Летописный замок

...У ворот было людно и шумно. Ещё шумнее, чем прежде. Теснились выезжающие повозки, ржали кони, беззлобно переругивались гоблины. Стёпка подошёл поближе и ему стало ясно, из-за чего шум и гам. Чья-то порожняя повозка встала поперёк проезда, в неё въехала другая, потом ещё одна, и возницы, бранясь и огрызаясь пытались распутать постромки и развести коней. В воротах получился настоящий затор, конно-тележная пробка. Повозок было много, они стояли впритык, и развернуться в узком проезде никому не удавалось. Возницы тянули коней назад, надеясь выбраться из толчеи задним ходом, но это лишь усугубляло суматоху и неразбериху. Стражники-вурдалаки суетились, стараясь побыстрее навести порядок. Краем глаза Стёпка заметил нескольких воинов из свиты светлейшего князя — их багряные плащи и остроконечные шлемы видны были издалека. Воины что-то оживлённо обсуждали, сбившись в тесную кучку. Стёпка не обратил на них особого внимания. Вот если бы там стояли элль-финги и если бы он к тому же знал, как они выглядят...

Не ожидая никакого подвоха, Стёпка спокойно протопал мимо, вошёл под арку и нацелился уже шмыгнуть в узкое пространство между стеной и бортом застрявшей повозки, когда чья-то рука цепко и больно ухватила его за плечо:

— Кто есть таков сей отрок?

Он оглянулся и увидел крупного мужчину в темно-фиолетовой мантии чародея. Но этот толстяк с трясущимися щеками, двойным подбородком и очень маленькими заплывшими глазками на чародея был не слишком похож. Он с силой сжимал Стёпкино плечо и смотрел с откровенной неприязнью.

— Кто есть таков сей отрок? — голос у толстяка был высокий, резкий, с противным подвизгиванием.

— Стеславом меня зовут, — ответил Стёпка и попытался освободить плечо. Чародей не отпускал, держал крепко.

— Прозвище твоё мне знать ни к чему, — заявил чародей. — Ты по какой нужде в сии охраняемые врата проскользнуть пытался незамеченным?

— Я? — опешил Стёпка. — Почему незамеченным? Никуда я не проскальзывал! Я просто шёл. А разве нельзя?

— Ежели кому можно — тому можно, а всем прочим воистину нельзя, — непонятно объяснил чародей, подтягивая к себе Стёпку, чтобы понадёжнее его удержать. От него сильно пахло черемшой.

— Ответствуй, кто таков есть?

— Да Стёпан... Стеслав я! — повысил голос Стёпка, стараясь перекричать бранящихся рядом гоблинов. — Я же вам сказал!

Он не мог понять, с какой стати прицепился к нему этот неприятный толстяк. Чего ему надо?

— Пойдём-кось, отроче, со мной, — чародей потянул Стёпку назад, в замок.

Стёпка ухватился за борт ближайшей повозки:

— Куда? Зачем?

— Поглядим без спешки, кто ты таков есть и почто здесь шныряешь, — толстяк ухватил его двумя руками, но оторвать от повозки не успел.

— Отпусти мальца, Никарий, — прогудел, подходя, вурдалак, тот, который советовал Стёпке держаться подальше от сыновей воеводы. — Чем он тебе не угодил?

— Сомнения имею превеликие насчёт сего отрока, — неохотно пояснил чародей, а сам ещё крепче ухватил Стёпкино плечо своими толстыми пальцами, по-хозяйски так ухватил, как законную добычу.

— Дак энто Серафианов племянник, — сказал вурдалак. — Вчера вечером приехал, а нынче дядюшка снарядил его куда-нито... Верно говорю?

— Верно, — с облегчением подтвердил Стёпка. Ну вот всё и выяснилось. Сразу надо было на Серафиана сослаться, растерялся от неожиданности, не сообразил. Сейчас этот чародей не похожий на чародея отпустит меня, ещё и извиняться начнёт за причинённое сему отроку неудобство...

— Нет у почтенного Серафиана племянников и не бывало никогда, — заявил вдруг толстяк с непробиваемой уверенностью. — Самозванец это, тайно проникший в замок. Подсыл оркландский.

— Да вы что, совсем с ума сошли?! — возмутился Стёпка. — Какой подсыл? Племянник я!.. Да вы сами у дяди спросите!

— Нету его по эту пору в замке, — радостно сообщил толстяк. — Отбыл в Растопье по неотложным делам. Возвернётся к вечеру, тогда и спросим. А отрок до той поры в узилище посидит.

— Не хочу я в узилище! — вскинулся Стёпка. — И до вечера ждать не могу! Мне идти надо! Меня ждут... Да отпустите вы меня!

— Кто ждёт? — чародей вцепился в него как клещ. — Куда идти надобно? Растолкуй!

— Кому надо, тот и ждёт! — отрезал Стёпка, с неприязнью глядя прямо в противные свиные глазки. — Пустите, я сказал!

Никарий торжествующе воздел над головой мясистый палец:

— Вот, сам признался! Подсыл он, к содельникам торопится! За племянника себя выдаёт, а сам даже имя матери назвать не может.

— Затрёпой мою мать зовут! — объявил Стёпка. — В Дремучих Медведях мы живём.

Толстяк слегка стушевался, не ожидал, видимо, от самозванного племянника такой поразительной информированности. Вурдалак смотрел то на одного то на другого, и Стёпке казалось, что стражнику тоже не по нраву визгливый чародей. Ему очень хотелось, чтобы это было так.

— Ну-ну, — проговорил наконец вурдалак. — А ежели ты, Никарий, обознался? Угораздит тебя зараз промеж двух жерновов. Поперву Серафиан фитиля крепкого вставит, а опосля и отец-заклинатель добавит от всей души. Отпусти мальца, не дури. Ну какой из него подсыл?

— Не суй клыки в чужой кусок, Грызняк! — окрысился Никарий. — Ты у ворот на стражу поставлен — вот и сторожи! Повозки вон подмогни развернуть, а то честным людям ни заехать ни проехать...

Вурдалак посуровел лицом и гордо расправил могучие плечи:

— Службу свою я и без тебя справлю. Мне чародеи не указ! Говори, за что мальца неволишь?!

Толстяк, поняв, что вурдалак так просто не отвяжется, зачастил словно по писанному:

— Отрок сей злокозненный утром замечен был на дозорной башне, где высматривал дальние подступы к замку, а также встречу имел с известным негодяем Зебуром, главой подлого гномьего семейства!

Вурдалак прищурился и посмотрел на Стёпку. Тот кивнул в ответ — отрицать было глупо. Чародей вдохновенно продолжал:

— Далее сей самозванный племянник проник обманом в подзамковое хранилище, где неутомимо вынюхивал и выискивал тайный ход, чрез который замыслил провести в замок врагов, — Стёпка опять кивнул, поражаясь, как много о нём знает толстяк и как ловко ухитряется всё перевирать. — А опосля посмело сиё исчадие поганых недр поднять свою нечистую длань на сыновей усть-лишайского воеводы Ширея, нанеся невинным студиозусам тяжкие увечья, — Стёпка снова кивнул, а Грызняк слегка ухмыльнулся в усы. — После чего вознамерился утечь, однако же был мною вовремя изобличён и изловлен!

Никарий торжествовал. Доказательства он привёл неопровержимые. Пойманный подсыл сам подтвердил их достоверность посредством покаянного кивания вредоносной головой.

— Всё верно? — спросил Грызняк. — Так ли было?

Стёпка юлить не стал, помня, что правда — лучшее оружие.

— Всё верно. Только не так всё было. На дозорной башне я помогал Гвоздыре от гномов избавляться. Мы Зебуром из камнемёта шмальнули. Там ещё с нами Купыря был. В подземный ход меня Смакла потащил. Он от Варвария прятался, хотел тайком от него уйти, чтобы не побили. Нам охранные демоны помешали. А потом Махей с Варварием нас подловили... Ну я им и приложил. Но я их не сильно бил, я Смаклу защищал, а то они бы его покалечили.

Вурдалак кивнул и вопросительно посмотрел на Никария. Ясно было, что Стёпке он верит.

Чародей занервничал:

— Лукавит он, говорю тебе! Утечь хочет. Пусть скажет, что у него на шее висит? Откуда взял?

— А это уже не вашего ума дело! — заявил Стёпка. Надоел ему толстяк до смерти. — А если очень узнать желаете, у отца-заклинателя спросите!

Он резко присел, вырвался из цепкого захвата и отскочил к стене.

Грызняк засмеялся:

— Уел он тебя, Никарий. Шёл бы ты себе мимо и не трогал его попусту. Не видишь, торопится малец.

— Ведомо нам, куда он торопится! — взвизгнул толстяк, подступая к Стёпке. — Говори, кто твои хозяева?!

— Да Смакла его там ждёт! — рассердился наконец и вурдалак. — Видел я, как они выходили. И дружков Варвария тоже видел. Иди, парень, не тронет он тебя.

— Спасибо, — сказал Стёпка. — А то Смакла меня уже, наверное, потерял.

— Стой! — остервенел Никарий. — Не пущу!

— Беги, малец, — посоветовал вурдалак, оттесняя чародея в сторону и удерживая его за пояс огромной ручищей. — Я его чуток придержу, а ты беги пошустрее.

Никарий дёрнулся в бессильной злобе, понял, что Стёпка сейчас в самом деле убежит, и выкрикнул так пронзительно, что оглянулись и замолчали все стоящие у ворот и в проезде.

— Государево слово и дело!

Стёпка не понял, зачем он так крикнул, зато очень хорошо поняли воины князя Бармилы. Миг — и они уже стоят рядом, взявшись за рукояти мечей. Плечо к плечу стоят: шесть ратников, шесть мечей. Лица суровые, все взгляды устремлены на Стёпку, и смотрят как-то недобро, на врага так обычно смотрят, перед тем как ему голову срубить.

Кто объявил слово и дело? — спросил русобородый ратник с решительным располагающим лицом, выступая на шаг вперёд.

Никарий обвиняюще указал на Стёпку:

— Оглашаю прилюдно, что сей отрок — подсыл вражий, и посему следует немедля схватить его для дознания с пристрастием!

Вурдалак со свистом втянул воздух. Стёпка прижался к холодному камню стены. Плохо дело. Дознание с пристрастием — это, конечно же, пытки. Дыба, кнуты, раскалённые щипцы и всё такое прочее невесёлое... За что?!

Бежать было некуда. Ратники стояли плотной стеной — не прорвёшься. Под повозку бы нырнуть, да там за ними кони копытами бьют, в миг стопчут. Да и поздно уже прорываться: проклятый чародей добился своего. Объявил чуть ли не на весь замок, что Стёпка вражий шпион, подсыл оркландский. Попробуешь удрать — и сразу все поверят, что ты настоящий шпион. И дружно бросятся тебя ловить. И конечно, поймают. Вон их сколько тут вокруг собралось!

Стёпке стало ясно, что он совершил крупную и, возможно, непоправимую ошибку, вернувшись в замок. Уходить надо было сразу и навсегда. Предупреждал же Купыря! Топал бы сейчас спокойно со Смаклой, и чёрт с ней с закляткой! Нужно было просто её выкинуть. Не обеднел бы Варварий, в самом-то деле. Всё равно ведь он гад.

— Верно ли говорит чародей? — спросил русобородый.

— Нет! — крикнул Стёпка срывающимся от волнения голосом. — Врёт он всё! Я племянник чародея Серафиана! — крикнул и самому неловко стало: ну какой он племянник, неправда же это, не поверит ему никто и правильно сделает, что не поверит! Ну почему никак нельзя без вранья?

Ратник нахмурился.

— Тебе, отрок, веры сейчас нет. Кто может за тебя слово замолвить?

— Я скажу! — прогудел Грызняк, выступая вперёд и становясь напротив ратника. Он был на голову выше любого из княжеских воинов. — Малец невиновен, чародей обознался. И твоим людям, сотник, здесь делать нечего.

Сотник оглянулся на своих воинов. Те стояли молча. Видно было, что связываться с вурдалаком никому не хочется. Тем более, что вурдалак здесь не абы кто, а стражник на пост поставленный, и они над ним никакой власти не имеют. Никарий тяжело дышал, его лицо покрылось испариной. Злился, верно, что не может взять и схватить без долгих разговоров неизвестно почему не понравившегося ему Стёпку.

— Кто ещё скажет за отрока? — не слишком уверенно спросил сотник.

Грызняк упёр руки в бока и свирепо выпятил челюсть.

— Разве уважаемому сотнику моего слова мало? — вкрадчиво спросил он.

— У меня имеются свидетельства верных людей, что сей мерзкий отрок злоумышлял против светлейшего князя! — выкрикнул Никарий.

Сотник потемнел лицом, и в его глазах Стёпка прочёл свой приговор.

Вурдалак удивлённо уставился на чародея:

— Ну и язык у тебя, Никарий! Ровно у змеи подколодной. На кой тебе малец сдался, что ты на него поклёп за поклёпом возводишь?

— Государево слово и дело! — остервенело повторил толстяк, брызгая слюной. — Покушение на светлейшего князя. Вяжите его!

Сотник слегка пристукнул перекладиной меча о ножны и сказал, не глядя на вурдалака:

— Это серьёзное обвинение. Мы должны допросить отрока.

Грызняк тоже демонстративно сжал рукоять своего внушительного меча.

— Я мальца не отдам, — спокойно сказал он, и всем стало ясно, что это не пустые слова, что он костьми ляжет за мальчишку, но лишь после того, как его меч уложит здесь же любого, кто попытается этого мальчишку обидеть.

— Злоумышление против князя должно быть выяснено, — возразил сотник. — Ежели на отроке нет вины, ему боятся нечего. Допросят и отпустят. Взять его!

Воины не слишком решительно шагнули вперёд. Вурдалак потянул меч из ножен — и они остановились.

Это было здорово! Стёпка почти забыл о том, что хватать и допрашивать собираются именно его. Он смотрел на вурдалака с восторгом. Грызняк готов был в одиночку противостоять шестерым вооружённым воинам, защищая почти незнакомого ему мальчишку. И не пугали его ни вопли чародея, ни суровое лицо сотника, ни мечи в руках воинов. Вурдалак в Стёпкиных глазах был настоящим героем. Кроме того, он был его последней и единственной надеждой. Не устоит Грызняк, и уволокут "подсыла" в темницу, пытать и допрашивать. Пока там разберутся, пока вернётся Серафиан...

— Хочу напомнить достопочтимому сотнику, что Таёжный улус — не Великая Весь, а Летописный замок не вошёл ещё во владения светлейшего князя. И никогда не войдёт. Хочу ещё напомнить, что когда я слышу "государево слово и дело", у меня так и чешутся руки свернуть кое-кому шибко горластому его жирную шею... И не посмотрю, что ты чародей! — гаркнул он.

Никарий отшатнулся, запустил руку за ворот и за что-то там схватился. Тоже, видимо, носил на шее магический оберег. Ишь, как его перекосило всего. Испугался за свою шею.

На Стёпку никто уже не смотрел. Столкнулись две силы, и от их столкновения разлетались во все стороны почти видимые искры. Даже гоблины перестали ругаться и сидели в повозках, напряжённо прислушиваясь к происходящему. Давненько такого не бывало, чтобы князевы люди в открытую шли на замковых вурдалаков, да, поди, и никогда не бывало.

— Не будем ссориться, — примиряюще сказал сотник. Доводить дело до открытого столкновения он, понятное дело, не собирался. Но и уступать тоже не хотел. — Отдай отрока чародею, воин. Нам он не нужен, мы лишь проследим, чтобы его никто понапрасну не обидел.

— Сдаётся мне, что я прослежу за этим лучше, — оскалился вурдалак, обнажая великолепные клыки. — На то я здесь и поставлен службу нести, чтобы ни одна мордастая сволочь не смела обижать невинных отроков.

— Подсыла защищаешь! — прошипел Никарий. — Супротив чародеев идёшь! Да ведомо ли тебе, кто велел сего недоросля поганого изловить?.. — он не договорил, рассчитывая, что все присутствующие — и вурдалак! — сами додумают высокое имя, каждый в меру своего разумения.

— Полыня! — вдруг догадался Стёпка. Его осенило, и он не удержался, ляпнул во весь голос. — Меня Купыря ещё предупреждал!

Это было точное попадание.

Никарий побледнел, его глазки забегали по сторонам, он никак не ожидал, что его так легко разоблачат. Сотник скривился и убрал руку с меча. И Стёпка подумал, что сотнику тоже хорошо было известно, кто приказал схватить лжеплемянника, и что княжьи воины стояли у ворот вовсе не из праздного любопытства.