Затем, шустро переодевшись, развела в миске уксус с водой и начала потихоньку обтирать его красное, пышущее жаром лицо, с огромным удивлением поняв, что беспокоится за этого мужика. Он бормотал бессвязные слова:
-Сонь, Сонечка, доченька... Я... Миша, я не знал, я не хотел... нет, не брошу, Сонь... Алина, не уходи! — четко произнес он.
Потом опять начал бормотать:
-Вань, ну поверь хоть ты... Миша, какой ты... Соня, Соня, не надо, не лезь! — он порывался куда-то бежать, спасать дочку и как-то горестно звал её,Алину. — Пожалуйста, Алина... нет-нет... я... какая ты красивая!!
Наконец-то приехала скорая, мгновенно сделав, укол его уложили на носилки:
-Состояние тяжелое, что же вы так дотянули? Вы едете, жена, с нами?
-Мамочка, поезжай с папкой. Я закроюсь на все замки, а ты побудь возле папки, я не хочу, чтобы он как Наум Ильич... — дочка опять сморщилась.
-Так, дайте мне пять минут на сборы, — попросила Алина, шустро одевшись, выскочила на площадку и позвонила в соседскую дверь, зная, что там постоянно живет пожилая дама.
-Анна Игнатьевна, извините за столь поздний звонок, мой... — она помялась, — муж, в тяжелом состоянии, его в больницу, я с ним, а дочка... она одна, — торопливо заговорила Алина.
Мгновенно все поняв и увидев санитаров с бредящим Тонковым, дама тут же ответила:
-Не переживайте, поезжайте спокойно, все будет нормально, я переночую у вас.
-Спасибо, Соня Вам все покажет, спасибо! — Алина побежала вниз.
В машине она успокаивающе держала Тонкова за руку, в которую он вцепился как клещ. В больнице, на какое-то мгновение придя в сознание, ясно посмотрел на неё и хрипло попросил:
-Не уходи!!Прошу!
И была неспокойная ночь, только к утру сбили температуру и он уснул. Алина, поговорив с пришедшим врачом, рванула домой, надо было успокоить Соньку, что её драгоценный папочка жив, а то ребенок мог себя накрутить до истерики. Отпроситься на работе, на пару-тройку дней, состояние-то было у бывшего не из легких, а он за эти полтора года сделал много добра для них, не быть же неблагодарной свиньей, надо было побыть возле него.
Сонька тревожно смотрела на неё:
— Сонь, все нормально, температуру сбили, спит он, врач сказал — жить будет, но в больнице полежать придется, запустил свою болезнь твой папочка.
Ну не говорить же ребенку, как ругался врач на неё, обвиняя в невнимательности к болезненному состоянию мужа.
Тонков-бледный,слабый,едва шевелящий языком,на самом деле вызывал какое-то щемящее чувство жалости. Он так обрадовался, когда она пришла:
-Спасибо, Алина, я очень тебе благодарен, что вызвала 'Скорую' и была здесь со мной, не ожидал, честно! — лежащий под капельницей, мгновенно постаревший, сдувшийся, он совсем не напоминал лощеного и нагловатого типа, каким привыкла его видеть Алина.
-Алин, давай поженимся опять? Я не знаю, как пойдет дальше дело, вот подумал, что случись со мной, надо бы все оставить детям. Подумай, прошу тебя, я все-таки не бедный, пусть у деток будет от отца подмога.
-Почему ты говоришь — "деток"? У тебя же одна Сонька и есть? — удивилась Алина. — Да и с чего ты помирать собрался? Ещё поживешь, побегаешь по бабам, — не упустила она возможности съехидничать.
-Да нет, укатали, как говорится, Сивку... С полгода назад начались какие-то непонятные движения со стороны двоюродной сестры и её деток, какое-то усиленное внимание, забота о моем самочувствии и прочая лабуда, хотя сестрица меня всегда терпеть не могла. Думаю, дело в том, что я как бы бездетный и холостой, прямых наследников не имеется, жилье и собственное дело в Москве... отчего бы не подружиться? Вот и раскатали губы. Алин, давай поженимся по-новой? Не, не, — заторопился он, — не подумай чего, это из-за Сонечки. Я больше всего на свете хочу вернуть ей свои отчество и фамилию. И, — он передохнул, попросил водички, помолчал... а потом как в омут с головой бросился:
-У меня есть сын. Подожди, мне тяжеловато говорить из-за болезни и вообще, я обязан тебе это сказать. Ребенку уже двадцать два весной будет ,я не знал, и не предполагал, там когда-то была симпатия ну и... Я, скотина, проводил девчонку — она к подружке в часть приезжала и забыл... Потом её какая-то однокурсница написала мне, что беременна девчонка, а я то письмо в глаза не видел, женушка первая постарались с той самой подружкой из части написать мерзостный ответ от моего имени, вот так. А судьба штука коварная... Два года назад столкнула меня на улице перед офисом с первой. У её тележки с овощами колесо застряло, и меня как раз принесло, вот и наговорили друг другу... много чего. Оба взаимно терпеть друг друга не можем, да и женился я на ней по дури, по залёту... смешно, да? Я и — по залёту? Вот она мне и выдала... — он как-то дернулся, замолчал, прикрыл глаза.
-Плохо тебе? Позвать медсестру?
-Плохо, не то слово, паскудственно, — хрипло сказал Тонков. — Узнать через двадцать лет, что есть ребенок, как бы брошенный, хотя я и не предполагал такого...
-И что? Ты его нашел?
-Видел... случайно, на соревнованиях, Миша зовут, но не в честь меня, так нечаянно вышло, — опять тяжкий вздох.
-Если тебе совсем плохо, то может отдохнешь, потом договорим?
-Нет, раз уж начал, то надо... не хочу недомолвок, да и кто знает, вытяну ли я?
-У вас, мужиков, 37,2 — температура смертельная, еще поскачешь горным козликом.
-А если мне это уже не надо, как дочка говорит, "не в жилу"? Ну, я было рыпнулся к нему, сыном назвал... и получил... ох, и получил... В общем, там есть хорошая, дружная семья, сына... то есть Мишу очень любит его отец, я как бы только донор спермы...
-И что он ?
-А ничего — ясно сказал: не был и не будет для меня сыном. Зачем я ему? Вот тогда меня и накрыло, вспомнил, что дочка есть тоже, у которой другой отец... И когда Соня меня нашла... я понял, что Бог мне, непутевому, кукушке мужского рода, шанс дал изменить и свою, и дочкину жизнь в лучшую сторону. Фу, устал, дай ещё водички, пожалуйста?
Полежал, прикрыв глаза:
— Слабаком выглядеть и колодой лежать, почки-то давно застудил, да все хорохорился, ну, это не главное... Я когда проснулся сегодня, весь такой полудохлый... испугался, что помру, а дочка останется на птичьих правах и ни с чем... Вот и решил, пусть ты меня презирать ещё больше станешь, но я больше всего хочу, чтобы у неё от меня что-то конкретное осталось. Вот и прошу — давай поженимся снова. Если я отсюда выйду, ради дочки, я ни словом, ни делом тебя не обижу. И требовать от тебя что-то, — он слабо ухмыльнулся, — да и какой от меня толк теперь?
-А мальчик тот?
-Мальчику и дочке поровну все уже подписано, только вот сомневаюсь, что Миша что-то возьмет от меня...
Он говорил все тише и как-то внезапно уснул.
Алина долго смотрела на него: измученный и болезнью, и душевными переживаниями, он наоборот стал человечнее.
-Вот и вернулся к тебе бумеранг, Тонков, за все 'хорошее'!!
Выздоравливал он долго, как говорил лечащий врач — подзапустил свое здоровье, и все больше мрачнел. Навещавшая его дочка тормошила, озадачивала проблемами, вопросами, а Алина молчала. Нет, она разговаривала, интересовалась его состоянием у врача, приносила приготовленную специально для него пищу, рассказывала о дочкиных проделках, вела себя идеально... но молчала о главном. И Тонков с каждым днем все больше впадал в уныние, не радовала и начавшаяся весна, которую он ждал и оживал вместе с природой.
-Этакими темпами, братец Вы мой, мы с Вами до морковкина заговенья будем здесь лежать, анализы последние неплохие, но вот ваш эмоциональный упаднический какой-то настрой, он конкретно мешает. Встряхнуться пора, весна за окном.
Алина, пришедшая во внеурочный час, замерла у неплотно прикрытой двери в палату.
-Нечему особо радоваться как-то.
-Не скажите, батенька, вон у вас какие две славные девицы имеются, не прибедняйтесь.
Послышался тяжелый вздох Тонкова:
-Если бы все было, как мне хочется, не получается вот ни шута.
-Ну, не отчаивайтесь, встряхнитесь и через недельку будете со своими девами вальсировать, а ведь наверняка не умеете? Это во времена моей юности вальс был модным и всеми любимым танцем, да ещё в городском саду, под духовой оркестр... Встречал я в маленьких провинциальных городках и не совсем давно такое и даже, признаюсь, стариной тряхнул. Эх, молодость, молодость — незаметно пробегает. А Вам, батенька, ещё дочку вашу чудную надо вырастить и внуков дождаться, а не прокисать в палате.
Доктору было хорошо за семьдесят, но специалист был редкостный, и главврач трясся над ним и уговаривал поработать ещё чуток, на радость всем.
-Не угадали, доктор, вальсирую я отменно, люблю, знаете ли, тоже! — в тон доктору добавил Мишка.
-Ну вот, видите, заулыбался-таки, вот так и продолжайте, батенька!
Алина на цыпочках отошла от двери, и, повернув назад, почти столкнулась у двери в палату с выходящим врачом.
-А вот и Ваша прелестная жена! Вы, милочка, встряхните-ка его хорошенечко. Что-то у него душевный настрой не тот, ему бы на природу сейчас, а он хандру подцепил и выздоровление свое тормозит.
— Хорошо, Антон Ираклиевич. Я попробую, — улыбнулась этому славному дедуле Алина.
-Привет, что это доктор говорит, — хандрить вздумал? Сонька тебя каждый день ждет, вчера вон разревелась, без папки скучно и невесело.
&nb -Да, вот, сам не пойму, как-то уныло на душе.
Алина выкладывала принесенные фрукты в тумбочку, и Тонков, как-то резко выдохнув, уцепил её за руку.
-Сядь, пожалуйста, надо поговорить, или нет, давай пойдем на улицу, на солнышке посидим.
-Но там ветерок такой прохладненький, а ты в футболке, сам же знаешь — нельзя тебе на сквозняках быть.
Что-то шевельнулось в душе Тонкова: "заботится?" -Да у меня у соседа в палате куртка имеется, пойдем.
Надел простецкую, неопределенного цвета куртку, и пошли на улицу, сели в небольшой рощице на лавочку. Мишка, подставив лицо солнышку, зажмурился, а Алина с непонятно откуда взявшейся жалостью смотрела на него: седой, резко похудевший, с темными кругами под глазами и землисто-серого цвета лицом, он никак не походил на того мачо, каким был всегда.
-Алин, — не открывая глаз произнес Тонков, — ну не смотри ты на меня так, знаю, что видок тот ещё. Болезнь, она никого не красит, ты мне что-нибудь скажи, а?
-Что тебе сказать? Вроде глазами вижу, что ты над Сонькой трясешься, домашним стал, но... страшно боюсь повторения... вот подлечишься, допустим, соглашусь я — может быть, с Сонькой ты и останешься таким, а со мной? Я же мышь серая. Заскучаешь и опять по бабам, которые ноги от ушей и в постели супер...
-Нет, — помотал головой Мишка, — не будет никаких баб,.. Когда ребенка, Мишу то есть, увидел, когда он меня с такой брезгливостью падлой назвал... знаешь... я вот думал — родная кровь, ну, не то, что обрадуется, а хотя бы поговорим, подружимся... а он мне четко и ясно -'ты для меня никто'. И не поспоришь, не докажешь, что то письмо не писал — я и не знал про него.
-А почему та девочка поверила?
-Да вспомнил: я тогда по-молодости матери редко писал, месяца через четыре, а моя, "примерная" к пятидесяти годам, маман на командира части накатала — мне втык был, а чё писать? Абсолютно чужой человек. Я, помнится, просил, чтобы девчонка писала, а я, лодырь, диктовал. Отказалась, конечно, ну а потом, видно, вспомнила такую бодягу и поверила... Иван рассказал вкратце, что она до трех лет с ребенком была одна. Там и обзывания всякие были, мальчишку какие-то из неблагополучной семьи... — он передернулся, — выблядком называли... А Авер, отец его, как ни тяжело признавать это — настоящий, он после Афгана как-то там оказался, то ли к кому-то в гости из наших приехал, ну и увидел её и ребенка... сразу и женился. Мы с ним в Азербайджане одно время вместе служили, он тогда на Альбину и запал, серьезно, я-то все наскоком, все лучше или слаще искал, а он лет пять поди все про неё думал. Там все удачно сложилось, для всех, семья замечательная, сын вот институт в Питере заканчивает. Самое обидное, он меня, как щенка пакостного, ухватил за шкирмон, когда я вякнул, что он — сын. Там без вариантов взрослый, серьезный — совсем как Авер, да и предупредил меня сын, чтобы не лез к ним... Да и куда лезть, если не нужен никакой. А потом навалилась вина за дочку... как говорит наш неугомонный ребенок, сильно гонял... а что мог сделать? Сам же, козлина, отказ написал от неё. Как быть? Нашел бы вас, к примеру... а у дочки шок — какой-то приблудный папаня появился. Зачем, когда у неё уже есть? Знаешь, как пекло? Все стрекозлил, думал, ещё немного и рожу наконец-то желанного сына... родил... — он горько скривился. — Вот, я все тебе как есть, без прикрас говорю. Знаю, после всех моих подлостей — веры мне нет совсем, но, Алин, ради дочки, может, попробуем? Я твоему Науму, будь он жив — в ноги бы стал кланяться за вас, а сейчас так хочу семью... Поверишь, как вы приехали, домой не просто иду — лечу, знаю, что из двух девочек — одна, точно, ждет.
— -Миш, а мама твоя, она..? — Алина и не заметила, как впервые назвала его по имени.
-Мать моя жива, в Мурманской области живет. Там материнские чувства проснулись, когда я уже училище закончил. Как же, сын офицер, гордиться можно, да и проблем никаких. Кормить-обувать-одевать не надо, пеленок опять же нет.
-Ты мне никогда не рассказывал... — изумленно проговорила Алина.
-А что рассказывать? Как с года дед был и мама и папа? Не, если по справедливости, мать меня иногда забирала к себе, но как-то ненадолго, судьбу свою, видишь ли, надо было устраивать, пока молодая. А Мишка? Что Мишка? Он мальчик самостоятельный... А самостоятельный до черноты в глазах завидовал соседским деткам — там пятеро росли. И на всех хватало тепла и любви, и Мишке перепадало от теть Раи, то по голове погладит, то в щеку чмокнет. А Мишка больше всего мечтал, чтобы мамочка по голове погладила или на коленках подержала, к себе прижав... а, чё про это говорить, прошло все.
-Если совсем честно, то я я панически боюсь сейчас одного... Нет, не того, что уйду, — он показал пальцем вверх, — а того, что не успею Соньке стать настоящим отцом, и что вы уйдете. Знаешь, вот вертится в голове мультик про аленький цветочек — там чудовище подыхало без любимой, вот и я подохну без вас. Все я тебе сказал, нет того блудливого и пакостного мужика больше. Как говорится, у каждого своё испытание, у меня вот к старости отдача пошла. За все надо платить, сделанного не вернуть, теперь понимаю, как тебе было тогда. Нет таких слов, чтобы выразить, как я жалею обо всем, но если дашь шанс — костьми, как говорится, лягу.
-С Сонькой поговорить надо.
-А что Сонька? Эта хитрая лисичка давно сказала, что София Михайловна звучит лучше. Не знаю, как тебе, а мне частенько говорит: "женись на маме!"
ГЛАВА 14.
Сонька, когда Алина спросила её: — Сонь, как ты отнесешься к тому, что мы, может, поженимся? — прыгала и восторгалась
-Правда-правда? И ты согласная? И я буду Тонкова? И папка станет совсем настоящим? И вы мне сестричку или братика родите? И ты его козлищщем называть не будешь? Уййяя!! Мамочка, пожалуйста-препожалуйста не передумывай, а? Он теперь совсем хороший стал и нас с тобой сильно любит. Правда-правда, папка так смешно злится, когда тебя этот Иван привозит, шипит и сразу грустным становится... И ещё — когда ты не видишь, только на тебя и смотрит, даже про меня забывает. Я его тормошу, а он так тяжело вздыхает и ворчит сам на себя — "Сонь, я такой дебил, полный!"
