Последняя из рода Леер - 1 (часть 1)

Но хоть на последний вопрос я могла сама ответить без чьих-то там подсказок. Достаточно просто закрыть глаза, сосредоточиться и увидеть ее — заметно потолстевшую жилу. Осталась малость — ухватиться за нее и отпустить сознание.

Я не успели ни того, ни другого, потому что меня не слишком вежливо схватили, развернули к себе и тряханули так, что я чуть язык не прикусила.

— Эй! — возмутилась я, пытаясь вывернуться из стального захвата.

— Ты что творишь? — рявкнул в ответ этот ненормальный.

— Пытаюсь узнать, где остальные, — ответила очевидное.

— Используя связь с учителем?

— Ну да, а что? — непонимающе воззрилась я на него, а он резко отпустил. Так резко, что я едва не упала. И отвернулся, чтобы через секунду глухо заговорить:

— Ты же знаешь последствия вашей связи. Чем чаще ты обращаешься к ней, тем она сильнее.

Да, я знала это. Не понимала только, почему это его так волнует? А его волновало и сильно. Иначе как объяснить, что он снова обернулся и, как две минуты назад схватил меня за плечи.

— Или тебе нравится эта связь? Быть может, ты хочешь завершить ее?

Если честно, я испугалась. Сейчас в его темных глазах было что-то такое... дикое, холодное, острое. А когда я боюсь, то начинаю дерзить, напрочь забывая о чувстве самосохранения. Вот и сейчас не сдержалась и выпалила, снова вырываясь:

— Вас это никоим образом не касается! Почему я должна перед вами отчитываться? Вы для меня никто. Так — случайный знакомый.

— Случайный, значит? — бросил он и резко, как-то уж слишком резко успокоился. Я даже поежилась от внезапно снизившейся температуры, но не передумала. Уселась на землю, стараясь отрешиться от всего, и снова закрыла глаза.

— Они на юге, — прошептала, ловя мысли Гаара, — спрятались в одной из пещер. Все живы, твои анвары с ними. Беспокоятся. Они хотят переждать ночь, а потом попросить помощи у жителей гор. Просят оставить метку.

"Он не обижает тебя?" — промелькнула мысль.

— Нет. Я справляюсь.

"Эти анвары и о тебе спрашивали, не ранена ли ты. К чему такой интерес?"

— Не знаю.

"Или не хочешь знать?".

— Не хочу говорить. Все. До встречи.

Я открыла глаза и глубоко вздохнула. Это ментальное общение, однако, сильно изматывает. У меня уже в висках стучит.

— Сильно болит? — поинтересовался наследник, заметив, как я морщусь поднимаясь. Хорошо, все-таки, что мы наткнулись на эту пещеру. Не отдохнем, так переждем.

— Терпимо, — пробормотала, отвечая на вопрос. А он вдруг протянул руку.

— Иди сюда.

Я колебалась. С чего такая забота? Ведь пять минут назад он едва ли не убить меня был готов. Невозможный нелюдь. Никогда мне его не понять.

Вот и сейчас, не дождавшись от меня какой-то реакции, сам подошел, на этот раз осторожно взял за плечи и развернул спиной к себе. Я было дернулась, не зная, чего ожидать, но через секунду расслабилась. Что бы он там ни делал за моей спиной, это помогало, ломота и ноющая боль в висках утихли.

Следующий час мы пытались хоть как-то обустроиться для ночлега. И здесь как раз кстати пришелся мой отвоеванный у Рилана рюкзак. Мне доверили собирать мох, наследник сказал, что он довольно неплохо горит, почти не дает едкого дыма и долго не прогорает. Сам же он куда-то ушел, надолго ушел. Я за время его отсутствия все возможные охранки успела поставить и развести огонь.

Сейчас, когда горячка всего пережитого прошла, усталый организм напомнил, что он существует. Мне очень хотелось спать и есть, а еще по-маленькому.

Еще собирая мох в переходе, я заметила, что пещерок здесь несколько. Заглянув в каждую, с радостью и удивлением обнаружила в последней небольшой родничок, бьющий прямо из камня и уходящий в расщелину пола. А в соседней пещерке обнаружился непонятно как туда затесавшийся большой валун, за которым я и справила нужду, надеясь, что местные хранители гор не примут меня за осквернителя святынь.

Тщательно замаскировав следы своего преступления все тем же мхом, я набрала в котелок воды из родника, а заодно умылась и напилась вдоволь. Вернувшись в пещерку и убедившись, что мох и правда неплохо справлялся с обогревом не только пещеры, но и воды, я наконец задумалась о главном — ночевка с наследником.

Конечно, я не думала, что он накинется на меня ночью. Я просто не знала, чего ожидать. Он же непредсказуем, как огонь, в одну секунду холодный и спокойный, в другую бросает странно обжигающие взгляды. Вот тебе и бездушное существо. Как мне с ним себя вести? Обижаться, кричать или делать вид, что мы почти незнакомы?

Ох, как же я ненавидела всю эту неопределенность.

Он вернулся, когда я успела накрутить себя почти до невменяемого состояния. Вернулся не один, а с крупной, уже освежеванной тушкой какого-то зверя, напоминающего кролика. К тому моменту, как он нанизал тушку на один из своих закаленных кинжалов, вода в котелке вскипела и я разлила ее по кружкам, добавив в каждую по горстке укрепляющих трав из рюкзака.

В Северных пустошах всегда сумерки, не поймешь, день сейчас или ночь. Мы ориентировались по магическим часам, но сейчас глупо было бы использовать магию для такой мелочи.

Глядя на кролика, я призналась:

— Я плохо готовлю.

А он так издевательски на меня посмотрел, словно другого ответа и не ожидал, что стало обидно. Ну и что, что я не великая кухарка, он ведь тоже не идеал. Хотя должна признать толк в приготовлении мяса на костре он точно знал. Кролик получился очень сочным. Соли, правда, не хватало, но на безрыбье, как говорится...

Пока кролик жарился, наследник изъявил желание осмотреть мои порезы, и как всегда проигнорировал мои вялые возражения.

— Я бы могла сама, — в который раз попыталась заикнуться я, и получила в ответ острый, предупреждающий взгляд, что лучше бы мне заткнуться. При других обстоятельствах, и если бы я не так сильно устала, то непременно продолжила бы препирательства, но я устала, раны разнылись и, что говорить, той самой слабой и безвольной части меня было приятно, что кто-то в кои-то веки обо мне заботился.

Он перебинтовал порез на руке и колене, а вот с раной на плече пришлось повозиться. Кровь пропитала одежду и запеклась, превратившись в корку. Наследник пытался размочить ее, но быстро сдался и одним резким движением содрал прилипшую часть рубашки вместе с коркой.

Если бы не постоянные травмы на тренировках с профессором Мейнером и Гааром, я бы потеряла сознание от боли, а так дернулась и прокусила губу. Дальше было легче.

Он снял с меня куртку и жилет, осталась нижняя рубашка. Я смутилась (не так-то просто раздеваться перед мужчиной, тем более, если знаешь, какого невысокого он о тебе мнения), отвернулась и услышала негромкий вздох. Он увидел! Бездна! Я забыла, совсем в этой суете не вспомнила о маленькой неожиданности у меня на... хм. Впрочем, как казалось, его заинтересовал вовсе не дракон, а то, о чем я тоже совсем забыла. Вспомнила, когда он провел пальцем по линии одного из моих давно заживших шрамов. Это вызвало невольную дрожь, непонятную, опасную, заставившую меня внутренне застонать, не от боли, от наслаждения.

Тем временем палец заменила рука, которая, едва касаясь кожи, спустилась ниже по спине, почти туда, где был дракон.

— Он появился пару дней назад, в день...

— Твоего рождения, — прошептал он. — Он прекрасен.

— Медея говорит он серебристый и иногда шевелится, — продолжила бормотать я, пытаясь скрыть смущение. Получалось плохо.

— Да, я вижу, — ответил он и снова двинулся вверх, ко второму рубцу, что заставило меня очнуться от своего странного манящего полутранса.

— Ну, все, — проговорила, обернувшись. — Спасибо за помощь, но дальше я справлюсь сама.

Наследник кивнул и отошел к костру, при этом в его лице мне показалось было что-то такое... гнев смешанный с чем-то еще непонятным для меня. Не жалостью, не обидой, возможно, это было восхищение. Интересно почему? Из-за дракона? Наверное.

Я видела дракона Милы и часто не могла оторвать глаз. Они завораживают, даже когда спят. А у Филиппа он такой смешной, вечно кружит по предплечью. Хотела бы и я посмотреть на своего дракончика.

— А у тебя... — поддавшись сиюминутному порыву, пробормотала я.

Он посмотрел на меня и серьезно спросил:

— Хочешь увидеть?

— Если можно, — отступать было поздно и мне, в самом деле, очень хотелось его увидеть.

Наследник мое тайное желание исполнил, снял куртку, жилет— нагрудник, осталась рубашка, и когда он стал расстегивать пуговицы, я пожалела, что попросила. Потому что при этом он так на меня смотрел, а я не успела скрыть (да-да!) восхищения. Я все-таки девушка, а он очень, просто непередаваемо красивый мужчина.

Когда он все-таки расстегнул рубашку и снял ее, я с трудом, но все же взяла себя в руки и перестала пялиться так откровенно. Уверена, он заметил и мою закусанную губу, и порозовевшие уши, и взгляд. Все заметил, слава богам, что ничего не сказал. Я бы тогда совсем сгорела от смущения. Дура, что с меня взять?

А вот когда он развернулся ко мне спиной, я перестала себя сдерживать.

Это было прекрасно — он, его большой черный дракон, который, словно красуясь передо мной раскрыл крылья, заняв почти всю спину до самой шеи. Я не могла не прикоснуться, это было просто сильнее меня.

Наследник тоже вздрогнул от моего прикосновения, как я недавно. Наверное, рука холодная, но опускать ее мне совершенно не хотелось. Наоборот, хотелось гладить это совершенное создание и его ужасно раздражающего порой хозяина.

Я никогда не прикасалась к мужчине вот так, и мне это понравилось даже сильнее, чем когда он меня касался. От его загорелой кожи исходил такой приятный, непередаваемый аромат, что у меня в голове возникла совершенно безумная мысль: лизнуть ее. Я тут же с негодованием отбросила ее и убрала руку.

Дракон потянулся было следом, словно прося о новой ласке, а затем гордо отвернулся, совсем, как его хозяин.

— Ты ему понравилась, — заметил наследник, обернувшись.

Я отступила обратно к костру, а он, как ни в чем ни бывало натянул рубашку и занялся кроликом.

— А мой, — все же решилась спросить я, — он тоже... активный?

— Тебя это пугает?

— А разве не должно?

— Это зависит от того, с какой стороны ты смотришь, и что в итоге хочешь получить.

— А если я ничего не хочу?

— Все чего-то хотят, — возразил наследник. — Например, сейчас мы оба хотим есть. Простое и вполне выполнимое желание. Давай сюда миску, кролик уже готов.

— Ты говорил о желаниях, — напомнила я, когда мы на пару разделались с кроликом, и я передала ему кружку с крепким, ароматным чаем из трав.

— Нет, это ты говорила о желаниях и о своих страхах. Почему тебя так пугает твой дракон?

— Потому что я знаю о цветах. Твой — черный, как у всех адеонцев, у людей яркие цвета, у эльфов белый, у гномов — коричневый, у дриад — темно-зеленый, а серебристый у побратимов. Но я не побратим.

— Это не так, — возразил он.

— Почему?

Да, настало время откровений, и мы оба это понимали. Но вместо прямого ответа он заговорил совсем о другом:

— Ты помнишь последнюю Великую войну? С чего она началась?

— Смутно, — пришлось признаться мне. — История никогда не была мим любимым предметом.

— Когда последний Повелитель выбрал себе жену, все отговаривали его. Невеста была побратимом, но не прошла инициацию. У нее не было пары. Но тогда были другие времена, все думали, что ее пара еще не родилась. Впрочем, если бы даже весь мир был против, и причины были бы куда серьезнее, он бы все равно сделал это, наплевав на всех и вся, — горько усмехнулся наследник.

В его словах, голосе мне послышалось столько боли, словно мне самой ее причинили, что в душе зародилось странное, совершенно неуместное желание обнять, утешить его. Безумие.

— Брак состоялся и на какое-то время все решили, что каприз повелителя был правильным. Страна процветала, нежность, кротость и доброта юной повелительницы смягчали буйный нрав ее супруга. Макс говорил, что то были хорошие времена, как штиль на море, покой, тишина, счастье.

— Когда же все сломалось? — не сказала, но прошептала я.

— В тот день, когда повелитель встречал делегацию из дружественного, союзного нам государства, среди которых были наследник и наследница Тринона.

— Моя мать и...

— Твой дядя, который только-только прошел церемонию коронации, надев венец высшей власти. Никто не мог предположить, что такое возможно, что коронация разрушит врожденную защиту наследников Тринона, что именно она начнет процесс инициации и укажет на того, а точнее на ту, что родилась его парой. Это была моя мать. И в тот день, когда мой отец встречал их, его брак рухнул. Тогда все началось, тогда же закончился покой.

— Он знал? Твой отец.

— Поначалу нет. Никто не знал. Только моя мать и ее побратим. Этой связи нельзя сопротивляться, противостоять, разорвать, не чувствовать. Легче, когда побратимы однополы. Тогда ты находишь в своей паре друга, опору, брата, часть себя. А разнополые становятся смыслом жизни друг для друга, дыханием друг друга, желание, страсть, обладание и глубочайшая любовь — это все про них. Любовь сравнимая только с гневом и ревностью повелителя. Он не желал отпускать ее, злился, угрожал, шантажировал... Однажды я видел их ссору, если это можно было так назвать.

В его голосе снова проскользнули нотки боли, и мне совсем не захотелось слушать, что было дальше, но попросить остановиться я не решилась. Ему нужно было выговориться, а мне... мне хотелось оглохнуть ненадолго.

— Он не кричал, но в каждой фразе звучала угроза, не бил, но каждое его прикосновение оставляло на нежной коже матери багровые синяки, как и его поцелуи, не ласки — насилие. Меня в тот момент словно парализовало. Я не мог даже пальцем пошевелить, чтобы защитить ее, чтобы помешать ему насиловать мою мать. Это не был страх, не было удивление, я ведь знал, что что-то происходит, что отец стал злым и почти неуправляемым, я знал, что это уже далеко не мой отец, но увидеть все это... его жестокость к той, кого он, казалось, любит...

— Сколько тебе было?

— Двенадцать. Но едва ли этот факт может оправдать ту мою слабость. И ее слезы потом, когда отец ушел, бросив ее на столе в разорванном платье. Я ведь не подошел к ней, не утешил, я просто сбежал...

— Вряд ли ей бы стало легче, узнай она, что ты все видел. Быть может, это бы окончательно ее сломало.

— Она сбежала той же ночью. Я не виню, хотя отец потом очень долго вдалбливал мне в голову, какая она ничтожная тварь. Что не любила меня.

— И ты поверил?

— Почти. Повелитель умел убеждать, как и наказывать за вымышленные ошибки. Он думал, что она сбежала к нему — к своему побратиму и, не считаясь ни с кем и ни с чем, начал войну. Два великих народа, так тесно переплетенных между собой стали методично уничтожать друг друга. Это была просто бойня, брат шел на брата, друг на друга, отец на сына. Два великих народа едва не погубили друг друга.