Ролевик экспедиция

Один из приключенцев, расслабившийся больше и раньше прочих, развернулся к лежащим шмоткам — и наткнулся на снова возникшего из воздуха меня. Побледнел, сглотнул, и снова напрягся.

— Готовы? — неудобно говорить горлом боеформы, но меня вроде понимают.

— Готовы — ответил за всех сэр как-его-там. И слабоорганизованная толпа обречённо потопала в обратном направлении.

Кащей и его команда обретались на испытательной поляне братьев алхимиков, с которой почти весь день доносились рабочие звуки и не менее рабочий жаргон какой-нибудь мастерской.

— Бессмертный, чужаки доставлены. — а что, по сравнению с стёбным "его темнейшеством" как титул вполне звучит для местного, и не только, люда.

Кащей кивнул, пристально разглядывая тех. Эх, ну почему я так не умею, одним взглядом обращать в ужас? Осколки их самообладания уже можно было сметать веником.

— Инцидентов, я надеюсь, не было?

— Был один.

"Похоже, наша чародейка осталась без своего лучшего платья. Колданули неаккуратно." — протелепатировал я.

— Вот как... Ладно, свободен.

Я отмахнул правой лапой от виска и был таков. Расспросят их качественно и без моей помощи, а у меня есть одна должностная претензия к связисту...

Впрочем, можно ещё немного покрасоваться. Нарастив и разогнав мышцы на ногах, я с места улетел метров на десять вверх и в сторону, исчезнув в шелестящей листве.

Ну, а теперь можно и по делам... Спустившись на землю в человеческом облике и подальше от того места, я направился к родному костру...

— Ну что, начальничек, понравилось? — шаман увидел моё суровое выражение лица и разулыбался.

— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие.

Я махнул лапой... Посмотрел на неё, вернул ей человеческий вид — и со вздохом сел у костра.

— Нафига надо было ТАК делать? И вопль этот, и громкость особенно.

— Ааа... Всё для тебя, родной.

— Но зачем,

* * *

?!

— А ты не выпендривайся. — Посерьёзнев, ответил шаман.

— Ненавижу магов... — я с тоской поглядел наверх. Через секунду оттуда прилетела птичья плюха. Видимо, горный орёл гадил, не меньше.

Оказавшись мгновенно в метре от точки падения говн, я продолжил, разбавляя речь экспрессией:

— ...а также чародеев, малефикаров, колдунов...

Я прервался, посмотрел на капитально изгаженный коврик и закончил:

— И птиц тоже.

Сидящие и стоящие рядом ржали как сволочи.

Вечер закончился как-то сумбурно. Коврик почистить, ужин приготовить и сожрать. Недалеко творилось чего-то интересное, но сытому мне уже было пофиг — раззевавшись, я заполз в палатку и вырубился.

Во сне я оказался в забавном месте. Вроде бы знакомый город... Но какой-то странный. Несколько минут я осматривался, пока до меня не дошло. Это же мой родной город, только выглядевший так, если бы именно его, как город Перевёртыша, забросило в мир Тьярмы. Чудные развалины, лианы, жгучее солнце над головой... Хорошо, местных монстров пока не видно.

— Мяу! — требовательно сказала вышедшая из-за угла черная кошка. Не бродячая — с бантиком и колокольчиком.

— Что тебе, пушистая?

— Мяу! — повторила она, глядя куда-то мне за правое плечо. Я повернулся и...

Если бы это был не сон, я бы офигел. А сейчас... Страхолюдная морда моей боеформы, и не только морда, а и вся остальная боеформа присутствует. Отдельно от меня и малость прозрачная. И что?

— Зверь? — уточнил я.

В стороне довольно мурлыкнули. Зверь посмотрел на меня — и протянул правую руку. Я синхронно повторил его движение.

Моя рука, пройдя через его лапу как через туман, преобразилась в руколапу Перевёртыша.

— Так, да? — подумал я — и шагнул ему навстречу...

— Мляя... — я со стоном раскрыл глаза. Как дико хочется пить... Понемногу просыпаясь и разгибаясь, я вылез из палатки. Потянулся, и намылился прогуляться. А ведь утро уж скоро.

— Ты куда-то собрался, Перевёртыш? — раздался позади мурлыкающий голос. Точно, она — тёмноэльфа. Стоит, смотрит с плотоядным интересом, в правой руке кнут. А одежды на ней ещё меньше, чем днём.

От незримо стоящего рядом Зверя потянуло странной смесью эмоций. Страх-ярость-желание... Через секунду и я обнаружил у себя тот же водоворот эмоций. Что?! Поддаться желанию?! Хотя... А ведь это выход. И очень неплохой выход, если всё получится.

— Дроу, позволь пригласить тебя на прогулку в эту чудесную ночь. — робкий взгляд, лёгкая опаска: чувства и эмоции Зверя не содержат и тени фальши. А мои сейчас спрятаны где-то глубоко.

Дроу величественно кивнула — да уж, властности ей не занимать...

А вот и подходящая полянка. До лагеря недалеко, но и не пара шагов. И небольшой ручеек есть. Зато опасностей поблизости — нет.

— Могу я попросить тебя поставить здесь вокруг защиту, чтобы нас не побеспокоили?

В алых глазах дроудессы мелькнуло удивление, но, повинуясь жесту когтистой руки, промежутки между деревьями и кустами заплела густая паутина.

Исключительно важно выбрать позицию... Я остановился примерно посередине. Небольшая трансформация — неполная и незаметная, снаружи я оставался почти тем же человеком. Эльфа с возрастающим удивлением следит за мной. Ну что ж, Зверь, начнём.

И я из разворота бросаюсь на эльфу. Внезапная алая вспышка, закрывшая от меня её оскал, вышибает меня из сознания. Пусть и всего на секунду.

Альтер-эго, впрочем, справляется и без меня. Ты этого хотела, чернокожая садистка? Боли, стонов и криков, крови, наконец? Получи полной мерой. Мое тело мечется по полянке, "чуть-чуть" не успевая ускользать из-под ударов тяжёлым кнутом. Крики боли — но боль мгновенно гаснет, течёт кровь — но раны исчезают на глазах, успевая уронить всего несколько капель, а отстранённое сознание холодно оценивает ситуацию. Кажется, ей уже хватит.

Резкий рывок в сторону и бросок. Мимо, но как и хотелось. Меня бесхитростно обездвиживают паутинным заклинанием, и распалившаяся дроу неосторожно приближается на расстояние вытянутой руки. Отлично...

Хлесткий удар по лицу сшибает меня с ног и валит на спину, но на землю мы падаем вместе, крепко обнявшись. Теперь — моя очередь действовать, Звери. А для начала — нежно коснуться её щеки и робко поцеловать удивлённо приоткрывшиеся губы...

План Зверя сработал на все сто. Кроме одного момента... Я уж и не знаю, сколько народу в лагере поднял посреди ночи этот концерт. Я честно пытался сдерживаться, но у беловласки не возникло и тени подобной мысли. А потом...

Разгорячённые и уставшие, мы лежали на земле. Ну, на земле лежал я, незаметно закрыв голую спину чешуёй, а дроу уютно устроилась на мне. И ей очень понравилось рисовать своими когтями на моей груди кровавые царапины, а потом наблюдать, как они зарастают, за считанные минуты превращаясь обратно в ровную розовую кожу, покрытую подсохшей кровью. Слава умениям метаморфа, которые позволяют мне просто не чувствовать, что она там делает.

— А ты хитрец, Перевёртыш. — негромко рассмеялась дроу.

— Взял и соблазнил такую страшную меня.

— Да, хорошо получилось. Надо будет повторить как-нибудь — как-то на автомате кивнул я.

Дроу расхохоталась.

— Как-нибудь?! Да ты от меня теперь не отделаешься! А повторить... — мурлыкнула она.

— Вот прямо сейчас и повторим. Сделай-ка мне массажик.

Короче, ещё не раз той ночью я вознёс хвалу собственному организму и его возможностям.

В итоге к восходу мы вернулись в лагерь. То есть как вернулись — я всё-таки шёл, хоть и пошатываясь, а дроу тихо-мирно спала у меня на руках. Вперёд меня толкала упрямая паранойя — отдыхать в таком приятном состоянии лучше под защитой или за оградой, а на той полянке под конец не наблюдалось ни того, ни того.

А уж как грели душу взгляды часовых. Дикая зависть вперемешку с диким удивлением.

Я, несмотря на всю усталость, не выдержал. Остановился, покачал головой, и назидательно, хоть и шёпотом, произнёс:

— А завидовать нехорошо!

И мы удалились.

Лес. Иллитид.

Мир поверхности оказывается довольно насыщен жизнью, практически во всех ее проявлениях. Мелкие букашки, неосторожные птицы, прячущиеся под поверхностью сухих островков земли грызуны, всего этого было много. Даже не так — чрезмерно много. Многообразие мелких разумов, врывающееся в пестрящее дырами ментальное поле, заставляло морщиться и в раздражении скручивать ротовые щупальца. Становилось понятно, по какой именно причине общество пожирателей разума облюбовало именно подземелья с их пониженной насыщенностью жизнью.

Но, несмотря на незначительные негативные последствия этого буйства жизни, положительные моменты все же присутствовали. В частности — текущая свита из двух кабанов, нескольких птиц, больше похожих на кем-то полуобщипанных канареек, только размером с хорошего ворона, была собрана за отрезок времени, называемый людьми часом. Причем наибольшую проблему доставили птицы, как оказалось, обладавшие зачатками ментальной силы, и поэтому некоторое время сопротивлявшиеся щупальцам разума. Но нет худа без добра, смысл этого странного человеческого выражения, как ни странно, полностью подходит к текущей ситуации. Несмотря на значительные затраты силы и даже некоторое повреждение ментального поля, пополнившие ряды моей свиты пернатые существа оказались крайне полезны. Обладая врожденными ментальными способностями и довольно развитым мозгом, что для птиц довольно странно, они позволили раскинуть мою ментальную паутину на довольно значительную область, вдобавок намного облегчив ее контроль, благодаря тому, что их разумы изначально были соединены в некую общность. Конечно, это было жалкое подобие общности разума Ориндолла, но в любом случае — использовать уже готовую систему, даже с переделками, было гораздо легче, чем выстраивать ее с самого начала на непредназначенном для нее оборудовании. Странная аналогия с железными думающими машинами проскочившая в облаке памяти, покоробила и заставила содрогнуться от омерзения. Само понятие мертвого разума было просто физиологически неприемлемо. Ведь даже нежить — в чем-то понятна, хотя бы по той причине, что хотя и использует для своего существования некоторое подобие эктоплазменных мозгов, но все равно по структуре разума не отличается от любого другого живого существа. Но — полностью неживой разум, подчиненный мертвой логике нулей и единиц, тяжело ворочающийся в камне микросхем и жужжащих металлических дисках накопителей информации... Разум, не имеющий ментального поля, мертвый по своей сути — это страшно. Даже не в том смысле, что его нельзя подчинить и включить в общность дополнительным кластером (если воспользоваться компьютерной терминологией). Нет, иррациональный страх возникает не от этого, а только от возможного ощущения прикосновения к чему-то настолько чуждому и непознанному, что даже иллитида передергивает от омерзения.

Именно такие мысли и рассуждения занимали периферийные области ядра разума, ни в коем случае не мешая сканированию окружающей местности, осуществляемому с помощью вновь обретенных летающих вестников. И этот процесс, с одной стороны неприятный из за большого количества встречаемых живых существ, приносил какое-то извращенное удовлетворение... Экстаз боли и мучения прикосновения искалеченных щупалец ментальной оболочки к мельчайшим комочкам разума. Как слепец, обретший зрение и устремивший взор на солнце, как паралитик, наконец-то ощущающий ласкающее и одновременно наполненное мукой прикосновение к раскаленной стали. Тихое шипение, заполняющее небольшой просвет в густых зарослях колючего кустарника, заставляющее вздрагивать невольных телохранителей... и бесценные драгоценности... невиданные ни одним из смертных и бессмертных существ... крупные жемчужины слез, первых слез ужаса подземелий... слез восхищения и боли...

Окраина Нифгардских болот. Разбойники-вчерашние селяне.

Бухнувший кувалду оземь кузнец зло посмотрел в сторону старосты, и, сплюнув, пробурчал:

— И чего мы сюда поперлись? Уж скоро корни пустим. Толку-то все равно нет, надо было на королевском тракте засаду делать. А то тут не то что нормальных путников не встретишь, тут даже вон червяки и те страхолюдные.

С этими словами Тафим попытался оттереть о траву более чем пудовый оголовок кувалды от буквально расплескавшихся на нем остатков незадачливого червяка, на свою беду вылезшего на поверхность около признанного деревенского забияки.

— Я тебе дурню уже сколько раз объяснял — что на королевском тракте делать нам нечего. А тут может чего обломится. — Усталый голос старосты деревни незадачливых разбойников буквально лучился нотками усталости, уже больше похожей на болезнь. Так уж получилось, что на дело от общества пошли самые сильные, но, к большому сожалению их предводителя, дурные представители населения затерянной на краю Нифгардских болот деревеньки. Именно поэтому староста и взялся самолично участвовать в деле, да и захватил с собой своего племянника, хоть и молодого годами, но уже не раз доказавшего свою смышленость. Вдобавок шустрый малец был и самым лучшим лучником в отряде, что было немаловажно. И за все время ожидания успел уже не раз пригодиться, снабжая великовозрастных проглотов подстреленной дичью.

— Дядька! Так это если мы куда идти будем, то Перух за нами не поспеет, он же вчерась ногу повредил. — Веселая ухмылка, с которой высунувшийся из кустов племянник произнес всю эту речь, вызвала у старосты моментальный приступ раздражения.

— Неслух, кому сказано было за дорогой следить! Какого грыхга вообще приперся? А ну цыть обратно!

В ответ на взбучку, племянник виновато втянул голову в плечи и побрел в сторону наблюдательного поста, искусно сооруженного на склонившемся над дорогой дереве. Там, в гнезде из зеленых веток, паренек и пристроился, жалуясь себе под нос на жизненную несправедливость и скуку, мучающую его весь день. Так как на этой дороге с самого вчерашнего дня не показывалось ни души. А то, что показывалось вчера — явно ее не имело. При воспоминании виденной вчера картины плечи парня сами собой передернулись и по позвоночнику пробежали мурашки. Нет — о том, что проезжало вчера по дороге, не хотелось даже вспоминать, по общему мнению, видевших его деревенских, эта проклятая всеми богами нечисть уж точно не имела души. На такое нападать — легче самому повеситься.

Сам для себя племянник старосты уже давно решил, что лучшим способом быстро заработать была бы охота на болотных тварей — вон как их дядька Тафим одним ударом. Тем более что если найти хотя бы одного болотного гхырга, которым только что обругал его дядька, то только за одну шкуру у имперского торговца можно было бы выручить не много — не мало, а пять полновесных империалов. Или как их еще называют в народе — солнышек. И это не считая целебной печени и клыков твари — которые тоже довольно хорошо ценятся. Хоть и меньше чем шкура, особенно серая — со старых тварей. Такая идет на доспехи личной гвардии императора и богатых дворян. Вот уж на что смердячая тварь — евонным именем в народе из-за этого и ругаются. Но ценится — как никакая другая.

С этой мыслью паренек сморщил гордое выражение на покрытом мазками болотной грязи лице и пародируя речь виденного один раз на ярмарке мага, а точнее ученика магической академии, поднял палец и произнес: