Затерявшийся

— Никак не меньше пары часов.

— Тогда я на перевязку, а потом готов забрать подарки.

В госпитале царила нездоровая суета. Ещё в лагере узнал, что вроде в город прошёл большой медицинский транспорт, то ли немцы опять перешли в наступление, то ли советские войска нанесли контрудар. Главное по радио обычные сводки — идут упорные бои. Нет, рассказывают как немцев бьют в хвост и в гриву, но я уже привык, назвали пару отбитых населённых, но особо победных реляций или наоборот не наблюдается. Непонятно.

Обер-арцт был загружен по самый верх своей медицинской шапочки. На мою просьбу прислать фройляйн только махнул рукой и попросил долго её не задерживать, а вот на желание получить свободную перевязочную отреагировал бурно.

— Молодой человек, вы в своём уме, да у меня раненые в коридоре лежат. Здесь вам что дом свиданий? Ладно, пройдите в мой кабинет, там не заперто. И учтите у вас пятнадцать минут и не секундой больше. Как вы будите смотреть в глаза людям если из-за несвоевременной перевязки кто-либо из солдат получит гангрену и лишится конечности, а то и того хуже умрёт?

Как-как, молча. Это будет как минимум значить, что он не вернётся на фронт. Без ноги можно жить, а вот с дырой в башке как-то проблематично. Ждать пришлось долго, да и стрелки на часах вели себя до крайности уныло, не то что еле ползли, скорее просто стояли на месте, нагло ухмыляясь. На редкость наглые часы, немецкие наверно. Наконец дверь хлопнула и вошла она.

— Костя, — жаркий шёпот в ухо. — Немедленно поставьте меня на пол. Вдруг кто-то войдёт. Я же сейчас всё растеряю, грохота будет на полгоспиталя.

Это она права, свёртки с бинтами это ладно, но если она уронит эту блестящую банку для стерилизации, то точно все сбегутся. Но отпускать такую мягкую теплую и красную словно помидор — что я враг себе? Ох, ладно сам с собой потом помирюсь. Единственное что она сделала прежде чем снова оказаться в моих объятиях это избавиться от своей ноши, свалив её на стол главврача.

— Константин, довольно, у меня времени нет, Рогге ругаться будет. Вы прямо как из леса приехали — хвать девушку и сразу целоваться. У меня же губы опухнут, как я в глаза людям смотреть буду?

— С чувством превосходства!

— Вам бы всё смеяться...

— Мы разве не на ты? Если нет предлагаю выпить на брудершафт.

-Обойдёшься, спирт только для наружного применения, в целях обеззараживания. Хватит, садись буду бинты снимать, и лучше говори по-немецки, мало ли кто подслушает.

— Но ты же будешь меня хуже понимать.

— Я тебя без слов отлично понимаю, твои хамские руки и губы всё отлично объясняют. Ну-ка убрал грабки на колени. Правда, хватит — мне работать надо.

— Всё, я уже паинька. Откуда страдальцы?

— Наши под Смоленском вроде в наступление перешли. Как думаешь скоро нас освободят?

— Не знаю, — зачем девушку расстраивать, пусть надеется. — Может и скоро. Но нам надо пока здесь работать.

— На немцев?

Аж передёрнулась бедная.

— На себя и против них. Подумай как удобнее ваш аптекарский склад подломить.

— Выражения у тебя... Петька у нас во дворе так выражался — посадили его в сороковом за грабёж.

— Это не грабёж, это экспроприация.

— Вот-вот слово в слово.

— Времена, Оль, изменились. То, что раньше было нельзя, теперь нужно. Вот немчуру побьём и опять станем законопослушными гражданами.

Она с сомнением посмотрела на меня, но промолчала.

— Хорошо, я подумаю. А много лекарств надо.

— Чем больше унесём, тем меньше останется.

— Но здесь же раненые, они без лекарств умереть могут.

— А наши бойцы в лесу без лекарств не могут? Да я готов за одного своего весь госпиталь закапаю, вместе с персоналом... Ой, извини, на нервах весь. Знаешь что эсэсовцы в городе?

— Да, приехали какие-то страшные, в чёрном. Один заходил, так у меня до сих пор мурашки как вспомню — у него глаза убийцы, бледные и пустые.

— Вот они и приехали убивать. Всех кто нам помогает, всех кто не смерился, вообще всех кто им не по нутру придётся.

— Соседка говорила, что евреев будут куда-то эвакуировать, их уже забирают.

— Может и будут куда, на тот свет скорее всего.

— Но они же ничего не сделали.

— Они есть и этого достаточно, мы с тобой тоже в недочеловеках числимся, и участь наша быть у господ рабами.

— Как при царе?

— Хуже, как при Вельзевуле!

— Да ну тебя, ты меня просто пугаешь. Ой, что с твоим лицом?

— А что?

— Даже шрамов почти не осталось, такого не может быть.

— Свяжешься со мной ещё не такое будет. Я с Вельзевулом борюсь, поэтому мне высшие силы помогают.

— Не богохульствуй, — не приняла моей шутки Ольга. — Нехорошо это, Он обидеться может, и лишит тебя помощи.

— Тю, а небось комсомолка?

— Одно другому не мешает.

— Оно может и верно. Но мне от тебя помощь требуется.

— Сейчас обратно забинтую, никто не заметит.

— Это хорошо, но сначала тебе придётся шрамы обновить.

— Как?

— Ланцетом, или чего у тебя там есть режущее.

— Я не смогу.

— Ноги пилить можешь, а здесь только слегка поцарапать. Не бойся, через день всё отлично заживёт, небось вам преподаватели рассказывали о повышенной регенерации, вот я такой.

— Но зачем?

— Не нравятся мне эти эсэсовцы, я сегодня со старшим уже беседовал. Не дай бог проверку какую устроят — рассказывай им потом о повышенной регенерации.

— Хорошо, я попробую, но может быть больно.

— Вытерплю, из твоих рук хоть чашу с цикутой.

Через пять минут снова изображал мумию. В двух местах через бинты были заметны следы крови, в общем всё как после нормальной перевязки. Мой ангел в белом, прильнув напоследок, выскользнула из моих рук, оставив на губах сладкий вкус поцелуя. Пора и мне линять.

Глава 11.

— Ну что, старшина, как тебе приход?

— Прямо как с дивизионного склада перед Первомаем.

Стало смешно, когда представил какую такую траву присылали с дивизионных складов к Первомаю, что от неё конкретный приход был. Сорт наверно такой — Особая Первомайская. Кошка списал мою весёлость на удачно прошедший рейд и тоже широко улыбнулся. Хорошо-то как! А вон и Байстрюк ковыляет.

— Как здоровье?

— Нарастает помаленьку. Эскулап говорит, месяц похромаю, да спать буду на животе, а дальше должно всё нормально пойти.

— И это хорошо. Отправь посыльного за капитаном. Да, пусть воентехника с собой берёт, нам всё это добро ещё ныкать.

— Хорошо, командир.

— Командир, — это опять старшина. — Что в городе слышно?

— Подожди, всё на совещании расскажу. А коротко — халява похоже заканчивается, заинтересовались нами чёрные силы. Ничего, прорвёмся. Говорят у китайцев, знаешь что китайцы вместо букв иероглифами пишут? Так вот иероглиф означающий кризис, можно прочитать как — новые возможности. Брешут небось, но толика смысла в этом есть.

Разгрузка шла споро, особенно когда из большого лагеря подошло два десятка бойцов, приведённых Нефёдовым. Совещание снова пришлось совмещать с поздним ужином.

— В общем, товарищи, новостей море. Как хороших, так и не очень. Есть совсем плохие. Несмотря на контрнаступление наших войск под Смоленском, немцы собираются устроить большую чистку в тылу. Либо считают что они здесь надолго, либо боятся активизации войны на коммуникациях. Скорее и то и другое. Пока что в Полоцке замечена зондеркоманда семь 'А', но ей в любой момент могут быть подчинены и полевые части. Так что ваши слова, старшина, про зондеркоманду были пророческими, помяни чёрта, он тут как тут.

— Так они по нашу душу, товарищ командир?

— В общем нет, капитан. Пока у них главная задача зачистка евреев и советских активистов, нас они пока за большую силу не считают. По крайней мере мне так кажется после разговора с их начальством. Да, да, уже успел познакомиться, поручкаться и принять предложение вместе пограбить.

— Блин, и эти туда же, они что все сюда грабить пришли?

— Не волнуйтесь так, товарищ старшина. Это нам на руку. А насчёт того все ли — наверно не все, но многие. Некоторые просто пришли убивать, евреев например или вообще кого попало. Поэтому можете рассматривать их не как военных соперников, а как бандитов. Они нас, кстати, таковыми и считают. Если попадёмся, лагерь нам не грозит, только пуля или петля.

Среди присутствующих прошла волна оживления и тут же спала, они и так это знали, но принять не могли. А придётся.

— Так, теперь с вами Цаплин — обсудите со старшиной объемы работ по схронам долговременного хранения. На эти работы поставить надёжных неболтливых людей, в крайнем случае возьмите подписки, Ермолов поможет.

— Товарищ командир, а зачем нам здесь эта бюрократия?

Жорка стервец, отдохнул значит. А как остальные среагировали? Цаплин индифферентно, а вот Нефёдов с Кошкой посматривают на Байстрюка недобро.

— Затем, что лучше бюрократия, чем анархия. Товарищ капитан, подразделения сформированы?

— Да. Только командиров не хватает, на сержантских должностях сейчас старослужащие. Если справятся буду ходатайствовать о присвоении им званий.

— А мы имеем право?

— До сержанта имею право своей властью.

— Хорошо. Списки потом мне. Хотя... Найдите мне начштаба.

— Вообще-то я уже Тихвинского назначил.

— Не пойдёт. Не в том смысле что не подходит для этой должности, а в том что он всё время на переднем крае. Не хочу предоставлять немцам такой источник информации, если вдруг в плен попадёт.

— Он комсомолец и ничего врагу не скажет.

— Это смотря кто и как настойчиво спрашивать будет. Лично я даже за себя гарантировать не могу, несмотря на мой низкий болевой порог. Поэтому советую всему командному составу иметь смертную гранату.

— Какую?

Я вытащил из кармана и продемонстрировал яйцо немецкой тридцать девятой.

— Ту, которой себя подрывать в безвыходном положении. Надеюсь ни у кого религиозные мотивы не перевешивают ответственность перед товарищами? Лучше что-либо серьёзное типа эфки, но мне в этой форме как-то несподручно. Только учтите — это крайний случай.

Мы здесь не для того чтобы умирать.

Дальше пошли хозяйственные и организационные вопросы, в общем уже решённые до меня. Нет, так не пойдёт. Дал команду — все вопросы, решаемые без вмешательства вашего покорного слуги, исполнять в рабочем порядке. Мне только краткую сводку за день. Максимально краткую. А вот спрашивать, если что, буду по полной. Бюрократию и разделение обязанностей придумал вовсе не ленивый человек, а просто умный. Почему бы не повторить за умным? Даже краткая сводка затянулась почти до полуночи. Будем надеяться что это с первоначалу, а дальше наладится. Ещё завтрашний день на разгребание завалов есть, а послезавтра опять в Полоцк. Каждая следующая поездка на порядок опаснее, может забить? Нет, жаба задушит. Да рискую двумя десятками человек и собой, но сколько сотен жизней это может спасти.

— И последнее, товарищ капитан, как только мы снова уедем, разошлите группы по населённым пунктам, с известием о прибытии карателей. Всех евреев и активистов в лес, хотя бы на время.

— Может прямо завтра.

— Самому хотелось бы, но если хоть одна группа нарвётся на зондеркоманду и кто-то попадёт в плен, мы из города не выберемся. Не сможем мы всех спасти, капитан. Задницу себе порвём, а всё равно не сможем. И нам с этим жить.

* * *

Дежавю. Тот же КПП, те же грязные лица людей в грязных машинах. Часовой правда не тот, но и он похоже знает кто пожаловал, потому спокойно открыл шлагбаум, пропуская автоколонну.

Мезьер только что не приплясывал, поджидая меня во дворе своей конторы.

— Ну, наконец-то, Пауль!

— Здравствуйте, Отто.

— Да, конечно, да, здравствуйте.

О, какие потные ладони, так и хочется вытереть руку о галифе.

— Можем отправляться?

— Да, можем, да.

— Ну и отлично, поехали. Нам туда же?

— Да, туда же, да.

Вот же ж его переклинило. Интересно, чего он такого украл ценного, что так волнуется? Надо сделать вид, будто совсем не интересно, всё равно потом посмотрю.

— Э, Пауль, чуть не забыл, приезжал тот роттенфюрер, просил заехать к известному вам лицу. Надеюсь ничего опасного?

— Нет, всё нормально. Давайте сейчас на склад, а затем я отправлюсь на встречу.

В этот раз эсэсовская охрана меня так просто не пропустила. Минут пять пришлось подождать, после чего вышедший унтершарфюрер, предложил следовать за ним. Смотри-ка, расту, скоро глядишь и офицеров присылать за мной станут. Кабинет не изменился, его хозяин тоже, я пославил Адольфа, хозяин так же лениво отмахнулся. Вроде всё нормально.

— Присаживайтесь, — предложил мне Блюме после стандартного рукопожатия. — Хочу вам сообщить, что в городе мы работать заканчиваем. Все накопившиеся излишки лежат на складе, который вам покажет унтершарфюрер Шлосс, тот что проводил вас ко мне, он ждёт в приёмной. Вся оценка стоимости имущества и прочие мелочи лежат на вас, все контакты по этому вопросу только с унтершарфюрером. В общем это всё, что я хотел вам сообщить

— Извините, штандартенфюрер, а что известно о бандитах напавших на меня?

— Пока ничего, но думаю завтра к вечеру что-то узнаем. Нам сообщили об одном еврейском гнезде, а где евреи там и бандиты.

— Мы случайно не попадём там опять в засаду?

— Вы вернётесь в Витебск?

Всё-то он знает.

— Да.

— Тогда никакой опасности почти нет. Они спрятались в селе с таким еврейским названием, как же его... Сейчас.

Штандартенфюрер подтянул карту, лежащую на краю стола.

— Ага, Гендики. Это вот здесь между озёрами Белым и Чёрным. У этих славян никакой фантазии.

— Вы правы — дикий народ. Спасибо вам, что вы нас защищаете. Но не буду вас задерживать. Хайль Гитлер!

Унтершарфюрер, и правда, ждал меня за дверью. Кладовка тоже находилась в этом же здании, в подвале. Здесь лежало около трёх десятков набитых каким-то тряпьём мешков и кулей. В углу стояло несколько швейных и пара пишущих машинок, деревянный ящик, в котором навалом лежали ящички и коробки, вроде даже заметил пару готовален. Надо выкроить место в кузовах. Добро это мне практически не нужно, но не забрать подозрительно. Договорился с эсэсовцем что подгоню машину до вечера.

Теперь опять в госпиталь. Кабинет главврача снова оказался в нашем распоряжении. Вот только целоваться долго мне не дали.

— Костя, хватит. Тебя опять сегодня резать, чучело?

— Нет, сегодня обойдусь. Пауль Фриш на днях геройски погибнет от рук бандитов, и его обгорелое тело невозможно будет опознать.

— Ты что говоришь?

— Не волнуйся, я-то останусь жив.

— Фу, ты, дурак.

— Уж какой есть.

— Я тебе тут кое-что принесла. Убери руки, маньяк. Вот, это морфин, только шесть ампул, ещё аспирин... ну сами разберётесь. Шприц только один удалось достать. Прячь быстрее.

— Оля, больше так не рискуй.

— Да какой тут риск, если что сказала бы что хотела продать. Максимум обругают. Тут много чего тащат, а как раненых привезли столько всего списали.

— Лучше скажи — у вас основной запас медикаментов здесь, в госпитале?