6. Вольная Русь (Азовская альтернатива-6)

— Пане Пьетро, прошу, подойди ко мне, начальнику по углам прятаться не полагается.

— Я нет прятался, я не хотеть мешать, — ответил тот и без признаков страха подошёл.

— Так кому ты не хотел мешать?

— Тебе.

— А может, придурку Беккеру, который вопреки моему запрету вздумал пускать кровь и без того малокровному, да ещё больному человеку?

— No, no! — выставил итальянец руки перед собой, как бы защищаясь от несправедливого обвинения. — Я писал, что Беккер не есть медикус, а есть зубодёр и обманщик!

Последнее предложение он сопроводил широким взмахом правой руки. Собственно, когда Аквилани начинал говорить, сразу становилось видно, что он не саксонец или бранденбуржец, а сын знойной Италии, общался почтенный доктор медицины не только с помощью языка, но и мимики лица, жестикуляции рук.

— Кому писал? — затупил Аркадий, начиная осознавать, что здесь главный виновник совсем не его новый собеседник. Желание всех помножить на ноль стремительно утекало, замещаясь нехорошим, неприятным подозрением (пока подозрением).

— Порка мадонна мамма миа! Как кому?! — удивлённо раскрыл глаза и всплеснул руками Пьетро. — Тебе!

— Когда писал? — ещё теплилась в характернике надежда, что письмо до него не успело дойти.

— О!.. Давно, совсем давно, — замахал верхними конечностями итальянец.

"Шо, опять? Бли-и-ин горелый, почему же, как только надо найти главного виновника, так выясняется, что мне для этого достаточно посмотреть в зеркало на свою растолстевшую харю?"

Собственную полноту Аркадий имел привычку сильно преувеличивать, как и степень личной вины. Так уж получилось, что мало-мальски приличное представление о болезнях и их лечении в целом имел только он и никто другой. С набором медперсонала немногих выстроенных лечебниц существовали огромнейшие трудности, не всякий в них мог работать. Приходилось брать всех, кто подходил хотя бы условно.

К тому же, он быстро убедился, что люди остаются людьми вне зависимости от века, в котором родились. Стучали друг на друга лекари, как голодные дятлы на гнилом, полном внутри червей дереве. Доносы на ужасном русинском, латинском, иногда и на разных диалектах немецкого и итальянского, сыпались в его немногочисленную канцелярию в большом числе. Покопавшись немного в них, он ощутил самую натуральную тошноту, будто в дерме копался, после чего больше такую литературу не читал из принципа. Да и уличное воспитание сказывалось — с младых ногтей окружающие относились к стукачам плохо, мамочка, опять-таки, об этом вещала, осуждая доносчиков на прогрессивно мыслящих творцов. Потом, правда, выяснилось, что эти прогрессивно мыслящие друг на друга без всякого принуждения в органы жаловались, стараясь утопить конкурентов. Однако сильно выраженная нелюбовь к стукачам и стукачеству остались.

"Чёрт побери! Доинтеллигентничал. Из-за моей брезгливости человек может погибнуть. Умный, талантливый и очень нужный стране. Получается, что для вымещения злости на главном виновнике мне необходимо биться тупой башкой об стену. Не, лучше ограничусь устным выговором и сделаю выводы".

Так и не сделав больше никому выговоров, Аркадий — в явно расстроенных чувствах — покинул госпиталь. Медперсонал смог облегчённо вздохнуть, кое-кому пришлось чистить одежду — вжимаясь со страху в стену, они теперь имели побелённые спины. Это у многих вызвало нервический смех — пронесло.

Впрочем, облегчение получилось недолгим. Утром, так и не придя в сознание, тихо перешёл в мир иной Иржи Немец. При тяжёлой простуде, если не воспалении лёгких, то кровопускание его бы точно убило, хотя не факт, что Иржи выжил бы и без этой медпроцедуры. Антибиотики пока только искались — не так уж легко их выделить, ещё труднее наладить массовый выпуск, когда вокруг семнадцатый век в не самой развитой стране.

Москаль-чародей перенёс производственное совещание на следующий день и лично провёл следствие о причинах смерти Иржи Немеца.

В ходе допросов выяснилось, что обвиняемый дежурил по госпиталю в момент привоза туда больного и сам определил его на лечение в свою палату. Вероятно, зная о тёплых, почти дружеских взаимоотношениях чеха с большим начальником, решил выслужиться. Тем более, что состояние пациента тревоги не внушало — обычная простуда, для излечения которой нужны, скорее, отдых и хорошее питание, чем лекарства. Все в округе знали, что учёный сутками не выходит из лаборатории и ест нерегулярно.

Однако вскоре положение усложнилось — подскочила температура, Иржи стал периодически терять сознание и бредить. Беккер запаниковал — воспаление лёгких по тем временам часто приводило к летальному исходу. Смерть такого пациента не могла не вызвать гнева у опекавшего его колдуна, слухи о котором ходили один страшнее другого. Лекарь-немец в отчаянье даже подошёл к главврачу госпиталя, предлагая перевести больного из его палаты к больным, которых лечил итальянец. Но тот, когда осмотрел чеха, от такого варианта событий отказался — перспектива взвалить на себя ответственность за смерть друга большого вельможи, Аквилани не привлекала ни в малейшей степени.

Срочно собранный консилиум выдал несколько советов, коим Беккер последовал, но больной продолжал балансировать между жизнью и смертью, всё реже приходя в сознание, температуру сбить не удавалось ни средствами европейских медиков, ни местных знахарок и ведунов. Приезд в городок характерника только усугубил ситуацию для лекаря. В конце концов, запаниковав, он решился на запрещённое кровопускание, которое сам считал, чуть ли не панацеей от всех болезней.

Один Бог мог знать — смог бы выздороветь учёный без безусловно вредоносной в данных обстоятельствах операции. Вспоминая бледность и худосочность весьма неплохо зарабатывавшего Иржи, Аркадий сам в этом сомневался, решив про себя заставить всех учёных заботиться о своём здоровье в приказном порядке. Однако вероятность, что чеха убило именно кровопускание, имелась, причём немаленькая, спускать самовольство генеральный лекарь не имел права.

Москаль-чародей выполнил обещание и на следующий день после смерти Немеца, лично присутствовал на похоронах товарища, под гроб которого привязали невольного убийцу. Беккер хотел как лучше, а получилось...

Немец, которому в рот предусмотрительно вставили кляп, отчаянно мычал, наверное, пытаясь вымолить прощение, но казацкие законы неумолимы. При огромном стечении народа — зрелищ людям тогда не хватало — гроб с убийцей под ним торжественно-медленно опустили в могилу. Просительное мычание сменилось воем отчаянья, тронувшим, вероятно, не одно сердце — сочувственный шепоток зашелестел над толпой — однако похороны продолжились. Москаль-чародей — будто ничего не слыша, с каменной физиономией — первым бросил в могилу на чуть пошатывающийся от безнадёжно-бессмысленного ёрзанья казнимого гроб горсть сухой земли, перекрестился и отошёл в сторону. Его действие повторили его охранники, учёные и инженеры, работяги, помогавшие Иржи воплощать свои изобретения в жизнь... подсуетились, стараясь засветиться перед большим начальством, и несколько работников госпиталя. Аквилани предпочёл к могиле не подходить, хотя на похоронах присутствовал.

Беккер выл всё время засыпания могилы. До окружающих его вопль отчаянья доносился всё тише и тише — земля заглушала звуки. Но и после водружения временного креста — постоянный обелиск стоило ставить уже позже — из-под земли вроде бы некоторое время слышалось тоскливое "Уууу"!

Справедливая — с точки зрения закона, народа и начальства — казнь, имела последствия. Из госпиталя под разными предлогами сбежало с четверть персонала, существенно выросли трудности с его набором во всей Вольной Руси. Москаль-чародей стал героем ещё одной широко распространённой страшилки и начал внимательно относиться к доносам, поставив на их разбор несколько человек. Грамотеев катастрофически не хватало, их нашлось бы куда пристроить, но вопль из-под земли ещё долго приходил в кошмары генерального лекаря, вынуждая избегать повторения случившегося.

Аркадий много раз возвращался мысленно к этому эпизоду, переживал его снова и снова, сожалел о своём решении, но сделанного не вернёшь. Да, стоило придавить немца втихую, без показательной жестокости, наверное, это было бы полезней для развития медицины на Малой Руси, только, что толку жалеть? Вопреки таким стройным и правильным умозаключениям немец периодически — слава Богу, не слишком часто — тревожил своим "Уууу!" сны характерника, поднимая его из постели в поту и вынуждая пить успокаивающее. Сколько уже человек сгинуло по вине, сколько уничтожено по прямому указанию попаданца не сосчитаешь. Немалое число убил он лично, своей рукой, а вот регулярно мстить за свою смерть смог один Франц Беккер.

Проводить какие-либо совещания после похорон не хотелось категорически, поэтому все дела перенёс на следующий день. Кратко поучаствовал в поминках, а потом закрылся в собственной, выстроенной для него хатынке — в связи с частыми визитами сюда, собственное жильё было не прихотью — необходимостью. Затем, плюнув на колдовские и лекарские наставления, прилично принял на грудь сладкой наливки, пораньше лёг спать. Кстати, спал плохо, с кошмарами.

На совещание явился без опоздания, мрачный, с чёрными кругами под глазами и больной головой. Но пульсирующая в висках боль не помешала ему заметить изменение отношения к себе. Если раньше его здесь воспринимали как старшего товарища, доброго начальника, весьма квалифицированного и много знающего коллегу, то тем неприятнее было заметить в глазах многих страх. Не было слышно и привычного гула голосов — он умолк совершенно. Вставание при появлении начальства в зале выглядело уж очень поспешным. От этих всех изменений у попаданца опять заныло сердце, ему пришлось приложить немалые усилия для сохранения вежливого безразличия на лице.

— Извиняюсь, что вынужден был отложить это срочное совещание, сами знаете, по каким причинам. Предлагаю почтить память безвременно ушедшего от нас товарища минутой молчания.

Естественно, возражений не последовало, люди молча, с печальными лицами, выстояли вместе с ним. Многие про себя молились — это было заметно по шевелению губ. Перекрестившись, Аркадий предложил всем сесть, и, дождавшись, когда люди рассядутся поудобнее, сел сам.

— Приехал сюда я сразу по нескольким делам, но вот, пришлось отвлечься на трагическое событие. Будем надеяться, что его душа уже в раю, а у нас ещё много дел на Земле, в том числе — недоделанных так нелепо умершим Иржи.

Во-первых, остаётся в силе ещё на несколько месяцев приказ о преимущественном сверлении револьверов, пусть в ущерб ружейным стволам. Казакам и союзникам сейчас нужнее револьверы. К каждому по-прежнему необходимо производить по одному запасному барабану. Остаётся в силе указ о максимальном рабочем дне для сверлильщиков, с полной поштучной оплатой, премиями за дополнительно сделанные стволы и штрафами за брак. Любое уменьшение зазоров между стволом и барабаном, снижение потерь из-за ненужного выхода газов при выстреле будет вознаграждено.

Во-вторых, в пушечном цеху прошу сосредоточиться на сверлении трёхфунтовых казнозарядных кулеврин и литье длинноствольных сорокавосьмифунтовых пушек. Соотношение меди, олова и марганца для орудий делайте по рекомендации покойного Иржи.

Аркадий широко перекрестился и сделал небольшую паузу, всматриваясь в зал. Учёные слушали внимательно, кое-кто, вытащив записные книжки, делал записи карандашами.

— В-третьих, ещё одна вряд ли приятная для некоторых новость. Большей части литейщиков чугуна предстоит переезд под Кременчуг.

— Но там есть плохой руда! — не выдержал один из металлургов.

Москаль-чародей невольно поморщился, он и сам это знал.

— Не плохая, а менее богатая, это правда. Здесь процент содержания железа куда больше, но, к великому моему и гетмана сожалению, выплавка чугуна и переделка его в сталь там будет обходиться намного дешевле. Логистика, чтоб её!.. Из-за порогов доставка угля сюда стоит, чуть ли не дороже, чем его производство. Как мы ни ломали головы, придётся переносить производство чугуна и стали под Кременчуг. По договору с Москвой и будем получать древесный уголь, да и наш, с Припяти легче туда довезти. Более того, когда успехом завершатся работы по замене его коксом, который можно спечь из найденного выше порогов каменного угля, его также удобнее доставлять туда.

Настроение от этого объяснения у попаданца ухнуло куда-то вниз, в сверхглубокую скважину, пробуренную для доставления ему неприятностей. Захотелось сплюнуть и выматюкаться, только и от этих маленьких удовольствий пришлось отказаться. Не полагается прилюдно генеральному лекарю так себя вести, даже если очень хочется. В ближайшее время предстоит затушить местные домны и построить вместо них новые, в другом месте и главного виновника огромных трат искать не надо.

"Дьявольщина! Столько сил и средств вбухано сюда,.. хорошо хоть не полная ликвидация научного и производственного центра предстоит, производство марганца здесь по любому останется, да многие научные разработки. И почему бы мне перед строительством об этом не подумать?"

Аркадий опять в приступе самобичевания забыл, что в момент зарождения производства здесь, в районе Кременчуга пылала гражданская война, ни о каком серьёзном строительстве там речи быть не могло. Да и разведка нескольких богатых месторождений железной руды уже в ближайшем будущем даст возможность рассредоточить производство. Планы доставки кокса из района Павлограда, здесь пока не существующего или из Донецкой области уже имелись, только требовали для реализации слишком много средств.

Успокоив, по мере возможности, людей встревоженных грядущим переездом, он закруглил совещание. Остальные дела могли и подождать, можно было готовиться к отъезду домой, куда он и выехал ранним утром следующего дня.

Чтоб не глотать пыль из-под копыт чужих коней, ехал первым, с двумя охранниками, следующими на полкорпуса сзади по бокам. За годы жизни в Чигирине успел, большей частью невольно, "наступить не на одну ногу", но — на данный момент — засады не опасался. Ну, точнее, почти не боялся — не забыл ещё о прошлых покушениях на собственную жизнь. Случайные же лихие люди, даже при двойном численном перевесе, вряд ли решатся атаковать вооружённых до зубов всадников на хороших лошадях. Невольно отметил, что парни из охраны наставления помнят и в пути не дремлют, внимательно вокруг посматривают.

Настроение в дороге у Аркадия упало до отметки "ниже плинтуса", ничего толкового по работе в голову не приходило. Вертелись там мысли о проклятом немце, и никак не получалось их изгнать, как ни старался. Поэтому догнавшему его во главе почти такого же по величине отряда Лаврину Капусте, ещё одному заместителю Золотаренки по контрразведке, также стремившемуся в Чигирин, Москаль-чародей непритворно обрадовался.

Встретились два "кровавых гэбиста" случайно, оба возвращались в столицу, но с разных дел. Капуста с несколькими сотнями Чигиринского полка перехватывал банду разбойников — частично сечевиков, частично просто гулящих людей — ограбивших большой торговый караван на Дону. Наличие в центре государства Сечи со многими тысячами заточенных на бандитизм людей, да ещё и нередко очень умелых воинов, становилось всё более и более острой проблемой для Малой Руси.