавевшая наземная автомашина на бензиновом двигателе, голова домашнего кухонного робота или целый отряд резиновых женщин, выброшенный, по-видимому, каким-то домом удовольствий, — Пол ухмыльнулся. — Однако среди всего этого хлама попалась одна очень интересная вещь — театральная маска. Основа обычная — "дышащая", латексно-целюлозная, какую можно купить в любом магазине, торгующем театральным реквизитом. Однако расписана она кустарным способом довольно грубо, хотя вполне достаточно, чтобы с расстояния в пару метров принять ее за натуральное лицо. Краски обычные, целюлозные. С обратной стороны масса генетики. Есть также отпечатки пальцев. По нашей картотеке не проходит ни то, ни другое. Фотоснимок маски на манекене опознан в отеле как лицо второго незнакомца, посещавшего по-видимому Дробика. Да, еще... В том же утилизаторе найдены цветные контактные линзы с той же генетикой.

— Весьма интересно, — полковник был явно доволен. — Наконец-то мы хоть одного из них сможем прижать к стенке. Если, конечно, поймаем. А что насчет "вонючки"?

— Емкость принадлежит кислотному аэрозолю "Шарп", согласно отраслевым стандартам относимому к классу си три, — начал рассказывать Николас. — Серийные номера уничтожены механическим воздействием как на внешней, так и на внутренней поверхности баллона. Внешний номер сбить довольно просто, однако внутренний удалить гораздо сложнее. Исследования образцов из номера убитого показали, во-первых, наличие значительного количества примесей фосфатного и силикатного состава. Во-вторых, воздействие было более сильным, чем от си три класса. И в-третьих, соответствие химического состава кислоты аэрозолю "Стронг", принадлежащему к классу би два, более мощному, чем си три. Однако по силе воздействия это все-таки еще не би два. Отсюда можно сделать вывод, что скорее всего аэрозоль "Стронг" был перелит в уже подготовленную емкость от "Шарпа" в кустарных условиях...

— Ого, — перебил полковник Ника, — с классом би два нам еще не приходилось сталкиваться. Насколько я помню, для его использования необходима специальная лицензия. Найти источник будет гораздо проще.

— Да, сэр, — кивнул головой Ник. — Класс би два имеет ограниченную область применения, гораздо более узкую, чем си три. Однако на мой запрос об аэрозоле "Стронг" было выдано более тысячи предприятий по всему миру. Провести проверку всех их не представляется возможным. Разрешите разослать запрос по всем адресам о случаях кражи у них кислоты би два?

— Есть ли такие организации в округе?

— Да, сэр. Завод "Память" по производству мемор-кристаллов в пятидесяти километрах отсюда и реставрационная мастерская "Кэш-ин-джанк" в ста двадцати километрах.

— Их проверкой, Ник, займешься лично, — произнес полковник. — В остальные разошли запрос о кражах.

— Есть, сэр. Разрешите полное наблюдение?

— Окей, санкционирую. Но не увлекайся. Целиком завод на прослушивание ставить не надо. Сбросишь с флаэра штук сто блох — и достаточно.

— Так точно, — Николас заметно повеселел. И понятно. Полное наблюдение, хоть и было общественно осуждаемым, сулило однако легко и быстро достижимые результаты. И хотя, если все это выйдет наружу, шума было не избежать, дело являлось настолько серьезным, что принимались любые меры для скорейшей поимки преступников. Он сам, Фрэнк Логэн, полковник "федералки", присланный из Вашингтона, был одной из таких мер. Хотя, к сожалению, пока не особо действенной.

— Вы читали отчет патологоанатомов? — помощники кивнули головами. — И что поняли?

— Ооо-кей, — протянул первым Ник, — глобальная дисторсия с... эээ... переменными параметрами на клеточном уровне, сопровождающаяся разрушением субклеточных... эээ...

— Я тоже ничего не понял, — подытожил Фрэнк. — Вызовите главного эксперта на центральном экране.