Мирослава. Полет сквозь звезды

— Ну...

— Ясно. Знаешь что такое страх? — я кивнула, живо представив что у меня отбирают дочь или не приведи вселенная с ней что-то случается, — Страх это то что понимает осознавать ценное. я видел старцев что боялись смерти и их жизнь была сплошной ужас, и каждый день они встречали как врага, что приближает сметь. видел юнцов что не боялись смерти и каждый их день была игра со смертью, но они жили так ярко так сильно, как бабочки однодневки. Я видел женщин, что боялись ошибиться и или ничего не делали или ошибались раз за разом выбирая не того мужчину. видел мужчин, что боялись признаться и тайна убивала их или же отдаляла. Я видел так много проявлений страха, что давно понял, он наш вечный спутник наш помощник и главный враг, — блин эти высокие умозаключения, — а ты боишься жить, — и я вынырнула из своих мыслей, — сначала ты боялась любить и привязываться, ведь потеряла опору еще в детстве, свой стержень мира родителей, потом ты доверилась, но рядом был не тот кто укрыл от всех бед и взял за руку, чтобы идти в одном ритме удобном для двоих по жизни, а был мужчина интрига, вечный накал страстей, все по острию ножа. а потом твой мир рухнул, оказывается ты без опоры, не нашедшая ее вдруг сама должна стать тем центром мира, за который будет держаться твой ребенок. А как стать взрослым вечным детям? Нет, ты молодец, ты смогла взять себя в руки, ты стала сильнее духом, ты начала убегать, прятаться, вот только знаешь, когда перестаешь бежать становиться трудно, жить, если ты до этого так не делал. Вот тебя и шатает, ты не знаешь, чего хочешь, боишься представить и построить свою жизнь без побегов, в безопасности. Ты боишься, Мира, страх твой главный спутник, вот только у тебя он враг, он пытается показать, чего на самом деле ты больше всего хочешь, но ты не видишь, ты боишься, он тебе не дает вздохнуть.

Я смотрела на этого жуткого внешнего и такого красивого душой человека, у которого года оставили не отметины на коже, а подарили мудрость и пыталась осознать, чего я больше всего боюсь? Того что у меня отберут Леру? Да! Того, что наша жизнь никогда не будет как прежде? А какая она, в вечном беге? Или может быть я боюсь опять остаться один на один со всей вселенной, боюсь полюбить, чтобы стать более ранимой. Ведь Лера она и есть признание моей любви, моя слабость, но и моя сила! А если меня не станет, что будет с ней?

Я боюсь, что меня не возможно любить, только использовать, что меня можно вычеркнуть из жизни и плевать на мои чувства, что я песчинка, которую несет океан мира, и если раньше от того куда меня прибьёт, зависела только моя жизнь, то уже почти девять лет нас двое. Я боюсь, что мы вдвоем в комплекте не нужны никому, что у нас никогда никого не будет. И если я верю, что у Леры будет любимый муж, семья, дети, я помогу ей вырасти, помогу шагнуть в мир, отпущу, но буду держать руки, чтобы обнять если она потеряет опору, поцеловать, чтобы заживить все раны, как сейчас целую сбитые колени, а самое главное буду верить, что она сможет все и у нее будет ее большая семья, то у меня только она и ощущение причастности к чему-то великому. И я одна.

Я боюсь одиночество — такое ощущение, что это тонким колосом сказала маленькая девочка Мирослава, которой секунду назад сказали, что ее мир рухнул, что во всей вселенной больше нет самых дорогих для нее двух людей, ее родителей. и теперь она навсегда будет сирота, навсегда одна.

Я боюсь, что тех, кого я люблю я потеряю. Я боюсь!

— Страх он показывает ценность, не позволяй ему брать вверх, пусть укажет дорогое и держи его в узде, иначе он не даст жить. Мира, надо жить, не выживать, — и я только кивнула, удивляясь, почему по щекам текут слезы и особенно остро понимая сейчас плачу не я, а та маленькая девочка, что живет внутри меня, которая росла сама, и которую должна любить я сама, потому что иначе она навсегда останется одна в пустой комнате со страшными словами, что как будто постоянно отражаются от стен и становятся только громче, заглушая удары моего сердца — 'они мертвы'.

— Вы, оказывается, умеет вскрывать раны как хирург, — сквозь слезы говорю, а он улыбается.

— Когда у самого так долго болело, легко находить, что болит у других, только знаешь, хирург режет тело, а я душу, и мне больно за каждую.

— Иногда это необходимо, — я медленно успокаиваюсь.

— Это необходимо всегда, нарывы надо вскрывать, а не маскировать.

— Спасибо, — я посмотрела ему в глаза, мне больше не было стыдно, что я расплакалась, плакать надо, хоть иногда.

— Люби себя Мира, покажи миру, как тебя надо любить, — и он улыбается и теперь на его страшном лице его глаза кажутся самыми красивыми, что я когда-либо видела, в них свет, наверное, это и есть свет веры, а как по мне это свет человечности и плевать какой он расы. Свет того, что надо принимать тех кто вокруг, понимать и любить, ведь все мы в душе дети. а дети без любви не растут.

В этот день я еще успела заехать в школу и даже послушать родительское собрание, а потом подошла и извинилась за инцидент в горах, на что получила море восторгов и просьбу провести пару уроков по самообороне для женщин и девочек. поскольку дети после 'похищения' были под таким впечатлением, что такая худенькая и воздушная мамы Леры, может такие вещи. Пришлось чуть сконфуженно пообещать, что после свадьбы правителя я обязательно приду на такое занятие и сбежать оттуда, где мне и правда пожимали руки и говорили, что я такая молодец, кинуться в бой за своего ребенка!

После собрания уже вместе с Лерой я заехала в резиденцию, посмотреть установленные объекты, все получилось отлично, так что похвалив всю свою команду уже мечтала попасть домой, день оказался эмоциональным и не таким ровным по эмоциям как обычно, но меня удивил Шейн.

— Я хочу тебя познакомить со своими родными, — вот так вот нельзя людей шокировать и пока я моргала и пыталась подобрать слова, чтобы веско ответить 'нет', он не дал опомниться, — моя сестра родила и вся семья устраивает праздник, сегодня по нашим традициям двери открыты для всех и хочется делиться радостью, я очень хочу разделить эту радость с тобой и Лерой, полетишь?

— Лер, как насчет поздравить малявку с рождением и познакомиться с родными Шейна?

— Я за! Нас же примут? — и вот я отразила ее эмоции, а правда вдруг мы им не понравимся и тут же сама себе это я боюсь чего, того что этот мужчина мне нужен и я хочу понравиться, чтобы в нашем будущем не было проблем? Или просто хочется всем нравиться, хотя второе бред, я давно не хочу нравиться всем.

— Все будет хорошо, — и он улыбается, садясь на место водителя.

— Нам нужен магазин! — хором говорим мы с Лерой и начинаем смеяться, — К детям с пустыми руками нельзя! — опять хором и опять смех, живой, настоящий и такой отпускающий.

— Как скажите, девочки! — и мы летим в магазин, а мне так хорошо, не знаю, возможно, у нас с ним никогда ничего не получиться, но я буду ему всегда благодарна за его безоговорочную поддержку, за его помощь, легкость и это его 'девочки', как маленький подарок из детства. Нас с мамой папа тоже так называл и дедушка Сайт в своем время. Как же приятно быть чьими-то 'девочками'.

В магазине мы набрали кучу всего такого милого, хорошенького, какое может быть только на крохотных детей. Всякие человечки, шапочки, бодики, пинетки, погремушки, короче оторвались мы прям от души.

— Мне кажется надо было остановиться еще на пятом костюмчике, — осторожно замечает Шейн, я же только улыбаюсь.

Это своего рода терапия, когда вот так можешь взять и купить все понравившиеся детские вещи, а не выбираешь тот минимум без которого никак. И как же хорошо обсуждать с дочерью рисунок на костюмчике и е думать о том, что у нас не все так радужно. А потом мы прилетели к большому дому, где горел свет, где были слышны счастливые голоса.

— Сара с малышом уже дома, они вдвоем в порядке, отдыхают, это мне мама сказала, там установили полог тишины, чтобы не помешать ребенку, так что народ уходит в раж, — это он прокомментировал то, что к нам выскочил мужчина, который на ходу обнялся с Шейном и начал поздравлять его, что он очередной раз дядька, а этот счастливый без меры, оказался отцом.

Потом нас завели в дом, где оказалось не так и много народу, родители Шейна, муж Сары, еще один их брат с семьей и собственно все, остальные были соседи, что зашли поздравили и ушли. Итак семейный ужин, на котором вот так просто между тем как подать салат и спросить соль Шейн сообщил, что я его жена, а это его дочь. Я собственно этим самым салатом и подавилась, а вот Лерка как так и надо кивнула и продолжила болтать. мама и до этого изучала меня внимательно, но как-то украдкой, теперь по-моему включила рентгеновское зрение.

— Почему же так скоропостижно был заключен союз и почему ты нам ничего не сказал? — сижу жую и молчу, потому что как-то вообще не уютно.

— Шейн, что происходит? — это уже отец.

— Братишка?

— У меня все отлично, — вот и ответ видимо на все вопросы, дальше они естественно перекинулись на меня, но Шейн пресёк все моментально.

— Если, Мире будет не комфортно мы улетим, — вот сказал, как отрезал, а этой самой Мире, то бишь мне не комфортно давно и глубоко я в этой яме некомфортности.

— Давайте я вам сама расскажу, — решила влезть моя дочь, и я не стала ее останавливать, прикидывая как бы так просигналить, что мне уже не комфортно.

А дальше я даже заслушалась, Лера в просто невероятной манере рассказывала наши приключения и как Шейн спасал маму, и как он пилотировал катер и как они, то есть мы с ним работали командой, спасая ее. И как он вмешался когда нас хотели похитить и вернуть в союз. Знаете, что сделал этот ребенок? Она так тонко с таким детским восторгом рассказала родителям, какой у них замечательный сын, что по-моему ни у кого не возникли никакие неудобные вопросы. Мама Шейна там чуть ли не с открытым ртом слушала мою дочь и периодически охала, отец иногда хмурился, а дочь вещала. По ком-то плачет сцена.

Потом был десерт, и наши медленные сборы домой, правда в конце все закончилось не так радужно, Шейн ушел на кухню и я хотела пойти его поторопить, все-таки Лере завтра на учебу, подходя, услышала диалог, в котором мать уточняла:

— Ты уверен, что она тебе нужна? Со своими проблемы, с ребенком, ты только подумай, на планете уйма девушек, у которых нет такого багажа, вот у нашей соседки младшая дочь выросла в настоящую красавицу.

— Мама, — вот умеет этот отторец одним словом припечатать.

— Что мама, ты сначала улетел в этот свой космос, пробыл там куча времени, ни жены, ни невесты, я твоих этих даже в расчет не беру, а потом как гром среди ясного неба, ты в отставке, работаешь на планете и ты заключил союз!

— Мама, мне нужна она, вот со всеми проблемы и ребенком, которого я признал, мам, ты меня понимаешь? — и мама тяжело вздыхает, да как мать я ее понимаю, вот приведет Лерка кого-то, а мне потом страдай и переживай.

— То есть это все серьезно, а что про временный союз? — и я вся в слух превратилась, хоть и стыдно подслушивать, но надо, прям как воздух мне надо.

— Мама, я же сказал, она мне нужна вся целиком, какой временный союз?

— А если она захочет улететь?

— Я полечу следом, — и так спокойно, блин как маньяк.

— А если она будет несчастна с тобой и ты увидишь, что ей нужен другой?

— Значит, мне придется хорошенько объяснить этому другому, какое сокровище ему достанется и приглядывать издалека.

— Ох, сын, — и столько отчаянья, а я прям стояла не живая не мертвая, это он сейчас намекнул, что если попрошу, отпустит, но будет приглядывать, чтобы не попала в беду, что за бред, это что кино? Так не бывает!

— Бабушка всегда говорила, что твое сердце спит, но когда оно проснётся, ты станешь самым любящим. Девчонка у нее такая живая, на сестру твою похожа, прям как солнышко, привези их еще разок, так чтобы в спокойно обстановке, чтобы мы смогли поговорить с ней, я хочу знать, кого мне стихии подарили в дочери.

— Спасибо мам.

— Для меня главное, чтобы мои дети были счастливы, я же вам говорила, приведёте любого и любую приму, главное в ваших глазах видеть счастье. Так что пошли, прощаться со всеми, и я жду в ближайшем будущем вас снова.

Я быстренько упорхнула в соседнюю дверь, где была ванная и там ополоснула лицо, пытаясь прийти в чувства, то есть мать вот так сразу поняла, что ее сын влюблен? Как же не верится и как же хочется поверить.

Когда я вышла, меня в доме ждал только Шейн, остальные вышли на улицу подышать, да и разъезжались почти все.

— Все нормально? — я только кивнула, пряча глаза, — Все подслушала? — вот же!

— Так зачем говорил, если знал, что я слышу? — вскинулась в ответ.

— Готовлю тебя морально, — подошел так близко, голову чуть склонил и изучает.

— К чему?

— К себе и мысли, что ты теперь моя, — и я не успела задать вопрос, он поцеловал, и вопросы продолжали плодиться, но где-то в фоне.

— А если я не готова? — голос такой тихий, аж странно.

— Ты никогда не будешь готова, ты как зверек, что вечно убегает, а я не хочу, чтобы ты бежала.

— Это несерьезно мы знакомы не так давно, чтобы ты считал, что я для тебя, — и договорить не дал, опять поцеловал, что за мания рот закрывать, бесит, вот серьезно.

— Сколько в твоем понимании достаточно времени, чтобы понять, что с этим человеком ты видишь свое будущее?

— Ну... — а кто его знает, год два?

— А как понять, что вы подходите, не попробовав строить общий быт? — вот тут я была согласна, как знать, вдруг в быту он совсем невыносимый.

— Я не готова, — вот и все что я могла на это все сказать.

— Я подожду, когда ты будешь готова, — он поцеловал меня в нос и заправил прядь за ухо, при этом он улыбался, а я почему-то решила, что он обидеться.

А после повел на улицу, где мы попрощались с его семьей и умчались домой.

— Шейн, мы понравились твоей семье? — ощущение такое мерзкое, как будто мы бездомные собаки, что заглядываю в глаза людям и безмолвно спрашивают, может ты меня к себе возьмешь.

— Главное чтобы они вам понравились, а если нет, то значит, мы не будем к ним летать, — вот же, кто так отвечает, да и вообще так нельзя они его семья, его родные!

— Почему ты считаешь, что главное, чтобы нам они понравились, а не наоборот, вдруг они будут против нас с мамой?

— А я хочу жить с вами, значит, мне надо чтобы вам было комфортно. А родные, я слишком хорошо их знаю, даже если вдруг им что-то не понравиться, пройдет время они привыкнут смиряться и все будет, так как должно. И к слову, я считаю, что семья должна поддерживать, поэтому я уверен все будет хорошо.

— Вода камень точит, если тебе будут капать какие мы неподходящие, ничего хорошего из этого не выйдет. и мама еще не решила, может быть она будет с моим отцом.

— Ты права, твоя мама еще ничего не решила, и я не тороплю ее. Скажи если она выберет меня ты с этим смиришься? — я пыхтела рассерженным ежом, а он смотрел на Леру, что сейчас усиленно думала, кусая губы.

— Я не знаю, чего бы мне хотелось, я мечтала об отца, как у всех, но это был какой-то образ, и сейчас я не знаю это ожил образ или я решила, что это образ. И как теперь в мою мечту про семью вписать мамины желания, ее обиду, и слезы? Знаешь она так много плакала по ночам все эти годы, а теперь не плачет и мне почему-то кажется, что она выдохнула узнав, что папа жив, но в ней больше не горят так глаза как раньше при рассказе про папу. Я запуталась так сильно и совсем не понимаю чего надо хотеть и что будет лучше для нас, для мамы, для меня, — я отклонившись назад обняла дочь, что так сумбурна пыталась объяснить свои эмоции и переживания.