— Не душа?
— Скорее, часть души, та самая, которая больше всего связана с этим местом. Если вы позволите, я немного отвлекусь в сторону. Скажите, Аня, вы верите в Бога?
Девушка задумалась. Глубокая ночь, желтое пятно света на скатерти от абажура, к ногам подобрался один из котят, и она взяла его на руки. Из коридора сквозь приоткрытую дверь доносился стройный звук шагов — эвакуация шла полным ходом. Еще дня два, и они закончат, как доложил довольный Тахмар. Она только что познакомилась с прежним хозяином дома, который умер полгода назад, и даже предложила ему выпить. И вот теперь вопрос о Боге. Конечно, когда еще поговорить о таком.
— Верю.
Мама почему-то считала её болезненным ребенком и всего боялась: то коклюша, то гриппа, то скарлатины. И как врач подходила к вопросу здоровья дочери глобально, то есть со всех сторон: закалка, дорогущие витамины и причастие почти каждое воскресенье. Они, конечно, вместе читали детскую Библию, Аня ходила пару лет в воскресную школу, но все куда-то исчезло, растворилось с взрослением. Выпускной класс — свечка перед экзаменами, исповедь после ночи с первым мужчиной, после первого предательства — все это было. И тянуло в церковь каждый раз, когда наваливалась тоской жизнь, когда давило и ломало, тогда сама бежала в храм, а чтобы регулярно, полностью — нет, такого не было.
— Вера — это хорошо, — поддержал её Арвель, — человек должен во что-то верить, иначе в его жизни образуется слишком много пустоты, которую он пытается заполнить не всегда хорошими вещами.
— Например, водкой, — кивнула девушка и прищурилась: — А вы? Вы верите?
— Да, — с достоинством кивнул маг, — но у нас все немного иначе, сложнее, чем просто ад и рай. Вы теперь и сами знаете — миров множество, и я не открою вам тайны, если скажу, что кроме материальных есть и бесплотные миры. Читали Лествицу Иоанна Лествичника? Удивлены? Знаете, как у нас говорят — познай веру, поймешь и душу. Вот я и пробовал познавать. Завет читал. И Ветхий, и Новый. Ваш Христос... У нас бы его посчитали великим, а у вас... В пустом мире нет ни магов, ни магии. Остается одно — Бог. Но вернемся к нам. Представьте Лествицу миров. Бесконечную Лествицу. Чем выше, тем ближе к Создателю, чем ниже, тем ближе к хозяину мрака. Где-то в центре находятся материальные миры, а по краям — энергетические. Каждая ступень — испытание. Как проживешь, так и пойдешь — либо вверх, либо вниз. На некоторых еще не поздно задуматься, остановиться и рвануть вверх сразу на пару ступеней, на некоторых дорога только вниз, во мрак. И чем дальше от центра, тем более меняется душа, становясь похожей или на Создателя, или на того, кто прячет лицо во мраке.
А Сан Саныч... Магия не дает знаний о том свете, так что где его душа сейчас, на какой ступени, я сказать не могу, но с его призраком все проще. Предметы, как и люди, имеют энергетическую память. Если долго носить одно и то же украшение, оно сохранит отпечаток вашей ауры. А дом, да еще с порталами... Наш призрак — это воспоминание дома о прежнем хозяине, не лучшее, скажу я вам, но какое есть.
Вот как... призадумалась Аня. Странный у них выходит разговор. И Бог, и миры, и Лествица. Интересная религия у переселенцев. Переход, но только не в рай или ад, а в другой мир. И куда именно — выбор, и только твой. Можно сказать — всю жизнь выбираешь. Вот как проживешь, сколько плохого или хорошего совершишь — туда и попадешь. А наш материальный мир — лишь ступень на этом пути. Непростая, надо признать, ступень, но кто знает, что происходит с душой в нематериальных мирах, и не сложнее ли там? Без еды, без телесных радостей, а болезни... Душа порой болит сильнее тела, особенно если в ней начинает говорить совесть.
— Кажется, Анечка, я вас немного утомил, — голос Арвеля был сама забота, — простите старика за это незапланированное представление с призраком. А вы — молодец, хорошо держались, — и он перевел взгляд девушке за спину.
Павел, — догадалась Аня, но оборачиваться не стала. Хватит того, что при мысли о Павле невидимое тепло согрело сердце, а в воздухе ощутимо запахло сиренью. Неожиданно для зимы, хотя... Что может быть нормальнее сирени в декабре? Осталось только поверить в подснежники под Новый год и все... здравствуйте, белые палаты.
И словно в противовес её сомнениям пушистая ветка с желтыми цветами легла на стол. Крупные соцветия, собранные в кисти, мало напоминали собой сирень, но пахли именно так.
— Просили передать, — с легким оттенком неприязни в голосе произнес маг.
Аня дотронулась до цветов — желтая пыльца осела на кончиках пальцев, а запах стал сильнее. Это был запах солнца, журчащего ручья, первой трели соловья, мокрой после дождя травы, это был запах весны. И Аня вдруг ощутила, как отступает усталость, как уходит раздражительность, а тело наполняется легкостью.
Бессонная ночь — легко! Еще кофе? С радостью. Ведь уйти наверх сейчас было бы сродни предательству. Остальным — труднее. От их упорства и силы воли зависело с чем останутся чойгвейцы в чужом мире.
— Ты куда? — обеспокоенно уточнил Павел, когда она прошла мимо него на кухню.
— Кофе варить, — ответила, перекрикивая шум перемалывающихся зерен.
В столовой о чем-то тихо заспорили мужчины, но Ане было решительно все равно, что о ней думают переселенцы. Она нужна чойгвейцам, пусть её помощь минимальна, но она её окажет.
Проснулась Аня в обед, с недоумением оглядела комнату, себя в кровати, одетую, но под одеялом. Ботильоны стояли рядом на полу. Приподнялась, заглядывая в окно. Стоящее высоко солнце намекало на то, что ранние пташки уже сто дел переделали, пока она тут почивать изволит.
Кажется, она отрубилась, сидя на стуле. И было это после двадцатого или тридцатого гостя на кухне? Аня смутно помнила усталые лица, сбивчивые слова благодарности, термос, который она наполняла еще не один раз, и озабоченные взгляды Павла, отчаявшегося уговорить её идти отдыхать.
Что еще? Кажется, она сварила-таки борщ. Навестила пару раз Фиолетика, убедилась, что эвакуация идет, как надо. И только потом позволила себе задремать на неудобном стуле. Кажется, заглядывал Сан Саныч, ворчал, что девку не жалеют, скоро будет не разобрать, кто из них призрак — три пердинки до смертинки осталось. Кажется, Павел пытался оправдываться, а старик советовал брать в охапку и тащить из кухни, даже предлагал веревку ради такого дела пожертвовать, если рыпаться начнет. А у нее не было сил возмутиться бесцеремонностью бывшего хозяина.
Потом был провал, и как она оказалась в собственной постели, Аня не помнила. Совсем.
Рядом шумно зевнули, и на краю постели показалась черная морда. Мокрый язык прошелся по руке — Вальди.
— Что, мой хороший? Проспали мы с тобой все на свете?
Аня потрепала пса по голове. Тело ломило, в голове было пусто, и хотелось одного — спать и спать. Она сладко зевнула, и Вальди подхватил зевок хозяйки.
Через пять минут умытая, одетая в свежий бадлон Аня спускалась по лестнице. В доме было подозрительно тихо, а в коридоре настораживающе пусто. Она заглянула в столовую и задержала дыхание — там, сидя за столом, положив головы на руки, сладко спали трое: Тахмар, Павел и Арвель. Похоже, так устали, что сил дойти до постели не оказалось. А как же эвакуация?
Она тихонько отступила в коридор, но тут Павел, словно учуяв её, поднял голову, мутные от сна глаза несколько мгновений смотрели непонимающе, потом взгляд мага прояснился.
— А, Аня, — зевнул он, потер руками лицо, — проснулась.
Он взглянул на часы, что висели на стене, и снова зевнул, прикрывая ладонью рот, потом пояснил:
— Больше четырех часов подремали, пора вставать. Твой Фиолет вытребовал пять часов на отдых. Пришлось уступить, — недовольно скривился маг.
— Он был прав, — сонно пробормотал Арвель, не поднимая головы, — мы теряли темп, народ растягивался, а кое-кто спал прямо на ходу. Нам всем требовался отдых.
— Но как же остров? — нахмурилась девушка.
— Прислали помощь с материка, — поднялся с места Тахмар, встряхнулся. С помятым от сна лицом, в неизменной черной рубашке и всклокоченными волосами, он как никогда напоминал собой старого ворона. — Не беспокойтесь, Аня, все под контролем. Еще день-полтора и мы закончим. А вы — отдыхайте, смотрите, какая чудная погода на улице. Гулять и гулять, — и он махнул рукой в сторону окна, где действительно заманчиво светило солнце, а чистый белый снег искрился сокровищами зимы.
Девушка понятливо усмехнулась — она снова важная персона, которой белы рученьки замарать нельзя. Помощь с материка — хорошо, вот только, что маги захотят взамен? Как уже поняла Аня, правительство умирающего мира не имело привычки разбрасываться помощью на халяву.
На кухне что-то грохнуло, жалобно зазвенели осколки по полу.
Девушка распахнула дверь — от кофейного аппарата подняла голову сосредоточенная Таймара, рядом на полу валялась разбитая кружка, от которой медленно растекалась коричневая лужица, в ней уже шлепали лапами котята, однако боевую магиню сложившаяся ситуация ничуть не смущала.
— Кофе? — предложила она и, не дождавшись ответа, бросилась нажимать кнопки. Машина, чуть подумав, мстительно высветила красным одну из кнопок. Таймара "зависла", на лбу у нее морщинками собралась обида.
— Воды налей, — голосом Сан Саныча проговорила стена рядом с ней. Прозрачная рука для верности высунулась и ткнула в нужном направлении. Таймара просветлела лицом, кинулась подливать воду в контейнер.
Аня, прислонившись к косяку, сложив руки на груди, с улыбкой наблюдала за творящимся действом. Звякнула микроволновка, и Таймара, нацепив рукавички, с торжественным видом достала тарелку — восхитительный запах свежеиспеченных булочек с корицей наполнил собой кухню. Девушка повела взглядом — в углу на тумбочке обнаружилась пустая упаковка из-под полуфабриката — и успокоено перевела дух — чуда не случилось, но прогресс на лицо.
Странно, что маги упорно не хотели брать в команду лишних людей, предпочитая использовать боевых магов на кухне, ну да это их дело. А сейчас ей всеми силами демонстрировали — бессонное бдение повторять не обязательно. Кофе сварить и разогреть замороженные булочки или пиццу они в состоянии и сами. Загвоздка лишь в одном — ради чойгвейцев кофе варить никто бы не стал.
— Нет, спасибо, — она говорила четко и раздельно, чтобы Таймара поняла, — лучше чай. И борщ остался?
— Борщ! — уловила знакомое слово магиня, тут же бросившись к холодильнику.
— Им предложи, — махнула Аня рукой в сторону столовой, изучая удивленным взглядом десятилитрового монстра, которого с трудом удерживала в руках Таймара. Неужели это она сама сварила? Вот бы мама удивилась. Обычно её на кухню не затащишь, а тут... разкухарилась, одним словом. Гены, н-да. Бабушка, рассказывали, на мамину свадьбу одна стол накрывала.
Из стены приветственно махнул Сан Саныч, шепотом отчитавшись, что все в порядке — он присмотрит. Монстро-машина почти приручена, микроволновка тоже, а вот с домом надо что-то делать. Дожились — стада по коридору гонят, а навоз кто убирать будет, а?
Аня обещала разобраться, налила молока котятам, дала корма Вальди, помогла вернувшейся Таймаре поставить греть борщ. Оглядела кухню взглядом полководца и решила, что вполне может позволить себе помыть посуду позже, а пока... чай с булочкой, и пусть весь мир подождет.
Во время завтрака, плавно переросшего в обед, маги обсуждали непонятные сектора, сыпали цифрами, ругались на координаторов, поносили неизвестных девушке личностей — шел обычный рабочий процесс исхода в другой мир. Аня внимательно вслушивалась, запоминала. Никто не требовал, чтобы она с ходу во всем разобралась. Честно сказать, вообще не требовал, чтобы она хоть в чем-то разбиралась, но чем ей заниматься? Пить водку, как Сан Саныч, или играть целыми днями в бродилки? А зачем, если реальность гораздо интересней?
Она разберется, обязательно во всем разберется, дайте только время.
— Павел, — остановила Аня поднявшегося из-за стола мага, его товарищи поспешно удалились, оставив их двоих, — можно вопрос?
Павел кивнул и вернулся за стол.
Ане вдруг захотелось провести рукой по черным волосам, ощутить под пальцами колючесть его небритой щетины, прижаться, вдохнуть аромат туалетной воды — горький цитрус — и расслабиться, не думая ни о чем.
Она стояла, разглядывая его осунувшееся лицо, синяки под глазами, и понимала, что никого красивее не встречала в жизни. И не нужны ей другие мужчины, у нее уже есть один, а остальное... прорвемся как-нибудь.
— Расскажешь, с чего такая щедрость? Переправка скота, маги-погодники — и все ради чойгвейцев?
— Не веришь? — скривился Павел, вздохнул и подтвердил: — И правильно делаешь. Чойгвейцы со своим упрямством никому не интересны, но вот мир Фиолета... Это архипелаг, Ань, и за тем островом еще семь. Три крупных, четыре средних.
Горечь вползла в сердце девушки, холодя душу.
— Это плохая идея, — проговорила тихо. Сладко пахли булочки с корицей, шумела на кухне вода, потом раздался звон — Таймара продолжала уничтожать посуду. Ну и пусть, подумала Аня, давно пора заменить старье. Оставить дракончиков, а остальное выкинуть.
— Согласен, плохая, — помрачнел маг, — но выбора нет. Понимаешь, Ань, гибнут люди. Каждый день гибнут те, кто стал первыми переселенцами. Представь, что им пришлось пережить. Мы не можем их оставить без помощи.
— Странная у вас политика, — задумчиво ответила девушка, — чойгвейцев можете бросить, а остальных нет. Я понимаю, болотный мир — не сахар, но там хоть нет угрозы мгновенной гибели. Значит, вы желаете переместить еще и первых переселенцев в мир Фиолета, а за ними потянутся остальные, так? И будет куча причин, по которой надо продвигаться дальше в этот мир, но загвоздка в одном — точка входа лежит и никуда не денется на чужой территории! И её хозяину скоро надоест провозить вас через свой лес.
— А что ты предлагаешь? — сжал руки в кулаки Павел.
— Отправьте пока детей и больных. Остальные пусть ждут. Форсируем разведку других миров.
Павел открыл было рот, но тут же осекся и торопливо закончил:
— Я передам твое мнение, — поднимаясь из-за стола. Он обошел стоящего на пороге наблюдателя, обменявшись с ним выразительными взглядами, и ушел.
— Так почему вы считаете, что Фиолет опасен?
Маг отлип от стены, шагнул ближе. Он не скрывал, что слышал часть разговора, и Аня мгновенно разозлилась. Как именно зовут наблюдателя, она не помнила. Для нее они были все на одно лицо.
— Опасен не он, а ваше отношение к нему. С вашей точки зрения он — сущность, которую надо исследовать, вывернуть наизнанку и, если получится, подчинить. И на его личное желание вам при этом плевать. А ведь он разумен плюс является сильнейшим эмпатом и, скорее всего, телепатом. Как быстро Фиолет вычислит ученых, которых вы под видом беженцев уже заслали в его мир?
Наблюдатель побледнел, поджал губы, явно недовольный речью девушки.
— А я вам отвечу — как только они шагнули за порог портала. И что он сделает, если ему не понравятся их методы? Не знаете? Вот и я не знаю, но скажу одно — защищать их не буду. Чойгвейцы точно проживут рядом с морем, больше им ничего не надо, а портал я закрою, как только Фиолет меня попросит. Так что настоятельно советую свернуть исследовательскую программу, забыть об экспансии этого мира и крайне вежливо относиться к его хозяину.
