До шестнадцати лет начинающая гейша обычно получает полоханы в час. Если Тыква остается на вечеринке только на пять минут, то хозяйка платит ей, словно она пробыла час. С другой стороны, никто не ожидает, что Тыква проведет на вечеринке только пять минут. Сначала мужчины думают, что Хацумомо взяла Тыкву так ненадолго только в этот вечер, но спустя какое-то время все начнут интересоваться, почему Хацумомо так занята, что не может уделить им больше времени, а ее младшая сестра не может остаться на вечеринке после ее ухода, как это принято. В такой ситуации Тыква много зарабатывала— три или четыре оханы в час, но ей и Хацумомо приходилось платить за это своей репутацией.
— Поведение Хацумомо лишь демонстрирует, до какой степени она ужасна, — заключила Мамеха. — Она делает все, чтобы Тыква казалась лучше. И наверное, догадываешься, для чего?
— Не уверена, Мамеха-сан.
— Она хочет сделать так, чтобы госпожа Нитта удочерила ее. Если Тыква станет дочерью окейи, ее будущее, а также будущее Хацумомо обеспечено. Ведь Хацумомо — сестра Тыквы, поэтому госпожа Нитта обязательно оставит ее в окейе. Понимаешь, что это значит? Если удочерят Тыкву, ты никогда не избавишься от Хацумомо. Если кого и выгонят из окейи, то именно тебя.
Я почувствовала то же, что чувствуют волны океана в тот момент, когда тучи скрывают солнце.
— Я надеялась увидеть тебя молодой популярной гейшей, — продолжала Мамеха, — но Хацумомо встала на нашем пути.
— Да, к сожалению.
— Ты уже знаешь, как нужно развлекать мужчин. Тебе посчастливилось встретиться с Бароном. Я пока не придумала, как нам перехитрить Хацумомо, но честно говоря...
Она неожиданно замолчала.
— Госпожа...
— Ничего, я просто начала делиться своими мыслями с тобой. А ведь ты живешь под одной крышей с Хацумомо. Все мои слова могут дойти до нее.
— Очень обидно, Мамеха-сан, что вы такого низкого обо мне мнения. Неужели вы действительно думаете, что я бегу в окейю и рассказываю все Хацумомо?
— Ты знаешь, до какой степени изобретательна Хацумомо. Ты должна мне доверять, Саюри.
— Конечно, госпожа.
— Я должна сказать тебе одну вещь, — произнесла Мамеха, наклоняясь ко мне. — На следующей неделе или через неделю мы с тобой пойдем вместе на мероприятие, где Хацумомо никогда не найдет нас.
— Могу я узнать куда?
— Конечно, нет! Я даже не скажу тебе, когда. Просто будь готова. Ты обо всем узнаешь в свое время.
Этим вечером, вернувшись в окейю, я спряталась наверху и посмотрела, что обещает мне альманах на следующие две недели. Среда подходит для путешествий на запад, и я подумала, может, Мамеха собирается взять меня куда-нибудь за город. Следующий подходящий день — понедельник — наиболее благоприятный день буддийской недели. Наконец, по поводу воскресенья было написано: «Баланс хорошего и плохого может открыть дверь судьбе». Эта фраза звучала наиболее интригующе.
В среду Мамеха не объявилась. Спустя несколько дней она пригласила меня к себе — в неблагоприятный для меня с точки зрения альманаха день, — чтобы обсудить изменение расписания уроков в школе. После этого целую неделю она не давала о себе знать. В воскресный полдень, услышав, как открылась дверь окейи, я отложила сямисэн, на котором играла, и побежала ко входу, ожидая увидеть одну из служанок Мамехи. Но пришел аптекарь и принес травы для страдающей артритом Анти. Служанка взяла пакет, а я хотела пойти продолжить игру на сямисэне, как вдруг заметила курьера, пытающегося привлечь мое внимание. Он держал небольшую записку, но я все же заметила ее. Наша служанка уже собиралась закрыть дверь, когда он сказал мне:
— Могу я вас попросить, госпожа, выбросить этот мусор.
Служанке показалось это странным, но я взяла бумажку и сделала вид, что выброшу ее в комнате прислуги. В написанной рукой Мамехи записке я прочитала: «Попроси у Анти разрешения уйти. Скажи ей, что у меня для тебя есть работа, и приходи ко мне не позже часа. Никому не говори, куда ты идешь».
Конечно, предостережения Мамехи не были лишними, но в любом случае Мама обедала с подругой, а Хацумомо с Тыквой ушли на какое-то мероприятие. В окейе остались только Анти и служанки. Я сразу пошла в комнату Анти и застала ее стоящей у постели уже в ночной рубашке. Она даже не спросила, для чего меня вызывает Мамеха, а лишь кивнула головой и нырнула в постель.
Когда я пришла к Мамехе, она еще не вернулась с утреннего мероприятия. Служанка проводила меня в ее спальню и помогла сделать макияж. Затем она принесла мне приготовленное Мамехой кимоно. Я уже привыкла носить кимоно Мамехи, но такая щедрость по отношению к младшей сестре не очень типична. На самом деле Мамеха слишком много для меня делала, и было интересно, надеется ли она получить что-либо взамен.
Приготовленное кимоно оказалось очень красивым — оранжевый шелк фона был расшит серебряными нитями. Это кимоно знали все в Джионе, и практически любой мог сказать, кому оно принадлежит. Позволяя мне надеть его, она распространяла свою ауру на меня.
После того как господин Ичода повязал пояс — красновато-коричневый, расшитый золотом, — я сделала последние штрихи в макияже и украсила заколками волосы. Потом заложила за пояс принесенный из окейи носовой платок Председателя и встала перед зеркалом, разглядывая себя. Меня удивляло, зачем Мамехе нужно, чтобы я сегодня выглядела особенно красивой. Сама она после возвращения переоделась в довольно бледное кимоно коричневого цвета со штриховкой серого цвета. И хотя в любом наряде она все равно выглядела необыкновенно утонченной, когда мы шли по улице, женщины, кланявшиеся Мамехе, смотрели на меня.
Около получаса мы ехали на рикше в незнакомый мне район Киото. Только по дороге Мамеха сказала, куда мы едем, — на соревнование по сумо в качестве гостей Ивамура Кен, основателя «Ивамура Электрик» в Осака, компании, кстати, изготовившей обогреватель, послуживший причиной гибели Грэнни. На соревнованиях также будет президент компании Нобу Тощикацу, правая рука Ивамура. Нобу — фанат сумо, помогавший в организации этих соревнований.
— Должна тебя предупредить, — сказала мне Мамеха, — Нобу очень своеобразный человек. Постарайся произвести на него хорошее впечатление. — И она посмотрела на меня так, словно хотела сказать, что очень расстроится, если я буду вести себя не лучшим образом.
Билеты на соревнования были распроданы уже неделю назад, поэтому о Хацумомо волноваться не стоило.
Наконец мы доехали до территории Университета Киото. Мамеха повела меня по небольшой аллее, обсаженной елями. Вокруг толпилось много молодых людей с нежной кожей и расчесанными на пробор волосами. На нас с Мамехой они смотрели как на что-то экзотическое и даже останавливались, когда мы проходили мимо. За коваными воротами преобладали мужчины более зрелого возраста, разбавленные немногочисленными женщинами, среди которых было всего несколько гейш. Соревнования проходили в университетском выставочном зале, сейчас уже не существующем, но для того времени выглядевшем просто грандиозно.
Когда мы поднимались по каменным ступеням здания, я увидела двух гейш и поклонилась им. Они поклонились мне в ответ, и одна из них что-то сказала другой. Мне показалось это очень странным, пока мы не подошли поближе и я не узнала подругу Хацумомо Корин. Я поклонилась ей еще раз, давая понять, что узнала ее, и заставила себя улыбнуться. Когда они отвернулись, я прошептала Мамехе:
— Мамеха-сан! Я сейчас видела подругу Хацумомо!
— Не знала, что у Хацумомо есть подруги.
— Это Корин. Она там... по крайней мере, была там минуту назад, еще с одной гейшей.
— Я знаю Корин. Почему ты так переживаешь? Что она может сделать?
Я не нашлась, что ответить. Но если Мамеха не переживала по этому поводу, то и я могла успокоиться.
У входа мы сняли туфли и пошли в носках по деревянному полу к месту, где располагались наши гости. Один из мужчин пожал Мамехе руку. Я сразу догадалась — это Нобу. Даже на расстоянии кожа его лица напоминала расплавленную свечу. Однажды он сильно обжог лицо, отчего имел такой трагический вид. Но когда мы прохаживались с Мамехой по павильону, мое внимание привлек человек, сидящий на циновке рядом с Нобу. Я могла видеть только его затылок, показавшийся мне до боли знакомым. Может, я встречала его еще в своей маленькой деревушке...
И тут я поняла: это — господин Танака!
Он каким-то особенным образом изменился. Я видела, как он поглаживал свои седые волосы, и обратила внимание на то, что движения его рук стали очень уж изящными. Я смотрела на него и не понимала своих чувств. Если я кого-то и ненавидела в этом мире, то это господина Танака. Я напомнила себе об этом и вовсе не собиралась присесть рядом с ним на колени и сказать: «О, господин Танака, как приятно видеть вас опять! Что привело вас в Киото?» Напротив, мне очень хотелось выразить свои истинные чувства, хотя, скорее всего, это именно то, чего не следовало бы делать начинающей гейше. На самом деле я очень мало думала о господине Танака за последние несколько лет. Если мне придется улыбаться ему, я улыбнусь так, как мне часто улыбалась Хацумомо. И скажу: «О господин Танака, я чувствую такой сильный запах рыбы... Сидя с вами, я испытываю чувство ностальгии». А возможно, скажу: «О господин Танака, вы выглядите... почти изысканно!» Хотя чем дольше я смотрела на него, тем больше понимала: он действительно выглядел очень изысканно, даже более, чем я могла себе вообразить. Вдруг он повернул голову, и я увидела широкое лицо, тонкий подбородок, глаза с мелкими морщинками вокруг... Неожиданно все во мне и вокруг меня успокоилось, словно этот человек оказался ветерком, а я облаком, носимым им по небу.
Это был знакомый мне человек, в каком-то смысле более знакомый, чем мое собственное отражение в зеркале. Но это был вовсе не господин Танака. Этот человек оказался Председателем.
Глава 17
Я видела Председателя совсем недолго, но после той встречи очень часто вспоминала и представляла его, словно песню, которую случайно услышишь, а затем постоянно мысленно напеваешь. Хотя, конечно, со временем детали стерлись. К примеру, его лоб мне представлялся выше, чем на самом деле, а седые волосы — не такими густыми...
Пока Мамеха приветствовала мужчин, я стояла рядом, ожидая своей очереди поклониться им. Что, если мой голос будет напоминать звук, издаваемый тряпкой при вытирании полированного стола? Нобу внимательно изучал меня, но я не уверена, что Председатель даже заметил. Я стеснялась смотреть в его сторону. Когда Мамеха присела и начала разглаживать свое кимоно на коленях, я заметила, как и Председатель с интересом посмотрел на меня. Мои ноги похолодели, потому что вся кровь прилила к лицу.
— Председатель Ивамура... Президент Нобу, — сказала Мамеха, — это моя младшая сестра Саюри.
Уверена, вы слышали о знаменитом Ивамура Кен, основателе «Ивамура Электрик». Может, вам даже доводилось слышать имя Нобу Тощикацу. Никакие партнерские отношения не были так знамениты, как эти. Они были как дерево и корни или как святилище и ворота перед ним. Даже я в свои четырнадцать лет слышала о них. Но я не могла предположить, что Ивамура Кен окажется человеком, встреченным мной на берегу ручья Ширакава. Я опустилась на колени, поклонилась им и произнесла все полагающиеся в данном случае банальные слова. Потом подошла и села между Нобу и Председателем. Нобу разговаривал со своим соседом, а Председатель сидел, обхватив пустую чайную чашку, стоявшую на подносе у него на коленях. Мамеха начала с ним о чем-то говорить, а я взяла небольшой чайник и отодвинула рукав, чтобы он не мешал мне наливать чай. К моему удивлению, Председатель поднял глаза и посмотрел на мою руку. Я видела, что предстало перед его глазами. Возможно, из-за приглушенного света в павильоне моя рука казалась нежного цвета слоновой кости и светилась, как жемчужина. Ни одна часть моего тела не казалась мне до этого такой прекрасной, как эта рука. Я видела, Председатель не отводит глаз от моей руки, поэтому не убирала ее. Неожиданно Мамеха замолчала. Мне показалось, она перестала говорить потому, что Председатель смотрел на мою руку и не слушал ее рассказ. И тут я поняла, что произошло. Чайник оказался пуст. Более того, он был пуст с самого начала, когда я только взяла его в руки. Я пробормотала что-то в свое оправдание и быстро поставила чайник. Мамеха улыбнулась.
— Видите, какая она настойчивая девушка, Председатель, — сказала она. — Если бы в чайнике оказалась хоть капля воды, Саюри налила бы ее вам.
— На твоей младшей сестре, Мамеха, очень красивое кимоно, — сказал Председатель. — Я не мог видеть его на тебе много лет назад, когда ты была начинающей гейшей?
Если у меня до этого появлялись хоть какие-то сомнения, действительно ли это Председатель, я окончательно убедилась в этом, услышав знакомую доброту и мягкость в его голосе.
— Может быть, — ответила Мамеха. — Но Председатель за свою жизнь видел столько разных кимоно, удивительно, как вы все помните.
— Я ничем не отличаюсь от остальных мужчин. Красота производит огромное впечатление на меня. Что же касается, например, этих борцов сумо, то я точно не отличу одного от другого.
Мамеха наклонилась ко мне и прошептала:
— Что Председатель действительно не любит, так это сумо.
— Мамеха, — сказал он, — зачем ты хочешь поссорить меня с Нобу?
— Да Нобу-сан уже сто лет знает о вашем отношении к сумо!
— Саюри, а для тебя это первое знакомство с сумо?
Мне было очень трудно начать говорить с Председателем, но прежде чем я перевела дыхание, все вздрогнули от страшного грохота. Мы повернули головы и увидели, как закрылась одна из гигантских дверей. Спустя какое-то время с грохотом закрылась вторая дверь. Нобу отвернулся от меня, и я не могла удержаться от разглядывания ожогов на его лице и шее, его деформированных ушей. Затем я увидела пустой рукав его пиджака. От сильного волнения я не заметила этого раньше. Рукав был сложен пополам и пристегнут к плечу длинной серебряной булавкой.
Должна рассказать вам, что когда-то молодой лейтенант японского флота Нобу несколько раз попадал под обстрел под Сеулом в 1910 году, во время присоединения Кореи к Японии. Когда я встретила Нобу, то ничего не знала о его героизме, хотя его история и облетела всю Японию. Если бы он не познакомился с Председателем и со временем не стал президентом «Ивамура Электрик», может, о нем никто бы и не вспомнил, как о герое. А так его ранения дополнили историю его успеха.
Впервые увидев его приколотый рукав, я не могла отвести глаза. Прежде мне не доводилось видеть никого, кто потерял бы конечность. Помню, когда я была совсем маленькой, помощник господина Танака отсек себе кончик пальца во время разделывания рыбы. В случае с Нобу отсутствию руки не придавалось большого значения, потому что вся его кожа представляла собой сплошную рану. Трудно, может, даже жестоко с моей стороны, описывать, как он выглядел. Я только повторю слова, сказанные о нем одной гейшей: «Каждый раз, когда я смотрю на его лицо, я думаю о картошке, попавшей в огонь».
