Путь домой. Главы 1-18

Ма Ян снова осталась в комнате-камере одна. В который раз огляделась. Шансы на побег без внешней помощи близки к нулю. Хотя видеокамеры наблюдения пока не изобретены, монастырь заполнен штурмовиками православного союза. В принципе костюм монахини помог бы скрыть лицо и фигуру, но инокини, приносящие еду, чересчур рослые. Даже если удастся оглушить, задушить или прирезать одну из этих здоровенных теток, балахон не по росту будет бросаться в глаза. Впрочем, Ма Ян на всякий случай начала плести удавку, отодрав тесьму от неосмотрительно оставленной занавески. Но как же передать весточку Ростиславу, единственному родному человеку в чуждом мире прошлого?

После малосъедобного постного ужина, принесенного неразговорчивыми придурковатыми монахинями, к Ма Ян пришел Ан Чун Гын, на этот раз один. Вероятно, штабс-капитан решил, что помощник-кореец лучше уболтает пленницу. Несмотря на антипатию к соотечественнику, служащему фашистам-пээсовцам, женщина постаралась изобразить чуть ли не придворную любезность. Чувствуя себя персонажем из старинной повести, вроде Чхунхян, Ма Ян витиевато, с множеством иносказаний, говорила о простых вещах. Такую манеру разговора образованная по-европейски кореянка раньше использовала только в шутку. Но сейчас вопросы обсуждались совсем не шуточные. Ан Чун Гын мыслит категориями феодального общества и отождествляет интересы корейского народа с интересами корейского государства и лично императора Коджона. Корейский авантюрист по образу мышления напоминает самых отсталых русских крестьян, ни разу не покидавших своей деревни. Даже азы марксизма объяснять такому субъекту крайне затруднительно, с таким же успехом можно прочесть ему лекцию по физике полупроводников или по принципам работы коллайдеров и трековых детекторов. И этот дремучий тип пытается распропагандировать коммунистку двадцать первого века, привыкшую к кипящей интеллектуальной жизни научного сообщества! Это почти смешно!

По ходу разговора Ма Ян стала понимать, что не стоит доверять только первому впечатлению о человека, что многие старые догмы в сознании Ан Чун Гына начали давать трещину. За время войны и странствий по Корее, Китаю и России кореец успел насмотреться всякого. Теперь бывшая сотрудница ЦЕРНа постаралась подобрать нужные аргументы, понятные для недавнего партизана, постепенно перейдя к более привычной прямой манере дискуссии.

— Понимаете, уважаемый, какая бы империя ни победила в войне, корейские крестьяне проиграют в любом случае. Даже без открытого грабежа им придется отдавать свой рис, чтобы купить стальные серпы для работы и хлопковые ткани для одежды. Либо из Тулы и Иваново-Вознесенска, либо из Токио и Осаки. Да еще платить подати, чтобы приближенные к власти могли покупать автомобили, роскошную одежду из Парижа и прочие предметы роскоши.

— Значит, госпожа, надо вернуться к добродетельной жизни прошлых времен по заветам Конфуция, без дьявольских европейских машин. Правы были ихэтуани, когда уничтожали железные дороги, построенные русскими варварами в Маньчжурии.

— Лет сто назад в Англии нашлись люди, пытавшиеся ломать машины. Луддиты, так их прозвали, обратили на себя внимание общества, но, в конце концов, потерпели поражение. Народ их не поддержал. Людей от поколения к поколению становится всё больше, несмотря на войны и эпидемии. Без машин теперь просто не выжить. Поэтому возврат к прошлому невозможен. И оружие, которое вы помогаете добыть православному союзу, — это тоже своего рода машина. А насчет заветов Конфуция — по ним ли живет новоиспеченный католик Томас? Или он уже успел перейти в православие, веру своих новых хозяев?

Ма Ян выделила голосом последние фразы. Ан Чун Гын заметно побледнел. Не иначе, дал слабину корейский пээсовец.

— Откуда госпоже известно о моём крещении? Вы посланы братьями иезуитами? Оружие бунтовщикам тоже они передают?

— Неважно, кем послана я. Существенно только то, что надо делать дальше, — Ма Ян говорила с серьезным видом, а в сознании вертелась шаловливая мысль. "Вот сказать бы этому напыщенному болвану, что читала про него в школьном учебнике! Рассказать про школу в Кванчжу, про университет в Сеуле. Сочтет, наверно, сумасшедшей".

— Беда, уважаемый, не в машинах, а в их хозяевах. Трудятся на фабриках и заводах множество рабочих и инженеров, а выгоду получают фабриканты и купцы, торгующие продукцией. Перепадает и правителям — в виде налогов.

— Но разве фабрикант не трудится на своей фабрике, не управляет ею? — попытался возразить Ан Чун Гын.

— Во-первых, многие просто передоверяют дела наемным управляющим. Во-вторых, даже действительно работающий капиталист оценивает вклад себя любимого повыше, чем вклад любого наемного работника. К тому же для увеличения прибыли фабрикантам нужно сырье подешевле. Поэтому и японские, и русские, и прочие капиталисты толкают своих правителей к завоеваниям, причиняя народам неисчислимые бедствия. А те, кого вы называете бунтовщиками, хотят сломать такой несправедливый порядок.

Ан Чун Гын нахмурился, но ничего не возразил. Корейский авантюрист молча поклонился пленнице и вышел из комнаты. Ма Ян заметила, что за дверью продолжает дежурить охранник-пээсовец. Прямо-таки параноидальный подход к организации охраны! Будто стерегут не беременную женщину, а Майка Тайсона или Брюса Ли! Ма Ян продолжала обдумывать детали разговора. Правильно ли она использовала информацию о факте крещения Ан Чун Гына-Томаса? Поможет ли такой ход перетянуть соотечественника на свою сторону или же лихой вояка попробует избавиться от чересчур осведомленной дамы, пока начальство не видит? Риск немалый, политика — дело жестокое и циничное.

Тем временем Ан Чун Гын шел к штабс-капитану Песцову. Что докладывать начальнику? Только что закончившаяся беседа произвела на бывшего партизана впечатление подобное контузии от разорвавшегося снаряда. Невероятно красивая, несмотря на беременность, молодая женщина в скромном платье русского фасона держалась абсолютно свободно, игнорируя как азиатские, так и европейские предрассудки. Она не походила ни на знакомых сеульских горожанок, ни на богатых китаянок и маньчжурок с набеленными лицами, ни на нынешнюю русскую любовницу Ан Чун Гына — долговязую неопрятную монахиню из Хотьковского монастыря, тайно посещающую гостевой домик. Единственное, что вспомнилось из прочитанного еще в Сеуле — судьба Ци Ванши, легендарной свирепой воительницы из общества Белого Лотоса, потрясшей Китай более века назад во имя мести жестокому императору-маньчжуру за казненного мужа.

Так и не собравшись с мыслями, Ан Чун Гын постарался нарисовать Песцову самую радужную картину: пленница почти готова к сотрудничеству, ей требуется только время, чтобы сохранить лицо...

Ма Ян решила рискнуть — попросить Ан Чун Гына передать сообщение. В комнате в расчете на письменные признания пленницы имелся чернильный прибор с пером и пачка почтовой бумаги. Женщина постаралась сочинить послание, которое не дало бы охранке и пээсовцам никакой полезной информации, попади оно в ненадлежащие руки. "Ad majorem dei gloriam..." За латинским девизом иезуитов следовал текст на английском языке с вкраплением французских фраз. Получателю предлагалось переслать сообщение по особой связи товарищу, ответственному за эту связь. Основное содержание письма излагалось с использованием компьютерного и ядерно-физического жаргона, заведомо непонятного даже Никитину, не говоря уже о "хроноаборигенах". Запутанными намеками указывалось место — монастырь "горячей коровы" (то есть Хотьково — "hot cow"), расположение домика на территории монастыря и комнаты-камеры внутри дома, а также примерная схема охраны — насколько её могла оценить пленница.

На следующее утро, сразу после завтрака, ничуть не более съедобного, чем ужин, к Ма Ян зашел Ан Чун Гын. Кореец продолжил пээсовскую агитацию, но без прежней горячей убежденности, сухими казенными фразами. Куда-то пропала даже витиеватая старинная манера речи, которую он демонстрировал при первой беседе. Ма Ян почувствовала, что настал подходящий момент.

— Томас, — женщина специально назвала авантюриста его христианским именем, чтобы поддержать версию про заговор коварных иезуитов, — вы сейчас можете оказать очень значительную услугу как корейскому народу, так и ордену. Прошу вас передать с московского телеграфа в Женеву это сообщение для наших друзей.

Ма Ян передала Ан Чун Гыну листок и назвала женевский адрес Федорова, рассудив, что про политические взгляды легально проживающего доктора охранка всё равно знает, но достать вряд ли сможет после кровавых похождений Никитина. Угроза дипломатического скандала в случае разоблачения связи европейской агентуры охранки с маньяком-потрошителем оставалась существенной. Несколько лет назад скандал после нападения агентов заграничного бюро на эмигрантские русские и польские типографии заставил начальство в Санкт-Петербурге резко снизить активность в Швейцарии. Если же Ан Чун Гын выполнит просьбу и пойдет на телеграф, а не к своему боссу, то кореец будет выглядеть слугой, принесшим шифрованную коммерческую телеграмму от своего господина. Мало ли какие деловые интересы могут быть в Женеве у оборотистых московских купцов. А с "тупого слуги-азиата" какой спрос? Ничего чрезмерно подозрительного.

Ан Чун Гын поклонился, взял листок и сказал:

— Я выполню просьбу госпожи. Сегодня мне всё рано нужно ехать в Москву по приказу штабс-капитана Песцова, чтобы встретить важную персону из руководства православного союза.

— Самого Зубатова или Никитина?

— Нет. Господин Песцов упоминал другую фамилию. Послезавтра православное рождество, и в монастыре намечается официальное празднование. В нем будет участвовать представитель центрального правления ПС Кошелев. Говорят, он внимательно следит за всеми событиями в Москве.

Глава 13. Луч, пуля, динамит

В Хотькове было многолюдно. По случаю рождественских праздников суеверные крестьяне из окрестных деревень стремились пройти в монастырь. Многие даже не спали ночь — промерзли во время богослужения, выслушивая заунывные молитвы. Андрей Вельяминов, одетый как зажиточный мастеровой, пристроился к толпе богомольцев, идущих в главный собор монастыря к заутрене. Сделав постную физиономию и не забывая креститься, инженер боковым зрением фиксировал расположение пээсовских постов на линии временных бревенчатых ограждений, отделявших доступную для посещений часть монастыря от закрытой зоны. Гостевой домик располагался далеко в глубине этой закрытой зоны, в стороне как от собора, так и от монашеских келий. Архитектура тоже не слишком гармонировала с общим стилем монастыря. Маленькая постройка напоминала скорее отдельный павильон в усадьбе какого-нибудь аристократа со средствами и вкусом. Мужики в толпе шептались, что домик построен специально для некой знатной дамы, чуть ли не великой княгини, встречавшейся здесь с любовником под видом богомолья.

Рация для дальней связи осталась в Абрамцеве, начиненная взрывоопасными сюрпризами, но вчера вечером из Москвы приехал связной от Баумана с текстом радиограммы из Женевы. На взгляд Андрея, английский текст был совершенной абракадаброй, однако "Вильямса" послание привело в состояние лихорадочной активности. Физик растолковал друзьям-единомышленникам, что сообщение несомненно написано Ма Ян и что оно содержит детали вроде "кубинского кофе", заведомо неизвестные посторонним.

Троцкий уже переговорил с рабочими активистами из железнодорожных мастерских. Изображая набожных прихожан, молодые социалисты подтягивались к Хотьковскому монастырю, скрывая под одеждой револьверы, обрезы охотничьих ружей и бомбы-македонки.

Ростислав устроился на краю леса, накидав на снег кучу только что нарубленного елового лапника. Отсюда, почти с вершины холма в лучах восходящего солнца был прекрасно виден монастырь. Метель прекратилась, и аляповато раскрашенные купола нелепого собора в псевдовизантийском стиле выделялись на фоне не по-зимнему голубого неба. Идеальные условия для распространения инфракрасного излучения. Наскоро приспособленный к лучемету самодельный оптический прицел позволял разглядывать лица пээсовских часовых, дежуривших на стенах и колокольне.

Физик поднял крышку карманных часов. Пора. Лучемет включен. Первый лазерный импульс поразил вражеского наблюдателя на колокольне. Через прицел Ростислав видел, как взорвалась голова черносотенца. Короткое шипение клапанов сброса отработанной смеси — и новый выстрел. Сожжен часовой на монастырской стене недалеко от ворот. Теперь следовало изменить тактику: обугленные тушки нациков могли вызвать нездоровый интерес соратников и богомольцев. Считая обороты, физик подкрутил юстировочные винты, чтобы сместить выходную линзу. После переналадки расхождение луча чуть увеличилось за пределы дифракционных ограничений. В поле зрения прицела показались крыши хозяйственных построек — монастырской конюшни и провиантских складов. Луч пониженной плотности не прожигал насквозь даже доски фронтонов, не говоря уже о массивных бревнах. Зато древесина начала тлеть, и вскоре в монастыре стали раздаваться истошные вопли "Пожар! Караул! Горим!". Перенацелив лучемет, Ростислав поджег несколько домов в поселке, где по данным рекогносцировки располагались пээсовцы.

Переведя настройку оптики снова в режим нерасходящегося луча и закинув лазер за спину, физик встал на лыжи и поспешил к монастырю, где возглавляемые Троцким рабочие-дружинники должны были атаковать черносотенцев.

Двое бойцов с пистолет-пулеметами участвовали в атаке на пээсовский отряд около станции, предварительно перерезав телеграфные провода. Если главной целью вражеской провокации был захват нового оружия, автоматные очереди отвлекут хотя бы часть сил от охраны монастыря.

Действительно, Ростислав заметил несколько десятков здоровенных мужиков с револьверами, спешащих в сторону железной дороги. Один из черносотенцев выделялся выправкой и пластикой движений. Несмотря на штатскую одежду противника и приличное расстояние, физик не сомневался, что видит офицера, командующего бандой погромщиков. Остановившись за поленницей, Ростислав прицелился и прожег туловище командира лазерным лучом насквозь. Оставшиеся без профессионального руководства пээсовцы бестолково заметались на узкой улице, попадая под огонь автоматчиков-социалистов. Правда, неопытные стрелки из отряда Троцкого часто стреляли поверх голов, не справляясь с отдачей. Много патронов уходило впустую.

Хлопки револьверных выстрелов доносились и из-за монастырской ограды. У ворот стоял часовой-социалист с трофейным маузером. Узнав Ростислава, рабочий кивнул и сказал:

— Черные гниды внутри засели, отстреливаются, никак не сковырнем. Много наших ранено.

Воспользовавшись замешательством противника после лучевой атаки, повстанцы сумели взять под контроль ворота и главный собор монастыря, однако пээсовцы, возглавляемые офицерами-профессионалами, закрепились в кельях. Толстые стены старинной кладки с маленькими окнами-бойницами представляли собой настоящий форт, взять который без серьезного оружия было нереально. Пули только отбивали побелку с древних кирпичей.