Дорога в никуда,

-А кто привез паспорт, он что надежный?

-Более чем, он мальчишек из Киргизии в Москву привез.

-А, это тот самый Хамза, отчество такое трудное?

-Да, он. Мариш я купил тебе брюки и футболку, шлепки вот ещё, не полетишь же ты в таком экзотическом виде.

-Ох, Демид, у меня нет слов.

-Не грусти, сама же постоянно твоей тети Лиды выражение говоришь: "Не писай в компот!"

-Там повар ноги моет, — криво улыбнулась Маринка. — Я так боюсь, Демид... Реально страшно после такого возвращаться!

-Ну вот, ты так тосковала по всему. Откуда пессимизм, все будет хорошо, увидишь.

И через шесть дней ехали в междугороднем автобусе в Душанбе муж с женой. Приятный, уверенный в себе седой мужчина и какая-то поникшая женщина, худенькая, с коротким волосами, в которых виднелась прядками седина.

В Душанбе на автовокзале их ждал пожилой киргиз, опознанный по национальной шляпе. Он долго обнимался с мужчиной, восклицая:

-Ай какой ты стал, крестник, я тебя помню еще дошколенком.

Обнял женщину, по отечески погладил её по голове, а та, уткнувшись ему в плечо, что-то бормотала, всхлипывая. Посидели в тени раскидистого дерева, в небольшой уютной чайхане, поговорили, посмеялись, затем пара села в автобус, идущий в аэоропорт. Киргиз долго смотрел ему вслед, вздохнул и, набрав какой-то номер на стареньком телефоне, весело сказал:

-Привет, дорогой! У меня все хорошо, племянника встретил, да вот, торопится в Россию, самолет через три часа вылетает, встречай там.

Обычный разговор, обычная встреча, не привлекли ничьего внимания.

Маринка, с раннего утра бывшая в напряжении, смогла расслабиться только тогда, когда самолет, разбежавшись, взлетел.

Уткнулась в плечо Демида и горячечно зашептала:

-Божечка, неужели это мне не снится?

-Все хорошо, Мариш.

К ним подошла стюардесса:

-Вашей жене плохо, ничего не надо?

-Водички, если можно, она переволновалась, да и жара...

В Москве были в восьмом часу вечера, пока подали автобус, пока довезли до здания аэропорта, времени у Демида оставалось в обрез — до окончании регистрации всего ничего, и Демид, поцеловав Маринку в щеку, наказав завтра же выйти с ним на связь, побежал вперед.

Маринка, шедшая в толпе прилетевших, увидела отца и споткнулась — похудевший, сильно постаревший, он стал совсем другим, скользнул по ней равнодушным взглядом и стал опять всматриваться в пассажиров.

< -Не узнал!

А Коля искал Маринку и не находил.

-Неужто не прилетела? — заволновался было, но сзади его кто-то потянул за рукав.

-Пап?

Он резко обернулся — худая,загоревшая дочерна, с чуднОй прической, она мало походила на ту Маринку, какой была все эти годы.

-Марин, ты?

-Я, пап, я!

-Ё... ё... — зазаикался отец, осторожно приобнимая, удивленно и неверяще вглядываяь в её лицо. — Ни х... чего себе? Не узнал бы!

-Ты на автобусе?

-Не, с Лидухиным Марком.

-А теть Лида, — сжалась Маринка, — она тоже здесь?

-Не, она с Арсюхой дома, у них там сеанс связи с отцом, — забирая у неё из рук небольшую сумку и двигаясь вперед, говорил Коля.

-Пап, а Петька,.. он как?

-А чего Петька? Петька растет, они с Валиком на море, двадцать третьего приедут. — Он резко остановился. — Я тебя прошу, очень, — он выделил это слово, — очень, не смей наезжать на бабу Шуру. Это таджичка, что им помогла тогда, они её за бабушку оба считают, она для них...

-Не буду, пап, обещаю, мне бы поверить, что я в России сначала.

Подвел её к машине, из неё вышел очень даже приятный мужик, в те далекие времена, Маринка бы сразу стала строить глазки, чего-то говорить. Сейчас же, поздоровавшись, мышкой юркнула на заднее сиденье.

-Ну, поехали! — крякнул Коля.

Он был в растрепанных чувствах, вроде только голос остался Маринкин, она совсем пришибленная, такой он свою дочь не помнил никогда. Всю дорогу Маринка вглядывалась в родимые просторы, мелькающие за окном, и никак не могла поверить, что она почти дома. Ей все казалось — она спит, а сейчас проснется от горячего дыхания Мика у самой щеки, или бодрого голоса Демида:

-Просыпайся, горянка, петушок пропел давно!!

Демид... у неё как-то враз защемило сердце.

Подъехали к дому, Маринка поблагодарила Марка и боязливо остановилась у подъезда, ожидая, пока Коля о чем-то переговорит с Марком.

Поднялись на свой этаж, вошли в квартиру, Маринка неверяще осматривалась. Кой чего изменилось, у входа вместо узенькой полки для обуви стоял какой-то комод.

-Чё? — заметил её взгляд внимательно наблюдавший за ней отец. — А, полку пришлось в деревню, обуви у нас теперь до фига, у пацанов всякие кеды, кроссы, ботинки. Проходи, чё стоишь, как не родная??

Маринка прошла на кухню, вытащила из сумки орехи, сухофрукты, специи, какие-то фрукты, сунутые Хамзой, и устало сказала:

-Пойду в сынову комнату...

-Марин, там теперь твоя комната, пацаны в зале, их же двое! — ожидая, что она начнет качать права, напрягся Коля.

-Хорошо! — безразлично пожала плечами Маринка. Пошла в зал, зажгла свет, огляделась. Большой диван, в углу компьютерный стол, два стула возле, везде порядок, ничего лишнего, а на полке в углу большая фотография в рамочке — Коля обнимает смеющихся мальчишек.

Маринка осторожно взяла её и опустилась на пол, так и застал её чего-то там ставивший на стол Коля.

-Ты чего? Этот Демид, он тебя обижал что ли?

-Этот Демид меня спас! Петька, какой он стал большой!!

-Пойдем, поешь и поговорим! — протянул ей руку отец.

Маринка взяв кусочек колбасы, повертела и положила обратно.

-Отвыкла!

Потом устало сказала.

-Пап, я пойду помоюсь и спать, давай завтра поговорим??

Коля крякнул:

-Да, конечно, ты, это, не переживай так, все же нормально.

Маринка как-то невесело улыбнулась:

-Хотелось бы верить!

Намылась, пошла спать, а Коля ошарашенный сидел на кухне и никак не мог переварить эту сегодняшнюю встречу. Его стервозная дочка исчезла, вместо неё прилетела измученная, уставшая душой женщина.

-Вот ведь, хватанула сладкого до слез!

Утром Маринка, привыкшая в горах вставать рано, проснулась, что называется, с петухами. Открыла окно и поморщилась, вместо привычной тишины и радостного щебета птиц, здесь были звуки цивилизации -где-то громко орали вороны, в соседнем дворе завывала сигнализацией чья-то машина, дворники брякали мусорными бачками, шуршали шинами по асфальту непрерывно едущие машины.

-Мдаа, все, как ты хотела, Марина Николаевна!

Пошла на кухню, включила чайник, достала заварку, заварила, попробовала — сморщилась. Рядом с Демидовыми сборами не стояла такая бурда.

Послышались отцовские шаги:

-Чего не спишь, рано ведь ещё?

-Привыкла! — пожала плечами Маринка. — Жила по световому дню.

-А вечерами как же?

-Керосинку зажигали.

-Ты мне это, кофейку сделаешь? Я пока умоюсь, побреюсь?

Маринка кивнула, сделала отцу кофе, нарезала какие-то бутерброды, ощущая себя здесь, в своей квартире как-то не так, потом поняла — как в гостях!

Пришел какой-то задумчивый отец, после кофе вздохнул:

-Марин, я пока тебя не было много о чем передумал... Когда вас, Петьки особенно, не было, жить не зачем стало. Мне трудно говорить, но мы с тобой два барана — не хотели уступать, мать наша рано нас оставила, умела она нас тормозить, эх! Я как отец получился дерьмовый, признаю! Понимаю, что поздно, — он вздохнул, — простить или нет меня, сама решай, да и нужно ли оно тебе, мое запоздалое признание? Но, Марин, за мужиков я зубами буду грызть любого. Петька — да, он мой по крови, да и Галинкино в нем стало проявляться — умеет сглаживать острые углы, хитренько так, а Валик — Валерка?Он у меня самая настоящая опора и надёжа. Пусть, не родной по крови, но по духу. Петьку без него какие-то чурбаны или кто там — душманы — замучили точно бы, он... какой он вернулся... Вот за это тебя прибить хочется. Я, честно, настраивался, что ты такая вся невиноватая явишься, и за пацанов просто биться с тобой.

-Пап, ты мальчишкам не говори, что я приехала, Петька будет дергаться. Пусть нормально отдохнут, мне тяжело, а ребенку... — Маринка опустила голову, помолчала, потом спросила:

-Эта сволочь не объявлялась?

-Какая? А, чурбан? Не, с месяц назад какой-то брат заявился, чего-то там бормотал, что он родня, имеет какое-то право. Я послал, он не понял, Чаплинский помог, в ментовке побывал этот козел, больше не появляется.

-Паспорт мой российский где?

-Да где и лежал — в ящике твоем.

-Я схожу, заявление на развод подам.

-Я хотел тебе про это сказать, честно — боялся, думал, орать придется, мало ли, прошло все у тебя.

-Нет, пап, никогда не пройдет, эта погань меня и, — она судорожно выдохнула, — Петьку продал на самом деле. Вон, как корову или курицу. Сына астма спасла, он при них задыхаться стал, побрезговали поначалу, а там, не будь этого мальчишки, нашелся бы какой-нибудь озабоченный! — она опять дернулась. — Я, ладно, сама полезла, а сын, когда он пропал, я только одного хотела — сдохнуть!

И Коля, вечно орущий и обзывающийся, молчком подсел к ней, обнял крепко и горестно так сказал:

-Что же мы с тобой за идиота два уродились-то? Маринка, дочка, я такая сволочь!!

Маринка, не поднимая головы, горько призналась:

-Я ещё хуже!

Зазвонил Колин сотовый, он нажал на кнопку, послышался торопливый женский, что-то причитывающий голос.

-Тихо, Шур, не торопись, чего у тебя? Так, так, понял, ты это, там, у крана внизу краник закрути, чтоб вода не лилась. Я приеду, сама на колонку сходи, воды для питья только набери с одним ведерком, маленьким. Большое не тащи, рухнешь ещё, меня Валик съест. Приеду, Шур, все сделаю, не волнуйся!

-Маринк, там в деревне кран сорвало, я поеду, а то Шурка в истерике уже. Смешная она: "Коля, дорогая, бида случилас" — передразнил он её.

-Мальчишек зовет 'Валик моя', и 'Петинька моя'. Добрая, им все позволяет, а они как два мужика, охраняют её, помогают все время, то шоколадку ей принесут, то платок какой выберут, подарят, она сначала плачет, а потом бабкам на улице хвалится внуками-то. Ладно, дочь, я пошел собираться, ты это сходи вон на рынок. Одежда твоя вся тебе теперь велика. Деньги на тумбочке.

-Спасибо, пап.

Маринка полезла в гардероб, оглядела все свои шмотки, прикинула к себе, усмехнулась, достала паспорт, нашла старую сумку, положила кошелек, ключи,повертела в руках некогда любимую ярко-красную помаду женщины-вамп, опять усмехнулась и выбросила её в мусорку. Пошла вначале в ЗАГС. Поскольку совместных детей не было, и ещё узнав, что она та самая Носова, чьих мальчишек отстаивали в передаче у Малахова — ей пошли навстречу, пообещав оформить все в кратчайшие сроки.

Поблагодарив, пошла к местному Черкизону — небольшом рынку. Там, едва завидев азиатские личности, резко передумала, понимая, что люди эти совсем не при чем, но сил видеть их, а тем более что-то спрашивать-отвечать, не было никаких. В большом торговом комплексе заметно успокоилась, выбрала в первом же магазинчике подходящие по размеру джинсы, бриджи, пару кофточек. Неподалеку купила босоножки и балетки. Устала здорово, не физически, а от многолюдья. Не стала дотошно как раньше, выбирать — прикупила пару лифчиков, трусов и вдохнула облегченно только дома.

Торопливо включила комп, зашла в скайп, и тут же пошел вызов — Демид звонил.

-Привет! — внимательно вгляделся он в неё. — Что-то видок твой не впечатляет, напряги?

-Да, знаешь, утомилась, ходила в ЗАГС, на развод заявление подала, по магазинам прошлась, кой чего прикупила и устала от многолюдья, от шума-гама.

Демид усмехнулся:

-Знакомо, я первый год, когда приехал домой, мало куда выходил, напрягало сильно, сейчас привык.

Он дотошно выспрашивал Маринку, что и как, она, разговаривая с ним, повеселела, даже заулыбалась.

-Марин, я дней восемь здесь буду, ты звони, мало ли, что-то понадобится, в любое время. Даже если меня не будет, увижу, что был звонок. Дома, сама знаешь, Мик бродяжничать начнет, если я надольше задержусь.

-Демид, я по нему уже сильно скучаю.

-А по мне? — хитро глянул на неё Демид, думая, что Маринка улыбнется.

Она очень серьезно сказала:

-А по тебе — тем более, я пока как лодка в море, вы с Миком мой причал.

-Не грусти, все наладится. Через пару недель скажешь, что так и було.

ГЛАВА 18.

Но что-то никак не налаживалось. Съездила на работу, зав отделением сказал, что надо написать заявление вновь и хоть завтра приступать. Маринка покачала головой:

-Извините, Сергей Петрович, пока я не могу в многолюдье, тревожно мне, а значит, и работать не получится.

-Жаль, — вздохнул зав, — но и понимаю, по тебе вижу — досталось не хило. Переможешь свою агорафобию, звони или подъезжай!

-Спасибо, Сергей Петрович.

Домой поехала на автобусе, который шел без остановок — электричку с её постоянными остановками и толпами людей, начинался час пик, просто бы не выдержала.

Отец, всю неделю присматривающийся к ней, не лез с расспросами, обходились с ним минимумом слов. Одно только поддерживало пока Маринку — ежедневные разговоры с Демидом. Он тормошил её, заставлял ворчать, улыбаться, познакомился по скайпу с Колей, не стал слушать слова благодарности.

-Человек и должен быть человеком в любых ситуациях.

-Не все! — вздохнул Коля.

Пообщавшись с Демидом сказал Маринке:

-Повезло тебе там, мужик настоящий! — а про себя добавил, — только ты больше внимания обращала на то, что в штанах у мужиков.

Позвонили по разу Лида и Наталья, Маринка запаниковала:

-Пап, скажи им что-нибудь, я пока не могу с ними говорить, особенно с теть Лидой!!

-Ладно, они девки понятливые, лезть к тебе не станут. Завтра Шурка приедет, пацаны через два дня будут дома, ты это...

-Да, не волнуйся.

Бабуля, сначала испуганно глядевшая на Маринку, как ни странно, ей понравилась -маленькая, сухонькая, а приволокла неподъемную сумку.

Коля, встретивший её с автобуса, ругался, даже дома, поставив сумку на пол, бурчал:

-Сдурела совсем бабка, а если б рухнула под такой тяжестью?

-Зачем такое сказала? Мои мальчики пириезжают, а я с пустой руками?

-Здравствуй, девичка! — баба Шура настороженно смотрела на Маринку.

-Здравствуй, баба Шура! Спасибо тебе за сына, за ребят! — поправилась Маринка.

Та с грустью глядя на неё, сказала:

-Они мине внуки стали, не ругайся, а?

-Не буду! — слабо улыбнулась Маринка.

Как суетилась и хлопотала с утра Шура, наготовила гору плова, запекла как-то по-своему курицу -"Валик всигда так любит," для Петинька его любимый лагман, потом долго наряжалась, подбирая платок на голову — идти встречать их на площадь, куда привезут всех детей.

Маринка стояла в сторонке, внимательно вглядываясь в лица быстро выскакивающих из автобуса детей -загорелых, шумных, веселых.

Появился шустрый, сильно загоревший мальчика и, сразу же заорав:

-Бабуля, дед! — замахал руками, а за ним выскочил... сын.

Вытянувшийся, загорелый, худенький, тоже закричал что-то, и бегом припустили оба к Коле и баб Шуре. Петька, наобнимавшись, тут же стал мериться ростом с бабулей, радостно заметил: