То, что внутри. Пробуждение

Крики вдалеке и какие-то фигурки, машущие руками и быстро удаляющиеся, прервали поток мыслей и вмиг разрушили все планы. Меня заметили. Досадуя за собственную неосторожность, я припустил лёгкой трусцой в сторону темнеющего неподалёку леса. Добравшись до него, поскорее проломился сквозь густой подлесок, надеясь, что никто за мной сюда не последует, и, не сбавляя скорости, продолжил углубляться в чащобу.

Сколько так продолжалось, не знаю. Может, час, может, больше. В какой-то момент, когда ненадолго остановился около небольшого ручейка, чтобы напиться, сквозь журчание воды послышались какие-то звуки. Я отошёл подальше и замер, прислушиваясь. Определённо, издалека доносились собачий лай, крики... Я оказался рядом с какими-то людными местами? Местные баре охотятся? Или... Или это всё по мою душу?..

Постаравшись определить, откуда шум, я побежал в противоположном направлении. Мне не нужно было ни случайных, ни, тем более, намеренных встреч. Но, к сожалению, уже скоро пришлось признать — звуки не удаляются. Наоборот, они приближаются. Неужели, всё-таки за мной? Что делать, куда деваться?..

Обуреваемый сомнениями, продолжать бег или повернуть, я вылетел на небольшую полянку. Там меня и спеленали. По ногам что-то резко ударило, и я, не удержав равновесия, полетел вперёд. Сразу же сверху навалилась живая тяжесть, придавив к земле и пытаясь вывернуть руки.

Я извернулся, почти вырвался, полоснул кого-то когтями... и очень неудачно ударился боком о землю, всем весом обрушившись на сумку со снадобьями. Последнее оставшееся из зелёных, припасённое на всякий случай и не истраченное в охраняемом големами проходе, рвануло, раздавленное мной, и перед глазами всё померкло.

Пришёл в себя уже в раскачивающейся на ухабах в противно скрипящей телеге, через совершенно неопределённый промежуток времени. Меня скрутили по рукам и ногам, из всего тела свободно двигать можно было, фактически, только одной головой. Оглядевшись вокруг, увидел двух сидящих на облучке типов, с седыми до белизны волосами, собранными в хвосты. Тут же обнаружился и ещё один, сзади — заметив, что я шевелюсь, он ударил меня по затылку, и я опять отрубился. Успел разглядеть только дурацкий шрам на щеке, и промелькнувшее на лице презрительное выражение.

Окончательно оклемался только сильно позже, видимо, когда мы уже завершали нашу поездку. Из-за бортиков телеги были видны высокие каменные стены, а тот тип даже не стал меня "выключать" на этот раз, позволив, в меру скромных и очень ограниченных возможностей, глазеть по сторонам глазами. И слушать спокойную болтовню тех двоих, сидящих спереди.

— Слышь, Салим! Как думаешь, сотню-то дадут? За живого? — голос первого молодой, звонкий, полный какого-то нетерпения и азарта.

— Да чего ж не дать-то, конечно, дадут... Там эта, баба альвийская, распорядилась их живыми по возможности приводить. Для чего-то нужны ей больно. Так что, думаю, вполне себе дадут... — второй голос — рассудительный, спокойный, явно в возрасте мужик.

— А кто она такая, баба эта? Откуда?

— Так откуда же мне знать-то, а? Припёрлась вчера, деловая такая. Да не просто припёрлась, а с Особой Императорской Грамотой! Так вот, припёрлась... И — давай всех баламутить. Мол, покончить с нашествием, мол, тёмных извести, мол, земли вернуть, мол, людям спокойствие подарить... Тех сюда, этих туда... Будто толк от этого будет какой. Короче, её бы устами, да настойку бабки Ады хлебать!

— Уж сколько их было таких, да?..

— И не говори! Вот помяни моё слово, с этой всё так же и будет. Пообломает, зубки-то свои... А работу всю — опять нам делать. Ничего, лишь бы звонкой монетой платили.

— А чего, зубки-то у неё? И всё остальное? Красивая?..

— Дык, альвийка! Конечно, красивая! У них других и не водится...

— И чего, этого значит для неё и везём? Да?

— Вестимо. О, глянь-кось, очнулся, зыркает... — меня ощутимо пнули в бок. И только тут я наконец сообразил, что, по хорошему, уже давно должен бы истечь кровью, после взрыва-то. Ан нет, живой! Неужто, потратились, подлечили?..

Вытащили меня из телеги перед угрюмым многоэтажным зданием из серого камня. Забранные решётками окошечки однозначно намекали на выполняемую им совершенно определённую функцию.

Затёкшие от долгой неподвижности ноги, на которых распустили путы, сильно затекли и подкосились, только меня на них поставили. Я так и рухнул на землю. Никто даже не попытался помочь встать, всем было всё равно. Так и пришлось валяться в грязи, между свежих и засохших лошадиных каштанов, и скрипеть зубами от боли в получивших наконец приток крови конечностях. И снова слушать...

— Кто у вас там? — голос новый, незнакомый, издалека. Повернулся в его сторону — тип в яркой одёжке, что-то типа мундира, с мечом на боку. Вышел из высоких дверей и идёт навстречу, в сопровождении ещё двух, в шлемах, кирасах и с копьями. Это меня, что ли, конвоировать? Как они, интересно, этими своими копьями орудовать будут, если попытаюсь убежать? Особенно, в помещении?..

— Кто-кто. Драконид!

— Да вижу, что драконид, Салим. Рассказывай!

— Так а чего тебе, рассказывать-то... Вот, поймали! Облаву устроили, да поймали. Староста тамошний клич поднял, мол, посторонний рядом с селом шарится, вида нечеловеческого. Мы сразу облаву и устроили. Этот, как погнали, так он сам, как миленький, в ручки к нам и прибежал. Совсем непуганый какой-то. В ловушку сунулся, словно кутёнок неразумный, и не подумал даже, что специально ведут... Под конец только, когда сообразил, что беда пришла ему — вот тогда неприятный сюрприз подкинул, самоубиться решил, на зелье подорвался. Всех осколками посёк, сильно. Только даже это у него не вышло. Не сдох, дурак, всё равно... Из его же сумки на него исцеляющее зелье натекло — даже лечить не понадобилось. А то мы уже думали, придётся от него голову везти одну...

— Где взяли-то?

— Так здесь, рядом, у Радимовки. Почти граница.

— Да знаю, знаю, где Радимовка эта. Там ночью застава сгорела неподалёку. И девку какую-то, говорят, живьём сожгли. Как думаешь, может этот быть из той банды, что непотребство учинила?

— Этот — вряд ли. Там вампиры были, и некромант. Точно говорю. А у этого клыков нету, и на мертвовода не похож, больно бестолковый... Ни духов-разведчиков вперёд себя, ни костяных гончих. Свиты даже никакой за собой не вёл. Хотя, конечно, если их много там было, мог на подхвате работать... Но эти, дракониды, они обычно с другими не водятся.

— Ладно, понял тебя. Пусть дальше дознаватели, да заплечных дел мастера, разбираются — мог, или не мог. Держи, Салим, тут сто двадцать. Было велено, за живых столько давать всем...

Меня, наконец, поставили на ноги, и повели. Не внутрь здания, как я почему-то рассчитывал, а куда-то за угол. О том, чтобы бежать, нечего было и думать, ноги освободили только частично, а руки были крепко скручены за спиной и стянуты в локтях, да ещё и мешок на них нацепили — видимо, чтобы не мог царапаться и огненные шары в кого ни попадя кидать.

Неподалёку от главного здания обнаружилась кузница. Там меня развязали, но радости это не принесло, потому как на смену верёвкам пришли тяжёлые кандалы. И моего мнения никто не спрашивал, опытные вертухаи скрутили как миленького, даже пикнуть не успел. Зря на них напраслину возводил, знают своё дело, даже копья не помешали.

Выведя из кузницы, меня доволокли до стоящей неподалёку телеги и примотали к торчащему из неё посередине вертикальному столбу. Стражники сели спереди, один взял в руки вожжи, и понурые лошадки потащили это странное сооружение со мной вперёд.

Мы проехали по улицам города, всюду вызывая живейший интерес местных жителей и собирая толпы зрителей вокруг. И если бы только зрителей... В меня летели камни, комья грязи, вообще всё, что можно и нельзя представить. Мне кажется, я на всю жизнь насмотрелся искажённых ненавистью лиц. Тут были все — мужчины, женщины, дети. Последние особенно досаждали, подолгу сопровождая телегу и изыскивая множество способов, как же мне досадить.

Длилось это долго, но, к счастью, не бесконечно. И закончился мой путь всё-таки в том мрачном здании с решётками, в подвальном помещении без окон, которое скудно освещала пара чадящих факелов, так, что дальний конец терялся в полутьме. Вдоль стен располагались железные клетки-камеры, в одну из которых меня и закинули, головой вперёд. Перекатившись на бок, я сел на полу, зазвенев дурацкими цепями, и начал медленно поворачивать голову, оглядываясь.

Тут же дёрнулся, пытаясь увернуться. На прутья, отделяющие мою клетку от соседней, бросилось что-то огромное и лохматое.

— Бу! — крикнуло оно, изучая меня блестящими в полутьме глазами. А потом загоготало, сотрясаясь всем телом. — Сморите, испугался, гы! Да не трясись ты так, дракончик. Не съем я тебя. Пока... Гы!

Это огромное лохматое оказалось мужиком под два метра, если не больше, в высоту, и лишь чуть меньше в ширину. Мужик этот напоминал конституцией шкаф — мускулистый такой, самоходный шкаф, с грубыми чертами лица, массивными надбровными дугами, ещё и одетый в какие-то засаленные обрывки шкур. Правда, открытые участки кожи не сильно отличались от этих лохмотьев — покрытые такой же густой, топорщащейся, и явно давно не мытой шерстью.

Отдельно обращали на себя внимание огромная борода, скрывающая нижнюю половину лица, и копна торчащих во все стороны волос на голове. Запах от этого товарища исходил соответствующий, причём, мне показалось, что разит от него псиной.

Потряся разделяющую нас перегородку и ещё поорав что-то, здоровяк быстро потерял интерес ко мне — наверное, понял, что больше не получится запугать меня, и стал ходить по своему узилищу взад-вперёд, словно беснующийся тигр. А я, когда окончательно привык к темноте, смог разглядеть ещё одну особенность его внешности. Глаза. Они у него были ни разу не человеческими. И когда смотрели в мою сторону, выражение имели очень нехорошее. Так обычно смотрят на пищу...

Это зрелище было каким-то завораживающим, и я всё продолжал и продолжал следить за плавными, крадущимися движениями своего соседа. Делал это совершенно не стесняясь — чего бояться, если нас разделяют толстые металлические прутья, уже один раз проверенные на прочность. Да и всё равно мы тут все, скорее всего, смертники.

Перестать пялиться на лохматого соседа стоило некоторых усилий. Но я всё же сделал это. Надо было узнать, кто и что ещё есть вокруг. На одном здоровяке мир не сошёлся.

Кто от меня прямо напротив, через проход, разглядеть не получилось. Какая-то груда тряпья, и, кажется, волос, лежащая на полу и не показывающая никакого интереса к окружающему. Зато в той клетке, которая наискосок, обнаружилась тощая человеческая фигурка. Она сидела сгорбившись и смотрела прямо на меня пронзительным, колючим взглядом.

Мы какое-то время играли в "гляделки", не проронив ни слова. Вокруг при этом сгустилась какая-то напряжённая, угрожающая тишина. Даже беснующийся здоровяк притих и подошёл поближе, проявив интерес к происходящему — я видел его силуэт боковым зрением, и слышал возбуждённое сопение совсем близко от себя.

Потом сидящий молчун улыбнулся, и я невольно скосил глаза на выглянувшие из-под верхней губы длинные, острые клыки. Меня невольно передёрнуло. Что за парад уродов? Куда я попал? Хотя... Если честно, и сам-то хорош...

Ещё одна клетка наискосок была пуста. И я, наконец, повернул голову в противоположную от лохматого сторону, уставившись на последнего своего соседа. Тоже широкоплечий, тоже с развитой мускулатурой, тоже бородатый, вот только низкорослый. Это было сразу заметно даже несмотря на то, что он сидел.

Ухмыльнувшись сквозь растительность на лице, коротышка прогоготал:

— Нет-нет, не смотри на меня так, смертничек! Перед тобой — самый обычный цверг. Во мне ничего особого: ни таких замечательных острых передних зубок, как у того тощего господина, ни таких красивых глазок, как у твоего шумного блохастого соседа...

— ...сам ты блохастый, слышь, ты!..

— ...и даже сисек нету, как у нашей красотки, той, что напротив. А они у неё такие, ух-х-х, не сиськи — мечта!..

Груда шмотья в клетке через проход зашевелилась и пробурчала женским голосом, мелодичным, но чуть хрипловатым:

— Иди в... Очень далеко иди, Вили!

— Я тоже люблю тебя, сладкая! Надеюсь, ещё станцуем на одной виселице!

— Знаешь, где у тебя сейчас будет виселица?..

— Полно, полно, дорогуша, не кипятись. Всё равно же ничего не сделаешь! Или ты ещё надеешься соблазнить стражников и выбраться отсюда? До сих пор не убедилась, что бесполезно? У них у всех амулеты! Ты для них самая обычная баба, грязная и слегка потасканная. Смирись уже.

Дама напротив наконец изволила подняться с пола и явить миру своё лицо, да и фигуру, неплохо различимую сквозь многочисленные прорехи в платье. Должен заметить, мой сосед Вили явно покривил душой, назвав узницу "самой обычной бабой". Как минимум, она была очень даже ничего. Высший сорт. Конечно, фингал под глазом, расцарапанная щека и спутанные лохмы портили впечатление, но женщина была очень хороша даже несмотря на это, какой-то откровенно порочной красотой, так, что при одном лишь взгляде на неё пробуждались все самые низменные фантазии, а томный, изучающий взгляд и перманентная развратная усмешка уголком губ, обещали их феерическую реализацию.

Безымянная узница какое-то время разглядывала меня молча, потом послала воздушный поцелуй и заговорила:

— Добро пожаловать, красавчик. Хотя... Какой ты, в ..., красавчик?..

— И не претендую, вообще-то. А гостеприимство ваше уже оценить успел... Нигде не чувствовал себя так покойно! Как дома, даже лучше!

Женщина ухмыльнулась, ещё больше искривив губы.

— Не обращай внимания на этих мужланов. Все на одной виселице будем, как говорит Вили... Ах, да, совсем о манерах с этими чудаками забыла. Меня зовут Майя, и я единственная дама здесь. Так что, если найдёшь способ выбраться... Ты знаешь, к кому идти.

С этими словами она развернулась, показывая, что не ждёт ответа, и снова примостилась на полу. Всего несколько простых движений. Но каждое из них было наполнено грацией и просто сквозило женственностью, было направлено на одно — на соблазнение. Поймал себя на том, что выглядит это всё как бесплатная презентация. Мол, смотрите, любуйтесь... Но если хотите больше, оплачивайте полный доступ.

Я с усилием отвёл глаза от зрелища. И поймал на себе насмешливый взгляд клыкастого молчуна напротив. Стараясь уйти от него, отвернулся... И увидел, что здоровяк смотрит совершенно так же, откровенно ухмыляясь во всю свою немалых размеров рожу. По поводу Вили даже не сомневался и не стал проверять. Наверняка там всё то же, абсолютно.

Смешок с его стороны подтвердил догадку.

— Ну и как тебе? Она у нас ведьма. Настоящая! Соблазнит любого.

Лохматый загоготал, будто цверг сказал что-то донельзя смешное. Я просто промолчал.

— Что-то ты больно неразговорчивый, а? Не хочешь поддержать беседу? Или только с дамами разговариваешь? А то ведь смотри, мы и обидеться можем...