Грохот на дороге заставил его вскочить, поглядеть на запад. Там была группа всадников и две тяжелые повозки в пыльной дымке. Их загрузили шкурами овечьими и козьими — целые стада возле Абары Делак забивали, чтобы отправить товар куда-то на юг. Это и будет его эскорт.
Вренек сказал сзади: — Это они.
Орфанталь кивнул. Он сражался с желанием пожать Вренеку руку, зная, что тот ухмыльнется и отбросит его ладонь. А утром, когда он покинул Великие Покои, единственным прикосновением бабки был толчок в спину — вперед, под заботу Вренека.
— Можешь идти, — сказал Орфанталь конюшенному мальчишке, когда тот встал перед ним.
Однако Вренек потряс головой. — Я должен убедиться, что ты правильно сидишь на лошади, что сундук хорошо положен. И что они знают, куда тебя везти.
— Разве бабушка не распорядилась?
Вренек кивнул. — Да. Но я проверю.
— Ладно. — Орфанталю не хотелось признаваться, что он рад компании. Он ведь не знал ни одного из всадников; они были в пыли и в дурном настроении, они натянули поводья, мрачно смотря на Орфанталя.
Один указал на сундук; другой всадник, старый, лицо в шрамах, спешился, чтобы его поднять. Он присел и встал, явно ожидая тяжести побольше, так что чуть не упал назад. Кинул на Орфанталя озадаченный взгляд, прежде чем понести сундук к первому фургону; там возчик его принял и поставил позади облучка.
Голос Вренека стал странно боязливым. — В Цитадель. Он знатный.
Главный всадник просто кивнул.
Вренек повернулся к Орфанталю. — Позволь, помогу сесть на лошадь. У нее левый глаз плохой и ее заносит направо. Держи голову крепко и веди ее по левую сторону дороги — чтобы другая лошадь не была слева. Она же может испугаться.
— Понял.
Вренек улыбнулся еще кривее. — Ты же никогда далеко не скакал. Натрешь ноги, но спина у нее широкая, седло удобное. Если надо, можешь сидеть скрестив ноги, чтобы переменить позу.
— Хорошо.
Конюшенный мальчишка почти забросил Орфанталя на спину клячи, снова проверил стремена и отошел. — Готово, — сказал он.
Орфанталь помедлил, но сказал: — Пока, Вренек.
Мальчик отвернулся, махнул не глядя рукой и побрел в имение.
— Мы не будем спешить, — сказал главный. — Она пойдет шагом, да?
— Да, сир.
— Сир? — Мужчина фыркнул. Подхватил поводья и послал своего коня вперед.
Орфанталь подождал, пока спутники не проедут, и ударил пятками лошадь, заставив идти по левой стороне. Позади зашагали подхлестнутые возчиком волы.
Три бродячих пса отбежали, словно боясь стрел или камней.
Вренек задержался на склоне и обернулся поглядеть на отъезжающих. Слезы струились по щекам, притягивая мух.
Теперь снова к злой карге, и не будет Орфанталя, чтобы делать жизнь легче, лучше. Она и так запрещала играть с ребенком, и это было подло. Она сказала, что если увидит его хотя бы разговаривающим с Орфанталем — лишит даже этой жалкой работы, и тогда ма и па помрут с голода, и сестры тоже.
А он любил играть с мальчиком. Игры помогали вспомнить прошлые времена, когда окончились войны и казалось — дела идут лучше у всех. Но потом сгорели конюшни, и все узнали, что Сендалат будет отослана, и Орфанталь тоже. На кухне уже не кормили как раньше, половину слуг уволили.
Какой жалкий день... каким потерянным выглядел Орфанталь...
Нужно было бросить ей вызов. Нужно было крепко обнять мальца. Они могли бы играть вместе все утро, вместо пустого ожидания. Но он боялся. Ее. Того, что она может сделать. Возможно, так лучше — покажи он участие, и отъезд стал бы для Орфанталя еще тоскливее. Что-то внутри запротестовало при этой мысли, но он сдержался. Так легче.
Собаки вернулись и, опустив головы, бежали за ним до имения.
Только к закату караван добрался до крепости Торас, разбил лагерь на поляне напротив ворот. Орфанталь слез с лошади. У него были волдыри и потертости. Старик со шрамами, который помог погрузить сундук, принял из рук поводья.
— Верно, последнее ее путешествие, — сказал он, уводя кобылу.
Орфанталь уставился ему в спину. Он так долго скакал на спине лошади, что успел позабыть — она живая тварь. Теперь он начал думать об ее жизни, о том, что смогла она увидеть за долгие годы. Глаза грустные... Вренек даже не назвал клички. Ясное дело, кличка у нее есть. У всех живых существ есть имя, по крайней мере у тех, что служат хозяевам.
Он придумал, что лошадь служила солдатам в войнах, много раз спасая жизни Тисте, но лишь смотрела беспомощно, когда храбрый воин пал жертвой измены. Вот отчего у нее столь грустные глаза, и все, чего она теперь желает — умереть, воссоединившись с хозяином, чтобы стать призраком на полях брани и скакать безлунными ночами. Селяне услышат топот тяжелых копыт, но никого не увидят, и не будет следов в грязи поутру. Но селяне поймут, что дух смельчака проскакал мимо в темноте, и станут убирать камешки с дороги, облегчая путь. Он уже заметил целые груды таких камней по обочинам: все знают, что смерть не дает передышки.
Глава отряда подошел к Орфанталю. — Я Харал. Не надо называть меня сиром, ведь я незнатен. Охранять торговцев — все, что я умею.
— Тут есть бандиты? — удивился Орфанталь.
— В холмах вокруг Оплота Тулас иногда бывают. Отрицатели. Ну, ты будешь в палатке Грипа — того, кто заботится о твоей лошади. Ему можешь доверять, а вот некоторым здесь погоди. Негоже им спать с мальчиком по ночам, пусть ты благородных кровей. Некоторые не любят тайн, на них нельзя положиться. Понял?
Орфанталь не понял, но кивнул.
— Но работа им нужна, так что со мной схлестнуться не захотят. Вот почти всех своих солдат я потерял. Ушли дом-клинками к Драконсам. Я сам пошел бы, — добавил он, устремив усталый взгляд на высокие черные стены крепости. Одинокий стражник сидел на скамье у ворот и вроде бы следил за ними. — Моя последняя поездка.
— Ты был солдатом, Харал?
Мужчина глянул на него. — В моем поколении мало кто не был.
— Меня зовут Орфанталь.
Гримаса исказила грубое лицо. — Зачем она так?
— Кто, как?
— Твоя мать. Это диалект йедан — священный язык монахов. Его еще называют трясским.
Орфанталь пожал плечами.
Один солдат, что склонился, раздувая костер — он явно слышал их разговор — фыркнул. — Это значит "нежеланный", паренек. Теперь понятно, почему тебя сплавили в Харкенас.
Харал обернулся к подчиненному: — Буду рад списать тебя из отряда, Нарад. А пока сиди и не раскрывай рта.
— Отлично. Пока я терплю твои приказы, Харал, но ты сам сказал — недолго еще.
— Он неправильно толкует, — пояснил Харал Орфанталю. — Смысл более темен. Скорее "нежданный".
Нарад снова фыркнул.
Тяжелый носок сапога врезался Нараду в висок, брызнула кровь. Потемнев лицом, Харал молча встал над извивавшимся мужчиной. Схватил за длинные грязные волосы и поднял голову, чтобы поглядеть Нараду в лицо. Ударил кулаком, разбив нос. Второй выпад был так силен, что Орфанталь даже сквозь кровь разглядел белые зубы, показавшиеся через рассеченную губу. Харал бросил потерявшего чувства мужчину наземь и отошел, не удостоив и взгляда.
Остальные замерли. Через шесть ударов сердца один встал и оттащил тело от дымящего костра.
Орфанталь едва мог дышать. В груди словно стучал кулак. Он заметил, что дрожит, как охваченный лихорадкой.
Грип оказался рядом. — Тише, — шепнул он. — Дисциплина, вот и всё. Нарад давно нарывался. Мы все знали, что будет и, видит Бездна, не раз предупреждали дурака. Но у этого пса слишком мало мозгов, чтобы знать свое место. Рано или поздно таких нужно пинать, и посильнее.
— Он умер?
— Вряд ли. Если не очнется до утра, тут и бросим. Выживет или помрет — его забота. Он словно всем в лицо плюнул... будь по мне, поджарил бы его на чертовом костре. Ну-ка, давай покажу, как ставить палатку. Такие умения однажды могут пригодиться.
В уме Орфанталя безликий воин-предатель теперь нашел имя и лицо. Нарад, никому не нужный, живущий со шрамами под губой — словно жестокая улыбка, которую не скроешь.
Мастер оружия Айвис и его отряд выехали из холмов и увидели перед собой Оплот Драконс, тяжелую, подобную упершемуся в твердую землю кулаку громаду. Командир поглядел на скачущую рядом женщину. — Мы прибыли, миледи. Но, как вы можете видеть, лорда Драконуса в резиденции нет. Подозреваю, путешествие на запад займет еще несколько недель.
Заложница кивнула. Она ездила отлично, и все же со дня обморока выглядела хрупкой и слабой.
Айвис убедил ее снять все слои ткани, кроме необходимых для приличия; она оказалась изящнее и стройнее, чем он поначалу думал. Опытный взгляд определил, что она познала материнство — эти тяжелые груди и вся манера двигаться; разумеется, такое бывает, нежеланные дети быстро пропадают, отданные навек или растимые в отдаленных домах дальних родственников. И, по правде, не его это дело. Она отныне заложница Дома Драконс, отчаявшаяся мать семейства Друкорлас использовала ее дважды; Айвис решил, что должен хорошенько о ней заботиться.
— Комнаты вас уже ждут, — сказал он, когда они подъехали к воротам. — Если они не придутся по вкусу, только скажите, и мы всё исправим.
— Спасибо, капитан. Весьма любезно. А дом очень впечатляет. Он даже выше холмов.
— Лорд привез богатство в свою резиденцию.
— Откуда же он появился?
Айвис покачал головой. — Даже мы, слуги имения, не знаем точно. Леди Драконс выбрала его наследником. Сказала, он кузен. Так или иначе, — добавил он, — лорд отличился в войнах, тут никто не посмеет отрицать. Так, что удостоился взгляда Матери Тьмы.
— Весьма влюбленного взгляда, как я слышала.
— Насчет этого ничего не могу сказать, миледи. Но разве не уместно так думать?
Она бросила на него короткий взгляд, словно не понимая смысла сказанного, и улыбнулась.
Впереди открылись ворота; они въехали в тень под тяжелыми сводами. Айвис заметил, что Сендалат наморщила лоб, видя неведомые слова на камне, но расспрашивать не стала. Они проехали внутрь, во двор, где уже толпились слуги и конюхи. Выстроившиеся дом-клинки, все шестеро, громко выкрикнули приветствия. Айвис поморщился — в его отсутствие дисциплина ослабла. Он напомнил себе дать по ушам бездарным крикунам, когда заложница скроется в доме.
Он спешился, передал поводья груму и помог слезть Сендалат. Кажется, ее снова охватила слабость, внезапная как лихорадка; проявлявшееся в пути спокойствие исчезло.
Едва она встала на мостовую, слуги поспешили помогать.
— Миледи, — сказал Айвис. — В отсутствие лорда Драконуса вам будет служить домоправительница. Хилит, представься.
Пожилая женщина стояли позади всех, у каменных ступеней входа в дом; теперь она вышла, скованно поклонилась и ответила: — Заложница, приветствуем вас в нашем доме. Вижу, путешествие вас утомило. Ванна готова.
— Как мило, — отозвалась Сендалат.
— Соблаговолите пойти за мной?
— Разумеется. — Сендалат сделала шаг, но замялась, оглядываясь на Айвиса. — Капитан, вы были самым вежливым из сопровождающих. Благодарю вас.
— С превеликим удовольствием, миледи.
Хилит велела двум горничным провести Сендалат внутрь, затем торопливо подскочила к Айвису. — Капитан, — зашипела она, — ее титул — заложница и никакой иной. Ты присваиваешь ей неподобающий титул. Она еще не леди в своем доме и не будет ею здесь!
Айвис чуть наклонился, словно намекая на формальное приветствие. Однако сказал совсем иным тоном: — Старуха, не тебе мною командовать. Я выбрал обращение, подобающее гостье. Она скакала отлично и без жалоб. Если жалобы есть у тебя, изволь дождаться господина. А пока выплюнь кислый виноград, который так любишь сосать, и займись делами.
— Мы еще поговорим, — проскрипела она. — Ты сам сказал, в отсутствие лорда я правлю домом...
— Слугами, кухарками и поварами. Да. Но не мной.
— Какой стыд, подержанная заложница...
— Не заложницу надо стыдить. Ну, проваливай со двора, здесь я командир. И если хоть слово услышу, что ты, зануда, грызешь заложницу Дома, мы действительно поговорим и не только.
Он поглядел ей в жесткую спину, потом на ряд своих дом-клинков. Все скалили зубы. — Улыбочки? Ну разве не чудное зрелище? Вид такой неопрятный, что я чуть не подавился со стыда. Что же, поглядим, переживут ли улыбочки двойную муштру. Смирно, собаки! На меня смотреть!
Слуги шатались, втаскивая дорожные сундуки в комнату. Оглядываясь вокруг и поражаясь величине покоя, который станет ее прибежищем, Сендалат указала на стену. — Ставьте вон там. Нет, не открывать — одежда, которой я буду пользоваться, только в сумах. Боюсь, ужасно перепачканная. Нужна будет стирка. — Это указание она дала двум служанкам. Обе женщины, чуть моложе Сендалат, торопливо поклонились и начали распаковывать сумки. Остальные слуги удалились.
Еще через миг появилась Хилит, оглядела вытаскиваемую из пыльных сумок скомканную одежду и встала лицом к Сендалат. — Заложница, если пойдете со мной, окажетесь в ванных.
— Вода горячая? Предпочитаю горячую.
Старуха заморгала, не сразу кивнув. — Да, заложница. Или была, когда я уходила. Она быстро стынет, пока мы тут разговариваем.
— Надеюсь, очаг близко, Хилит. Вдруг понадобится подогреть? Что же, прошу, ведите меня. А потом желаю осмотреть дом, который теперь буду звать своим.
Хилит чуть склонила голову и вышла.
Сендалат пошла за ней.
— Когда вернется Лорд, — бросила матрона через плечо, — две служанки будут готовы по первому вашему зову. Но у меня сейчас много других обязанностей.
— Заняты день и ночь, я понимаю.
Хилит метнула на нее взгляд и отозвалась: — Именно.
— Но сейчас, — сказала Сендалат, — вы будете служить мне, словно я хозяйка дома.
— Да, да, — сказала Хилит, не оборачиваясь.
— Если ванная плохо протоплена, я подожду исправления.
— Разумеется, заложница.
— Интересно, Хилит... вы отвечали за дом во времена леди Драконс?
— Да.
— Тогда вы поистине положили жизнь ради службы.
— И не сожалею, заложница.
— Неужели? Это замечательно, правда?
Женщина не ответила. Быстрый переход по коридорам окончился на нижнем этаже. Хилит провела Сендалат по ступеням в полную пара прачечную, в которой доминировали два бассейна. Служанки — судя по сморщенным руками, прачки — стояли в ожидании.
— Они вам помогут, — сказала Хилит, собираясь уйти.
Вонь щелока была нестерпимой. У Сендалат заслезились глаза. — Момент, — сказала она.
— Заложница?— На лице старухи застыло невинное выражение.
— Скажите, лорд купается в этой палате?
— Конечно, нет!
— Тогда и я не буду. В его отсутствие я главная, и купаться буду соответственно. Чтобы свежесогретую чистую воду принесли в подобающее помещение. Желаю, чтобы все делалось быстро, так что поручаю эти заботы вам, Хилит. — Сендалат махнула рукой на одну из служанок. — Вот она проведет меня в подобающую ванную.
Узкое лицо Хилит побледнело даже в такой жаре. — Как пожелаете, заложница.
В первый срок заложничества, в Цитадели тоже была жуткая карга, трудившаяся на хозяйстве со времен лорда Нимандера. Она проявляла всяческую жестокость, и лишь случайно Андарист узнал обо всём и положил конец долгим мучениям. Карга куда-то пропала. Если Хилит окажется столь же вредоносной, Сендалат придется поговорить с Драконусом, чтобы женщину понизили или выслали.
