Вместе с захваченным с собою сургучом, сразу направился к своим металлургам. При помощи сургуча можно было осуществить закалку стали, которая придаст ей особую твёрдость, что она даже, подобно алмазу, будет способна резать стекло. Для этого всего лишь достаточно шило, лезвие ножа или любой другой инструмент накалить до ярко красного свечения и тотчас же погрузить его в обыкновенный сургуч на одну лишь секунду. Операцию погружения в сургуч нужно повторить несколько раз, выбирая каждый раз для погружения, свежее место в сургуче до тех пор, пока сталь не остынет, и не будет уже более входить в сургуч. На этом процесс закалки считается законченным. Остается очистить приставшие частицы сургуча. При употреблении закаленного таким способом острия или лезвия из стали, желательно каждый раз смачивать его скипидаром.

Ещё я осчастливил кузнецов, показав им способы травления и зеркальной полировки поверхности металла. Готовую натриевую селитру удалось купить у транзитного булгарского купца. Воздействие на селитру серной кислоты дало в мои руки азотную кислоту. Желая подлизаться к Изяславу Мстиславичу, взял его старый латный доспех и погрузил его на некоторое время в смесь из 1 серной кислоты на 20 по объему воды, затем вынул, тщательно прополоскал водою и оставил высушиваться в древесных опилках. Когда доспех обсох, погрузил его на одну-две секунды в азотную кислоту, после чего вновь прополаскивал водою, оставив высушиваться, после чего хорошенько обтёр доспех. В этот момент на меня глядело моё зеркальное отражение. Поверхность старого тусклого доспеха стало блестящим, как зеркало, иными способами достигнуть такой совершенной полировки — невозможно. Изяслав Мстиславич вместе со всей дружиной был сражён видом некогда старого, полуржавого доспеха. Крепости доспеху я, конечно, не прибавил, но внешний лоск обеспечил на все сто! Бесплатно отполировал доспехи княжеским ближникам, а для остальных бояр, пылающих алчным взором, выставил такую цену, что у абсолютного большинства отбил охотку. Цену на зеркальную полировку доспеха установил в размере 50 гривен. Такой суммы не испугались лишь те, для кого понты дороже денег, вот на них-то, до конца года, я заработал 1000 гривен. Причём не только смоленские бояре обновили свой прикид, но и несколько заезжих соблазнились.

В Ильинском детинце запустил самогонный аппарат.

Вызвал Твердилу, главного, в княжеской дружине, ценителя хмельных напитков. На него я возложил особо ответственное мероприятие по дегустированнию полученного продукта.

— Что это такое, Изяславич? — шмыгнул носом десятник, явно улавливая что-то знакомое.

— Что-то вроде крепленой медовухи. Водка называется!

Твердила, своей треморной рукой жадно схватил протянутый ему трёхсотграммовый бокал. Не успел я и глазом моргнуть, как он с размаху глыть!

— Буль-буль-буль, — заходил вверх вниз кадык, — выпучив от удивления глаза, десятник не сдавался и настойчиво продолжал пить, намереваясь до дна осушить посуду.

— Вещь!!! — одобрительно крякнул десятник, вначале жадно занюхав рукавом, а потом принялся вытирать выступившие с непривычки слёзы и вспотевший лоб.

— Твоя сестра, я слышал, хмельным торгует?

Твердила сразу не ответил, прислушивался к ощущениям в собственном организме.

— Торгует! — алкоголь начал действовать, на десятника наползла блаженная улыбка. — Хочешь через неё эту штуку продавать? — моментально сообразил Твердила, хоть его уже и начало слегка клонить в разные стороны.

— Возможно, да, если мы с ней в цене сойдёмся ...

— Сойдётесь, княжич! Хороша у тебя медовуха, ажно до кишок меня пробрала, а потом в мозги вдарила!

— Ну, ладно, пускай в гости ко мне как-нибудь зайдёт.

Твердила замялся на пару секунд

— Так может это ... Владимир Изяславич. Надоть ей сначала отнести отведать, чтобы она знала об чём торг будет вестись? Я могу ей прямо сегодня отнесть ...

— Давай так и сделаем! Кувшин с водкой у самогонщиков возьмёшь.

— Кто такие?

— Те, кто водку эту варят, они во-он в том амбаре находятся, — пальцем я указал направление, — не пропадёшь, спросишь, если что.

— Ага, я мигом метнусь, — Твердило настропалил свои лыжи в указанную ему сторону.

Я его окликнул:

— Только, смотри, в пути кувшин не разлей и не разбей!

— Ни в коем разе, княжич! — торопливо ответил десятник и затрусил дальше.

На доходы от продаж продукции холодного копчения и алкоголя я планировал закупить побольше соли для нужд химических производств.

На следующий день вместе с главным княжьим бортником Никифором отправился в инспекционную поездку в образцово-показательную весь, спрятавшуюся в лесах, в десятке километров от Смоленска. В этой небольшой деревушке, в несколько домов, проживали бортники, поэтому именно здесь Никифор и затеял устроить экспериментальное пасечное хозяйство.

Вокруг деревеньки величественно раскинулся дремучий бор, полный всевозможно зверья — лоси, медведи, белки, куницы, кого тут только не было! Фауна всё ещё прибывала в первозданном богатстве. Проживали здесь пяток семей. Мужики занимались, главным образом, промыслом зверя, бортничеством, да валили лес, а бабы потихоньку драли землю меж пней, засевая её рожью, да овсом. Оброк платили князю самыми ходовыми товарами — пушниной, воском, да мёдом, а излишки продавали на столичном рынке.

Въехали мы в эту деревеньку по плохо приметной, заросшей лесной просеке. Отряд состоял из Никифора, местного тиуна, моих дворян и десятка дружинников во главе с неизменным Перемогой.

Жители этой утопающей в лесу деревушки, все как один выстроившись вдоль домов, склонили в поклоне головы. Значит, определил я, здесь проживают вольные людины или смерды, если бы были холопы, то при нашем появлении упали бы на колени. Такие уж на Руси порядки.

— Дозволь слово молвить, княжич! — обратился ко мне один из мужиков, видать староста поселения.

Я одобрительно кивнул головой.

— В избе у Сорника мы ужо накрыли стол яствами, свежатина лесная есть ...

— Потом! — я нетерпеливо махнул рукой. — Хотя, вон, пускай дружинники садятся явствовать, а ты мне покажи своё хозяйство!

Дружинники, дождавшись одобрения моего приказа со стороны Перемоги, последовали в избу, от которой доносился будоражащий желудок запах печеного мяса и квашеной капусты. А в это время мужик запнулся, силясь понять, что именно меня интересует, но ему тут же подсказал Никифор.

— Покаж, Ермил, княжичу свою пасеку с ульями!

— А ... милости просим, Владимир Изяславич! — и мужик кабанчиком метнулся вперёд, обгоняя наших лошадей.

То, что мы приближаемся к ульям, я понял по характерному жужжанию, усиливающимся с каждым шагом, а вдали уже виднелась пасека с множеством однотипных деревянных домиков.

— Княжич, дальше лучше пешком, иначе лошадей закусают! — произнёс слегка запыхавшийся пасечник. — Да и людей могут ненароком запросто пожалить! Злые они! Может, ну оно, так, с дали поглядишь?

Я подумал, что действительно, пчёлы-то дикие, лесные. Селекционной работой над ними никто и никогда не занимался. И тут, получше приглядевшись, я заметил, что лицо Ермила какое-то синеватое и подозрительно опухшее.

— Пчёлы покусали? — спросил у старосты.

— Они, родимые! — с улыбкой согласился Ермил.

— Как пчёлы прижились? Трудно ли их было заселить? Сколько всего ульев? — Я всё-таки решил отказаться от близкого знакомства с пасекой, своим фейсом очень уж не хотелось рисковать.

— Пчелиных роев по-весне тьма тьмущая, весь лес гудит! С мужиками, да сыновьями роёв пчелиных набрали на все три десятка ульев. Пожалили нас, конечно, пчёлки хорошо. Ну, да мы люди к ентому привычные! В улью положили вощину с медком, подержали малось там рои. Им в домиках, видать понравилось, только несколько роёв слетело, а остальные прижились.

— Ну и как тебе теперь нравиться пасечником быть, лучше, чем борти ставить?

— Конечно! Я теперь в лес хожу токмо на ловлю зверя, больше дел могу по хозяйству сделать!

— Осенью, когда мёд соберёте, велю всем вам — мужикам и сыновьям, кто постарше, проехаться по княжьим бортническим деревенькам. Будете с тамошними бортниками делиться своим пасечным опытом, да по одному улью оставите им, как образец для подражания, повторения. Большого труда смастерить улей нету, особенно, когда перед глазами уже готовый есть. Никифор — я указал на главного княжеского бортника, — выделит возничих вам в помощь, выдаст пару сотен ульев, да приплатит вам деньгами за ваши труды. Так ведь, Никифор?

— Сделаю, Владимир Изяславич, — бортник поклонился. — Хороша у тебя придумка, знающих людей по весям пустить! А я, по повелению твоего отца голову ломал, хотел ужо бортников сбирать, да сюда их, для показа привозить. А по-твоему много лучше выходит, никого не надо сейчас никуда везть, да от дел отрывать! А по зиме мы всё сладим, на пару десятков мужиков саней я найду, да запущу их по всему княжеству!

— Вот и договорились! Поэтому, ты Ермил, да другие твои соседи-пасечники всё примечайте, а зимой будете опыт свой передавать, рассказывать и, если надо, показывать, как вы научились по-новому с пчёлами обращаться.

— Слушаюсь, княжич! — с задумчивой миной лица поклонился староста. Ему пока было не совсем понятно, что от этого поручения ждать — добра или худа.

Глава 4

Лето 1233 г.

В двадцатых числах июня месяца я вновь объявился в Гнёздове. Строительные и производственные площадки были залеплены засохшей глиной. Люди собранные здесь кто добровольно, кто принудительно, жили по-звериному, в сырых землянках, утопающих во время дождя в воде, или в лучшем случае, в построенных на скорую руку срубах, крытых дёрном.

Тем не менее, работа под присмотром княжеского тиуна активно велась.

— Пётр, надо бы людей из землянок в срубы переселить, а то, как бы люди не захворали от сырости.

— Ничёх! — Пётр, лишь махнул рукой, — до осени как-нить перебьются. Сейчас у нас каждый день на счету, нельзя время зазря терять, а кто из этих останется, — он указал на разбросанные в беспорядке землянки, — осенью, до первого снега успеют обустроиться.

— Ага, — подтвердил командир дислоцированной в Гнёздове дружины, десятник Аржанин. — В землянках живуть не только твои, княжич, челядинники, но и множество 'охочих' людишек. Пускай дурней еще, где ищут, чтобы их задарма обустраивали, да жильё ладное справляли! Всё равно они зимой кто куда разбредутся, глину копать немочно будет!

Я кивнул головой, соглашаясь с подобной аргументацией.

— Хвались успехами, Пётр, — я вновь обратился к тиуну.

С его слов вырисовывалась следующая картина. Десяток формовщиков сумели заложить около 20 000 кирпичей-сырцов.

— И самое главное, княжич, вчерась вынули из печи изготовленные по измысленный тобой брусковой формы плинф... эээ ... кирпичи, как ты их прозвал, — говорил тиун, а сам прямо весь от радости светился, — так вот, вынули их, попорченных кирпичей как обычно и бывает, каждый 5-6-й, зато остальные кирпичи все на загляденье, спытали их на крепкость, так они куда как лучше плинф оказались. А самое главное, как ты княжич и говорил, кирпичей в печи можно в два раза больше поместить и обжечь, чем плинф.

В выстроенной гончарами печи, в одном её ряду, можно было разместить до 500 штук кирпичей, число рядов было — 20. Здесь уж постарался я, придав тонким, легко поддающимся деформациям плинфы вид современных мне брусковых кирпичей. Такие кирпичи можно было укладывать на рёбра высотою, как уже было сказано, до 20 рядов, а плинфы, из-за несовершенства их формы, нельзя было поднимать выше десяти. Таким образом, в печи можно было одновременно обжигать до 10 тыс. штук кирпичей (в отличие от 5 тыс. штук плинф). Учитывая, что цикл работы печи был примерно 2,5 недели, то за сезон одну печь можно было использовать 8 — 10 раз, и она могла дать до 100 тыс. кирпичей. При этом примерно каждый 5 — 6-й кирпич уходил в брак.

— Как ты и приказывал княжич, — меж тем продолжал хвастаться Пётр, — все полученные кирпичи пойдут на закладку девяти новых кирпичеобжигательных печей, позже ещё две печи заложим для обжига черепицы. Только вот дорогобужская глина закончилась, надоть ее побольше к нам завесть. Ещё тысячу кирпичей сделали из этой огнестойкой глины.

Тиун, продолжил что-то восторженно бормотать о новых формах кирпича, повёл меня показывать своё печное хозяйство. Меж тем, я в уме прикидывал, сколько удастся изготовить кирпичей до конца сезона.

Если строить новые печи капитально, с минимальным использованием сырца, то на одну печь уйдёт около 3 тыс. штук кирпича. Следовательно, из полученной партии 10 тыс. кирпичей можно построить три печи. Из них, обязательно, одну печь надо построить для пережога соды, да и печь для пережога известняка тоже потребуется. По подсчётам выходило, что на металлургические печи кирпича не хватит, а значит нужно срочно закупать ещё плинфу и складывать из неё новые печи.

— Пётр, — обратился я к тиуну, Тебе надо будет плинфы ещё закупить и закладывать больше печей.

— Как прикажешь княжич, — склонил голову тиун.

Ночевал в выстроенном для меня срубе-пятистенке, более-менее приличный терем строить было просто некому. Точнее говоря, мастера были как свои, так и наёмные, но отвлекать их я ради личного комфорта было бы последним делом.

В комнате стояла духота, знойная летняя ночь не даёт заснуть. Прямо раздетый вышел на улицу, чуть поодаль от выхода сидели на завалинке и тихо переговаривались два дежурных гридня. Меня они не замечали.

Немного постоял, рассматривая ярко горящие в небе звёзды. Из всех созвездий я знал только ковшики медведиц, которых вскоре благополучно отыскал на небосводе. Но начавшие противно пищать комары, загнали меня обратно в дом.

Утром следующего дня прошёлся по гнёздовскому химическому производству. Тут вроде бы всё окончательно устаканилось, производственные сбои возникали всё реже, мастера освоили новые рецептуры, поэтому, пора было его несколько обновить и расширить. Гнёздовской детворе и прочим желающим подзаработать кроме терпентина (живицы) предложил собирать и сдавать моим служащим ягоды (фруктовый уксус) и 'чернильные орешки' (их можно было найти в окрестных дубравах). Орешки представляют собой наросты на листьях дуба, в них содержится танин — дубильное вещество. Эти чернильные орешки просто вывариваются, полученный раствор выпаривается в порошковый танин, содержащий таниновую кислоту — незаменимую вещь для кожевенного и мехового производства. Также 'чернильные орешки' можно использовать для производства чернил.

Опорожнил склады готовой продукции. Уже выработанные материалы и вещества сплавил за серебряные слитки проплывающим мимо немцам. Назначил ответственного за выработку дубильной кислоты и отплыл в Смоленск.

После совместной утренней трапезы мы с Изяславом Мстиславичем тихо-мирно, как отец с сыном, беседовали, обсуждали мои коммерческие и производственные дела. Я отчитывался, что сделал, за какую сумму продал, сколько денег надо вложить в развитие. И тут в горницу шумно ввалился десятник Бронислав с известием о том, что в наш стольный град на ладье приплыли Ростислав Мстиславич — уд. кн. Дорогобужский вместе со старшим сыном Глебом. Хоть у него и был свой собственный двор на берегу Чуриловки, но, тем не менее, направлялся он в гости к смоленскому князю и по совместительству своему двоюродному брату.