Линия разлома 2

Таким образом, только языковой закон, именуемый так же "законом Фарион" создавал для вечно безработной Западной Украины пару сотен тысяч рабочих мест — чистеньких, офисных — тут тебе не на стройке надрываться, или на русских северах мерзнуть — сиди себе и толмачь. Это лучше чем впахивать...

А как воевать против нынешней власти, когда она официально отдала на разграбление целые регионы? Когда был принят "закон о бесхозном имуществе" вызвавший протесты даже в Европе — согласно этому закону, если украинец заходил в какой-то брошенный дом, и в течение года там не появлялся хозяин — то и дом, и все что в нем находится, и земля к этому дому — принадлежала этому украинцу. Как воевать, когда официально приняты законы об ограничениях для лиц, подозреваемых в участии в боевых действиях на стороне сепаратистов или просто в нелояльности Украине — и в числе прочего, там запрет заниматься бизнесом. Этим же законом — некоторые сферы бизнеса полностью отданы украинцам, никому кроме украинцев ими заниматься нельзя — главная отрасль это торговля. И вот — украинцы начинают зарабатывать уже тем, что выступают подставными лицами, этакими зиц-председателями многочисленных юридических лиц — и брать деньги за это представительство. А как расценивать закон о пропорциональном представительстве — согласно ему в каждом регионе считались квоты на "реестровые должности" — причем квоты эти касались не только оплачиваемого государством труда, такого как труд полицейского, прокурора или судьи, но и такие хлебные должности, как должность адвоката, нотариуса, депутата. Хитрость этого закона была в том, что в каждом регионе национальный состав лиц, занимающих эти должности — должен был соответствовать национальному составу Украины в целом. Не конкретного региона, где составляется реестр — а страны в целом. То есть теоретически — русские могли попасть на эти должности во Львове согласно их доле в реестре, как в на Донбассе — на реестровых должностях должно было быть соответствующее количество украинцев. Только вот — почему то русские во Львов не стремились и на реестровые места — не претендовали.

Интересно — с чего это, а?

А как воевать против власти, которая после военной победы на Донбассом — в рамках разрекламированного "закона о примирении" объявила амнистию — но не сразу, а лишь четыре месяцам спустя, чтобы за это время все кто хотел — мог расправиться с побежденными, а потом — попасть под амнистию. Как майданить против власти, которая закрыла глаза на многочисленные грабежи в зоне АТО, на посылки, которые бойцы добровольческих батальонов посылали "до дому"...

Своя власть была. Близкая. Родная. Понятная. С галичанским говорком, немного небритая, способная двинуть в морду. Но голос крови есть голос крови. И потому — вяло майданили, сами не понимая, что к чему, ждали указаний от старших и харчувались харчами, принесенными теми из киян, которые за любой движняк кроме голодовки. А таких — всегда и везде хватает...

Движуха — началась под вечер первого, в день знаний.

На трибуну вылез депутат Рады Соколюк. Был он — сотником Евромайдана, одним из тех, кого вознесла революция, цинично названная "революцией гiдности". Участвовал и в АТО, правда, отличиться ничем не успел — попал в плен под Иловайском, оказался в Донецке, потом его выпустили. Выпущенных — предупреждали, что следующий раз — расстреляют. Больше — Соколюк рисковать не захотел, ушел в политику, избрался в Раду от президентского блока. В Раде — запомнился в основном драками, и вворачиваемым то тут, то там "Мы с Майдана!". Закабанел, приобрел квартиру в Киеве и автомобиль Киа — большой внедорожник, ума не покупать Лексус, ставший уже символом украинской коррупции — хватило. Говорить он тоже не особо умел — но людей заводил.

Перед выступлением — депутат-радник Соколюк прошелся, получил свою порцию народной любви, обнялся с теми, кого помнил со времен Евромайдана и кто еще был жив. Кто-то то ли из однополчан, то ли из односельчан — тайком сунул в руку небольшой пластиковый пакетик с таблетками. Их -Соколюк помнил еще со времен Евромайдана — ими закидывались, когда надо было отстоять холодную ночь на баррикадах, или перед атакой Беркута. Зайдя за сцену, чтобы готовиться к выступлению — он привычно кинул в рот таблетку, потом — добавил еще одну. Торкнуло почти сразу... прояснились мысли, и появилось то особое состояние внутреннего спокойствия, за которое все так и любили эти колеса. Когда надо было идти на ментовский строй, на ощетинившуюся щитами черепаху... мало кто выдерживал внутреннее напряжение... в конце концов, костяк Майдана составляли обычные люди... студенты, приезжие, бомжи. А с одной этой таблетки... ты просто переставал думать и бояться, и чувствовать себя так, как будто прыгнешь — и вот оно, небо, под рукой...

Объявили его, и он появился на сцене, накинув на плечи ставшую ему маленькой старую бундесовскую куртку.

— Громадяне! — привычно заорал он (став депутатом, он начинал свои выступления именно с этого слова, до этого было "шановни побратимы") — тильки шо, по всем каналам показали, як наши братья белорусы выступили против кровавой диктатуры Батька и были замордованы! А наша влада подписывает договоры и сдает краиньску землю тирану, ганьба!

— Ганьба! — заорала почуявшая кровь толпа

Как раз в этот момент — на экран дали репортаж.

— Дывитеся! — заорал он — дывитеся, что роблять с вильными людьми! Це же самое ждало и нас, не восстань мы против преступной влады и москальского диктата! Памятуйте одного из первых хлопцев, кто був вбит на Майдане, його звали...

Тут — принявшего разом две таблетки депутата немного переклинило, и он не смог вспомнить фамилию. Как же его...

— Жизневский... — драматическим шепотом прошипел кто-то рядом

— Жизневский! — заорал радник еще громче — он пришел пидтримать нас в нашей боротьбе и стал героем Небесной сотни, сложил свое життя за вильну Краину! Чи можемо мы забути его и его народ!? Никогда!

— Никогда!!!

— Громадяне! Съогодня мы живем вильными людьми, и мы повинны надать белорусам такую же допомогу, якую они надали нам в дни Евромайдана! И потому мы говорим сейчас — Батька винен пойти геть!

— Геть!

— Белорусская влада будет знищена, белорусский народ повинен бути вильным! Живе Беларусь! Слава!

На "Живе Беларусь!" требовалось отвечать "Живе вечно", но это знали только фанаты, которые пробивали выезды и знали, что кричат фанаты белорусских клубов. Но Майдан — этого не знал, и закричал "Слава!"

Кроме того, непонятно было, как сборище людей в одной стране — может угрожать власти в другой. Но в постсоветском бедламе бывало и не такое...

— Слава!!!

— Я закликаю краинску владу немедленно розорвати дипломатические отношения с диктаторской Беларусью и розорвати законы, по которым святая земля Краины может потрапити в руки диктатора...

Радник остановился, хватая ртом воздух — но под гул толпы, созерцающей "кровавую расправу" со студентами на экране — продолжил.

— Я закликаю усих, в ком еще есть дух Майдана, дух непокоры — записываться в ряды ополчения и бути готовым выдвинуться в Минск на пидтримку белорусам! Слава Украине!

— Героям Слава!

— Слава нации!

— Смерть ворогам!

— Украина!

— Понад усе!!!

— Коммуняку!

— На гиляку... — бесновалась толпа

В это время — перед Дiдом проходили в очередь люди, все с выправкой и с опытом. Дiд — лично раздавал заранее подготовленные пакеты — белорусский паспорт, или украинский с отметкой, деньги, немного наличных и пара карточек, пара чистых мобильников, распечатанные из Интернета карты с указанием промежуточных точек маршрута, фотографии вокзалов, остановок транспорта, домов, где есть конспиративные хаты.

— Слава Украине!

— Героям слава!

Здесь эти слова произносили тихо, но серьезно.

Рядом — еще в одну очередь то же самое раздавал еще один высокопоставленный деятель Провода.

Полковник Микаил — закончил говорить по телефону, причем языка Дiд так и не понял, подошел к Дiду. Тот — показал одному из боевиков Провода, чтобы встал на его место и продолжил раздачу, вместе они зашли в кабинет.

— Химия прибыла.

— Вся?

— Да, даже лишку.

— К нам?

— Нет, к американцам. Ночью надо будет перенести. Только тихо.

В Минске — американское и украинское посольство располагалось друг напротив друга, через перекресток.

— Зробымо.

— Тогда не прощаюсь.

— Я буду в Чернигове, если что.

— Добро.

Они обнялись — как двое мужиков, идущих вероятно на смерть.

— Мы повинны бути вильными. Вы — первыми. Остальные — за вами.

— Слава! — сказал Дiд — слава героям!

Это были слова, обращенные в память всех, кто погиб под многосотлетним игом Орды, и тем, кому погибнуть еще предстояло. А погибнуть предстояло много — Дiд знал, что свободы не бывает без крови, и чем больше крови — тем более ценится свобода. Корейцы — заплатили за свою свободу миллионами жизней, но остались свободными**.

— Так будет и здесь.

Полковник Микаил вышел, Дiд — вышел вслед за ним. Посмотрел на телевизор, там — была прямая трансляция Майдана, пятый канал. Народ бесновался, народный гнев вскипал волнами в правильном направлении... сейчас поставят в палатки и начнут запись. Пока все шло нормально.

Шагают бараны в ряд, бьют барабаны,

кожу для них дают сами бараны

* * *

...

Один из охранников — тронул Дiда за плечо

— На пару слов.

Они вернулись в кабинет.

— Чего сказать хотел. Этот гость... он мутный какой-то. На урду разговаривает по телефону, я слышал. И по-чеченски еще было.

— На чем?

— Урду. Это язык в Пакистане.

— А ты откуда знаешь?

— У нас в Харькове хлопцы оттуда были...

Урду, значит...

* Это не шутки — а официальная версия истории. http://olegchagin.livejournal.com/227510.html. В числе прочих перлов: Петр I пытался продать Украину... англичанам

** Сравнение Украины с Кореей, ставшей "штатом США", но превратившейся благодаря этому в развитую страну — автор встретил недавно в одной из статей в украинской блогосфере. Для справки — в гражданской войне в Корее погибло по разным оценкам от двух до девяти миллионов человек. Мира так и нет, обе стороны находятся в состоянии временно приостановленной войны, которая в начале 2014 едва не началась вновь.

* * *

Бертольд Брехт. Бараний марш

01 сентября 2020 года

Беларусь, Минск

плошча Незалежнасці

Продолжение

— Справа! Осторожно!

Мимо них, с нарушением прошел непрерывно сигналящий Форд, почти такой же, как у них — только другого цвета. Из заднего окна — торчал флаг Беларуси — но не официальный, а оппозиционный, бело-красно-белый.

— Вот, гад! — Степнов показал на нарушителя — догоним!?

— Сиди... — Наумович мгновенно посерьезнел — сейчас ... догонимся и так.

Автомобиль-нарушитель, непрерывно сигналя, уехал куда-то дальше и пропал...

Проспект Независимости — широченная трасса, почти международная, ведущая на Октябрьскую площадь. Сразу бросалось в глаза... на тротуарах непривычно много народа, причем большинство — молодежь. А впереди — что-то горит... и неслабо горит, судя по столбу дыма. Это что-то — тушат, но там и люди и машины... разглядеть сложно. По крайней мере, часть дороги заблокирована...

— Набери батю — сказал Наумович, управляя машиной.

Степнов — взял телефон... у них у каждого был такой, в нем — было аж две рации: настоящая, работающая на гражданских радиочастотах и эмулятор рации, работающий на частотах сотового телефона — то есть специальная программа, позволяющая использовать телефон как рацию. Белорусское КГБ — после событий Арабской весны создало специальную группу, в задачу которой входило отслеживание всего, связанного с различными восстаниями, майданами, беспорядками, анализ и выдача рекомендаций по укреплению собственной защищенности. Одной из таких рекомендаций было обеспечение сотрудников запасными системами связи, соответствующими коммерческим. Дело в том, что, по крайней мере, в двух случаях отмечалось активное глушение систем связи армии и правоохранительных органов — в Египте и в Йемене. Потому — было очень важно иметь запасную сеть связи гражданского типа — чтобы перейти на нее при начале глушения. Ее отключить не могли — потому что тогда бы они нарушили и координацию гражданского восстания, использующего те же самые средства связи. Вообще, белорусский КГБ был неплохо подготовлен к неприятностям, у них была даже закрытая запасная система передачи данных, основанная на использовании Фейсбука и Твиттера, на случай падения всех других систем. Они умели использовать силу противника как слабость.

Наумович — остановил машину. Впереди — стоял пожарный Маз, стоял неудачно, перегораживая дорогу.

— Посмотри...

Тут уже была толпа, в основном — зеваки. Степнов выбрался из машины, протолкался к пожарным... видимо, старший пожарного расчета был впереди, что-то говорил по рации...

— Сюда нельзя! Куда прешь?!

Степнов показал свою карточку — он получил ее одним из первых в КГБ, потому что пришел совсем недавно. Многие еще сохраняли старые удостоверения, но у Степнова была пластиковая карточка, и она ему нравилась — намного удобнее, чем старое удостоверение.

Ему показалось, или в глазах пожарника плеснулась ненависть?

— Что здесь происходит? — спросил он

— Что происходит... Не видишь, что ли? Автобус подожгли.

Степнов увидел... огромный Маз, похожий на аквариум, гордость белорусской столицы — горел ярким, дымным пламенем, стоя почти на ободах. Это было... это было такой дикостью, что не укладывалось в уме. Эти автобусы... они же за деньги покупались, они были новыми, современными и придавали Минску современный деловой вид. Зачем его подожгли? Как они смогли это сделать и зачем?

— Пострадавшие есть?

— Нет... вроде. Всех вывели из салона, потом — бутылку бросили...

Дикость какая.

Степнов не задумался об одном важном факте, о котором задуматься стоило бы. И не только ему — молодому сотруднику белорусского КГБ — а всем, и в Беларуси, включая ее Президента, и за ее пределами. Когда отморозки подошли к автобусу с бутылкой бензина и попросили всех выйти — все вышли. Кто-то был недоволен, а кто-то в душе радовался — но все вышли. Никто не подумал, что этот автобус, который собирались жечь, он — общий, он куплен за общие деньги и ради общего блага, и если его сжечь — то придется покупать новый, и это ущерб для каждого, потому что будут потрачены деньги, которые можно было потратить на что-то другое, на новый детский сад, например, или на новые компьютеры в школы. Нет, все стояли и смотрели, как жгут новый автобус, хотя среди пассажиров были и мужики, и они запросто могли скрутить группу отморозков и вломить так, что мало не покажется.

И брусчатка, которую сейчас разбирали и собирались кидать — она общая, и стекла, которые этой брусчаткой собирались бить — они тоже общие, и город, который собирались превратить в рассадник непокоры — он также общий. Но никто и пальцем не готов был пошевелить, чтобы защитить это общее от нападения орды манкуртов, своих и пришлых. Все те, кто был за власть — не собирались ее защищать, они ждали милицию и собирались быть заинтересованными наблюдателями, чтобы потом удовлетворенно думать — вот у нас Батька, как он им вломил!