Наваждение

В общем, у Лизы и до этого общение с матерью складывалось не очень просто. Теперь же... По началу она просто старалась игнорировать требования матери "взяться за голову и уйти от уголовника". Потом не брала трубку. Что, впрочем, не особо работало, потому как мать продолжала настойчиво звонить, задействовав даже флегматичного отца.

Дмитрий, однажды присутствовавший при ее разговоре с матерью по телефону, кажется, посчитал это неплохим развлечением. Отмахнулся, когда Лиза начала извиняться, не уверенная в том, как он может это воспринять, и отмел ее объяснения странным заявление: "не парься, зато она с тобой общается. Лишь бы милицию нам сюда каждый день не гоняла".

К счастью, до этого еще не дошло. Наверное, несмотря на старания, адрес дома Калиненко мама еще не выяснила.

Зато теперь сам Дима не просто следил за разворачивающейся эпопеей по "спасению Лизы", а еще и отпускал в процессе комментарии, отчего ей было весьма сложно разговаривать с матерью. Недели через три таких звонков и материнских истерик Лиза не выдержала. Когда в время очередного разговора, прервавшего их завтрак, мать заявила:

— Вот увидишь, это тебя погубит! Может, он вообще, маньяк! Уголовник же! Убьет, расчленит, а я потом по каким канавам твои останки искать буду? Как оплакивать? Ты обо мне подумала, если на свою жизнь плевать? — очевидно, давя на жалость и взывая к совести и чувству вины, причитала она в трубке.

Елизавета, до этого с немалым аппетитом поглощавшая омлет, подавилась. Вздохнула и посмотрела на Диму. Калиненко ответил вопросительным взглядом, оторвавшись от каких-то бумаг, про которые ей знать много не следовало:

— Дим, когда расчленишь меня, упакуй и пришли все части маме, чтоб она не скиталась по полям и могла меня в одном месте оплакать, — закатив глаза, примерно передала она ему суть беседы, не разрывая соединения.

Дима смотрел на нее секунды три с недоумением. А потом так откровенно и громко расхохотался, что даже мать, уже возмутившаяся ее словами, услышала это и наконец-то замолчала. Да и Лиза не особо хотела разговаривать: нравилось ей, когда Калиненко был таким веселым. Просто смотреть нравилось. И на душе хорошо было, что он себя таким позволяет ей увидеть.

Все еще смеясь, Дима поднялся и подошел к ней.

— Обязательно пришлю, — наклонившись так, чтоб его в трубке было слышно, сказал он и подмигнул Лизе. — Только адрес мне сейчас напиши, а то потом, мало ли, не до того будет.

— Лиза! Как ты можешь! — почему-то возмущенно вскрикнула ее мать в трубке.

И отключилась.

— Ух ты! Ты ее смутил. У меня так не получалось никогда, — Лиза с удивлением посмотрела на умолкнувший телефон.

Калиненко только пожал плечами, продолжая посмеиваться. Налил себе еще кофе:

— Ты со мной сегодня в офис? — вместо этого поинтересовался он, меняя тему.

Новый офис, отличающийся кардинально от того, что Лиза помнила, Калиненко нашел две недели назад. Это был этаж в большом офисном здании с пропускной системой. На самом этаже так же стоял пост охраны. И людей на этом этаже появлялось все больше, кстати. Но у Лизы имелись собственные два кабинета, смежные, для нее и помощников. Располагался ее отдел в непосредственной близости с общим конференц-залом с левой стороны, и кабинетом Калиненко справа.

— Нет, заеду в редакцию, посмотрю на окончательную версию статьи, что они утвердили. А то мало ли, знаю я журналистов, — Лиза улыбнулась. — Все не так истолкуют одним сомнительным предложением. А потом приеду в офис. У меня еще два собеседования сегодня, — поделилась Лиза планами.

— Тебе виднее, — кивнул Дима. — А что тот студент, справляется?

— Кирилл? — Лиза скорчила гримасу, — более-менее, но я все же в нем не уверена, вот и хочу еще найти помощника.

Дима вновь кивнул, отпив кофе, а Лиза поднялась, закончив со своим завтраком. После кровавых подробностей материнского разговора больше не тянуло к еде, как-то. Да и она хотела еще к Жучке заглянуть перед отъездом.

Тем не менее, настроение было замечательным. И она знала, кого благодарить за это.

— Дим, спасибо! — следуя своему новому принципу, наслаждаться жизнью, с улыбкой окликнула она. И пошла к выходу из кухни.

— За что? За этот бред с расчлененкой? — усмехнулся в ответ Калиненко. — Было бы за что.

— Нет, просто, за все, — Лиза широко взмахнула рукой, не зная, как можно это емко выразить. — Спасибо, просто.

Лиза пожала плечами, смирившись с отсутствием пояснения. И поспешила в спальню, собираться, не заметив уже удивленный и задумчивый взгляд, которым Дмитрий проводил ее.

Ему стоило собираться и ехать в офис. Сегодня предстояло слишком много встреч и, как обычно, чрезмерное количество "нерешаемых" проблем, по мнению его помощников. Не так и просто было сохранить то, что Дима создавал не один год, находясь за решеткой. И многие его проекты либо отобрали, либо они пришли в упадок, принося мало дохода. Хорошо, конечно, что удалось сохранить большую часть денег на счетах, оформленных на подставных лиц, а потому, вроде как не обнаруженных при судебном разбирательстве. Хотя тут больше сыграло то, что они с Казаком вовремя подсуетились и решили эти вопросы с кем следует. Разумеется, за проценты. Но не в этом суть. Главное, сейчас Калиненко не бедствовал. Но его не устраивал этот уровень. А потому приходилось с утра до ночи просматривать отчетность и оценивать перспективность подыхающих предприятий с помощью бухгалтера (Калиненко закончил экономический, вернувшись из армии, правда заочно и об этом знали немногие, однако за эти годы многое поменялось и в экономических течениях государства, так что правильнее было подстраховаться).

Конечно, Казак тоже не просто так восемь лет гулял, что мог, он тянул, например, их салон по продаже автомобилей. Тут все работало четко и приносило стабильный, хороший доход все годы, с поправкой на общее состояние экономики и покупательскую способность населения. А вот гостиница зачахла, превратившись больше в бар-бильярдную. Дима подумывал отдать этот объект Куперу. Друг разбирался в этом бизнесе лучше, да и после того, как его в прошлом прижали, отобрав один бар, вряд ли откажется от такого предложения. Еще хорошо поднялась одна IT-компания, которой Дмитрий крепко помог когда-то начать. И парни с готовностью и без споров выплачивали все это время процент. Да и Казак их прикрывал, если что.

Заглохла и сеть небольших продуктовых магазинов по районам. Надо было с ней определяться. И еще куча дел по мелочи, которые он точно не решит сегодня. А еще и их вопрос с Калетником, и нюансы по Мартыненко, который сейчас хоть и сидел в следственном изоляторе, вместе с большей частью своих помощников, а все равно пытался на кое-какие моменты влиять и вставлять им палки в колеса, падла. В общем, было чем заняться.

И Дмитрий знал, что еще минут пять-десять, и он таки отставит чашку, возьмет пальто и пиджак, и поедет. Но пока он стоял у окна, отодвинув все эти вопросы и проблемы подальше, пил кофе, и наблюдал за тем, как Лиза во дворе играла со своей дворнягой.

Забавно. Было заметно, что ей это непривычно, да и сложно казалось назвать Лизу заядлой собачницей, о чем Дмитрий не раз ей говорил, наблюдая, как после вот таких вот игр, или даже просто погладив свою Жучку, Лиза вытирает руки влажными салфетками. А она всегда смущалась и даже вроде терялась немного.

"Привычка, вбитая с детства. Руки должны быть чистыми", — пожимая плечами, оправдывалась Лиза с улыбкой, он же хмыкал. Хотя, теперь, немного ближе узнав мать Лизы, пусть и заочно, многое становилось понятней. Особенно в том ее поведение, восьмилетней давности.

И вот тут Дмитрий подбирался к корню своих размышлений за последние недели: он допустил ошибку. Глобальную. Предвидел ее, вроде бы исключил. И осознал, что все равно где-то упустил решающий фактор. Вопрос состоял в том: касалось ли это только Лизы? Пока все указывало на то, что "да", в остальном он продумал и просчитал, действуя без осечек. А с ней прокололся.

Калиненко не знал эту женщину, заливающуюся смехом при игре в мяч с дворнягой. Понятия не имел — кто она и как оказалась в его постели. Не мог предугадать, что она сделает или ответит в следующий момент. Однако, все больше убеждался, что считает этот промах — своей удачей.

Была ли она такой восемь лет назад? Дмитрий понятия не имел. И если ответ положительный — он не понимал, как мог проворонить такое? Как мог позволить ей существовать на краю его интересов, только в качестве сексуального объекта, упустив все иное? Все равно что качественным, дорогим виски лишь сдобрить вкус кофе, а остальную бутылку спрятать в шкаф и забыть.

Да, вероятно, это имело значение: то, что тогда он не видел в своей Потеряшке ничего, кроме аппетитной фигуры и готовности удовлетворить любое его желание. Он в принципе в то время не удосужился разобраться в личности Елизаветы. Хотя, Калиненко допускал и то, что она была иной. Моложе. Проще.

Сейчас же, словно в том самом хорошем виски, в ней обозначились нюансы. Появились грани, которых не ощущалось раньше. И она "била в голову", мягко, но точно, совсем как дорогой алкоголь. С ним такое случилось впервые. Если не брать в расчет ту самую увлеченность Потеряшкой. Хотя эти два отношения к одной женщине даже сравнивать казалось странным, настолько Лиза теперь вела себя иначе.

Она и в прошлом не страдала склонностью к притворству или фальшивости. Не дула губы, требуя что-то в ответ на свое тело, не устраивала скандалов или истерик. Не пыталась манипулировать его желанием иметь ее. Однако теперь, к этому всему добавилось нечто большее. А уж с тех пор, как они поговорили откровенно, определив свои позиции, Дмитрию вообще казалось, что он теряет контроль над ситуацией. И это при том, что Лиза и сейчас ничем не манипулировала. Она, похоже, просто получала удовольствие от жизни. Но делала это с таким азартом, легкостью, полнотой, что невозможно было не смотреть, не участвовать в этом "празднике сибарита". Она всех вокруг словно заражала своим удовольствием. Причем, делала это непроизвольно. Но без всякого стеснения или жеманства. Если ей хотелось сказать ему "спасибо", как десять минут назад, Лиза просто говорила. А он потом стоял и ломал себе мозг, пытаясь угадать, за что именно эта благодарность. Если же ей вдруг хотелось его поцеловать, Лиза просто приходила к нему в кабинет, и целовала, вгоняя в ступор сознание Калиненко. Но не тело. Однозначно отвлекая от дел. Раньше подобное было его привилегией, кажется. Но Дима соврал бы, заявив, что ему это не по нраву. Тем более, к чести Лизы, она всегда умно выбирала время, не прерывая совещаний или еще чего-то в этом роде.

Если ей вдруг приспичило петь, просто потому что хорошее настроение, она пела, не отрываясь от каких-то бумаг и статей, которые просматривала. Причем, иногда пела так, что было слышно и в коридоре офиса, и в его кабинете. Когда такое случилось впервые, Калиненко, не совсем поняв, что происходит, пошел разбираться. А застав растерянного и немного напуганного его появлением студента, удивленно наблюдающего за Елизаветой, которая при этом что-то чертила на листе ватмана, занимающем весь стол, сам начал улыбаться. Мысленно. Чтоб авторитет себе не подорвать окончательно.

Это пиарщику можно горлопанить детские песни на весь офис (этого самого голоса не имея вообще, кстати, но Лиза и это умудрялась превратить в позитив), а он серьезный человек, в конце концов. Еще немного, и снова станет "смотрящим".

А потом и он, и все парни привыкли к этому фольклору.

При этом работала Лиза с таким же удовольствием и полной самоотдачей. Она активно искала контакты с прессой, договариваясь, убеждая, местами покупая платные площади для размещения каких-то материалов, статей, упоминаний о том, что делал его фонд раньше, как с этим наследием обошлись те, кто захотел "нажиться на честном бизнесмене", и что Дмитрий намерен делать теперь. Лиза не лезла нахрапом и не забивала информацией о нем развороты газет. Пару предложений в новостях города; упоминание в утренних передачах на местном канале (разумеется, за спонсорскую помощь), ремонт запущенной детской площадки, какая-то там эстафета с выступлением "мульт-героев" в честь открытия, где только в самом конце упоминается название фонда или фамилия Дмитрия. Медленно, но настойчиво.

Были и другие моменты, о которых никто не догадывался. Она наблюдала за ним, иногда тайком что-то исправляя в словах или действиях, если Дмитрий допускал ляп, еще не до конца освоившись с новыми реалиями (сообщениями в телефон пометки посыла, чтоб никто не услышал или не понял...), и собой отвлекала, вливаясь в разговор, чтобы это прикрыть. Спокойно помогала дома, если он не мог понять что-то в новинках или событиях, даже если Калиненко психовал, не привыкнув быть в хвосте.

Более того, как-то предложила ему пройти несколько консультаций у психолога, чтобы освоить "НЛП" и поменять "расстановки", создавая иной образ в глазах окружающих. По словам Лизы, она знала хорошего специалиста, действительно меняющего сознание и оценку.

Он не особо понял, что это за маты, вообще-то, но послал ее с этим предложением. Не грубо, конечно, но так, что не осталась пространства для толкования. Не хватало еще, чтоб кто-то к нему в голову лез. Калиненко со своими "расстановками" сам мог справиться.

Она восприняла это философски:

— Как хочешь. Мне это в свое время здорово помогло на многое взглянуть иначе, — пожав плечами, заметила Лиза и вернулась к обсуждению других планов.

Вроде бы для этого он и просил ее работать с ним, на подобное и рассчитывал. Но казалось, что получил в разы больше ожидаемого. И что самое для него удивительное, Лиза ничего не требовала взамен. Как, к примеру, делала всегда Ирка просто потому, что ее отец ему как-то помог, выбешивая его и вытягивая все нервы, требуя все больше и все наглее, пока Дмитрий просто не послал ее подальше.

Лиза не выставляла условий, на которых будет оказывать ему помощь или что-то давать. Она с благодарность принимала то, что давал он, не требуя нереального. И, честное слово, не совсем понятно для него почему, но от этого хотелось дать ей только больше. Потому что оказалось чертовски приятно получать такую отдачу. А уж после последних восьми лет, прошедших вообще, не радужно, это все воспринималось глотком свежего воздуха.

И, кстати, если уж он вспомнил о зоне. Лиза вот удивилась после его рассказа о том, что у них с Ириной были разные спальни. Даже после уточняла, может и ей стоит перебраться? Но Калиненко резко отрубил, чтоб и не думала. Хотя, по-честному, он ей этого не говорил, конечно, но первоначально Калиненко начал с ней спать (именно спать), чтобы как раз отучить себя от зоны и тех порядков, приучить к нормальной жизни и реальности. После той, первой ночи, когда он с полусна, на голых инстинктах, напал на Лизу, все еще действуя по принципу "лучше первым", Калиненко четко понял, что это надо менять. Да, зона оставила на нем след, в чем-то по-своему замкнув психику. Но он не собирался быть рабом этих установок. Не планировал продолжать свое "заключение" уже внутренними решетками. Потому и решил себя приучать к жизни на свободе, чтобы инстинкты не сходили с ума, стоит только немного ослабить над ними контроль.