Черная нить горизонта

Амбуаз повозил языком во рту, собирая слюну и целясь в складки гениталий. Тягучая капля потянулась с губы.

— Уйди! — дернулась Кайрин в бешенстве.

Палач невольно отшатнулся и слюна упала на пол.

— Свободы много, — посетовал Амбуаз и покрутил маховик поменьше. Теперь Кайрин висела в растяжку. Ни единой пяди свободной цепи и, следовательно, действия.

— Я вырву тебе глаза, — пообещала она.

— Когда?

— Когда смогу.

— Поскольку я уже видел, то, что видеть не должен, не будет большим грехом, если я сделаю так...

Он в два рывка разодрал тунику. Кайрин забилась. Что толку? Ей хорошо продемонстрировали, она беззащитна.

— Много лучше.

Амбуаз вернул Кайрин в нормальное положение.

— Ты... ты... ты пожалеешь! — гневалась она.

Палач без замаха шлепнул её по щеке. Больно не было. Унизительно. И стыдно за беспомощность.

— Бэну! Бэну! Вы ничего не поняли? Неужели вы допускаете мысль, что я теряю время с первыми попавшимися людьми? Как можно! Здесь оказываются только те, кому есть что скрывать и есть что сказать.

Он отошел к очагу, пошуровал кочергой, подбросил дров. Поочередно зажег факела и свечи. Света стало больше чем достаточно, разглядеть углы пыточной. Тиски всех размеров, страшные пилы с заржавленными зубьями, молотки малые и большие, деревянные и металлические. Клещи от крохотных до огромных. На стеновых колышках висят буры, долота, проволочные петли. В углу станок для растяжки, тут же рама для подвешивания. Под ней поддон, собирать истекаемую кровь. ,,Кошачьи лапки" для сдирания кожи, серповидные резаки для оскопления, гарроты для удушения. ,,Журавль" и маски для вливания в чрево воды. Раабский сапог, дробить кости ступней и голени. Стул-решетка с жаровней под ним, ,,Железная дева", ,,Ведьмино кресло". В углу куб для утопления, всевозможные колодки и прочее из богатейшего арсенала дознавателей инквизиции.

Амбуаз нагреб в жаровню углей и не спеша, стал раскладывать всевозможные иглы и крючки, показывая каждый предмет.

— Вот эта позволяет аккуратно вынуть глаз, — рассказывал он Кайрин. — А этой можно вытащить кишки через маленький разрез в животе. Эта годна тянуть сухожилия, а вот эта только для вен. Вот эту, ершистую, вводят в канал мужского члена. Подойдет он и для женщин. Вот гвозди забить в сочленение суставов. Маленькие годны под ногти. Это, — он показал блестящие ножницы, — Стригунки. Отстригать уши, губы, носы, пальцы. Но пальцы сподручней долотом, — он взял из набора железку. — Стук и отлетел. Стук и второй. Начинают с ног.

Истинное мастерство палача, сломить жертву еще до того как дотронется, как начнет увечить и коверкать тело. Ведь тело только тело и оно полностью в его власти. А душа? Это то, что отдадут, испугавшись пыток или не стерпев боли. Это самое трудное. Прости Создатель звучит как ересь, но то, что ты вдохнул в человека, достанется палачу!

— Что вам надо от меня? — спросила Кайрин, срывающимися голосом. Дорога мести привела в Серные Бани и выбраться невредимой будет нелегко. Если вовсе возможно.

— Гм... Пока ничего, — пожал палач плечами. — Инструмент не готов. Вот когда приобретет малиновый оттенок... При соприкосновении кожа должна шипеть и стягиваться... Тогда я задам несколько вопросов.

Амбуаз направился к верстаку. Верстак установлен в стороне. Жертве не видно, что на нем. Она может только догадываться! Догадываться и молиться о спасении.

Взгляд Кайрин затравлено метался. Руки непроизвольно тянули цепи. Тщетно. Из этих оков без посторонней помощи ей не вырваться. Не вырваться...

— Каких вопросов?

— Каковые требуют ответов, — палач вернулся к огню. — Знаете что это?

— Нет, и не хочу знать.

— Я вам скажу. Это самый безобидный нож. Почти сапожный. Им срезают кожу с небольших участков. Миндальничают. В рану сыпят соль или перец, льют кипяток или раскаленное масло. Редко воск со свечи. Иногда припаливают огнем. Я начну с вашего плечика? Создатель над нами! Кайракановской ереси тут не место.

Кайрин внутренне подобралась. Она вытерпит... вытерпит... вытерпит...

— Это больно?

— Что больно?

— Терять девственность?

Кайрин стиснула зубы и молчала. Амбуаз подошел, встал на цыпочки, вытянул шею. Их носы едва не соприкоснулись.

— Ну! — коротко, словно гавкнул, выдохнул он.

— Да.

Ответ его удовлетворил.

— А я думал, вы меня укусите, — улыбнулся он. — За нос. У Пиколя, моего подручного, названная часть лица отсутствует. Он однажды проделывал такой же трюк и поплатился.

Смех палача не повторило даже эхо.

Амбуаз вернулся к верстаку, отложил нож, взял другой предмет, показал.

— Называется баклажан. Карийцы называют по-своему. Малитзана. Его вводят в рот, в задницу или в женское лоно. Занятный механизм. Если крутить вот так, конец раздвигается. Совсем как лепестки на распускающейся розе. Бывают, начиняют углями. Процесс крайне болезненный, но большинство остаются жить, — палач умышленно перевел рассказ на Кайрин. — Печально, но о детях вам останется только мечтать. К тому же ваш муж не сможет насладиться вами как женщиной, — он снова показал ей орудие пытки. — Из-за этого. Не сможет и развестись с вами, сославшись на вашу бездетность и недееспособность. Вы дар Кайракана. Род останется без наследников. По вашей вине. Никаких внебрачных потомков волхвы не признают. Каково? Кстати, говорят, рейнх Натан тоже болен. Любопытно, знаете ли...

— Чего вы хотите? — спросила Кайрин.

— Вы повторяетесь раз за разом. Я должен вас спрашивать, а не вы меня.

— Так спрашивайте!

— Еще ничего не готово! — палач показал на разложенный инструмент. — Ко всякому разговору следует приступать подготовленным. Когда я учился в Мохэ.... У меня аттестация носокомия и рекомендации самого Геллена... так вот когда я учился, мой учитель на каждый диспут приходил с ворохом книг и записей. В них он искал подтверждения своим доводам и опровергал доводы оппонентов. Эти железки и есть мои книги, — рассмеялся Амбуаз. — Непохожи?

— Мы можем говорить и так. У нас не диспут.

— Я не вполне уверен в вашей искренности. Вдруг вы о чем-то умолчите? О том, о чем хотелось бы узнать. Или станете выгораживать человека, чьи прегрешения вопиют о наказании. Примерном наказании.

Амбуаз склонил голову, рассматривая Кайрин, долго и внимательно.

— Вы знаете, что вы красивы? — спросил он, поправляя брагетт и не стесняясь своего возбуждения.

Кайрин не решилась ответить. Ведь ответ мог ускорить действия палача.

— Вот видите, вы уже сейчас упрямитесь отвечать на пустяковые вопросы, а что будет когда мы перейдем к вопросам важным?

— Знаю, — едва произнесла Кайрин.

— Но сейчас вам это не поможет. Понимаете о чем я?

— Нет.

— Многие пленницы пытаются обратить свою красоту себе на пользу. Подкупают своих тюремщиков. Удар полегче, еда получше в обмен на свою красоту и ласки. Даже клянутся в любви. Да-да! Бывало и такое. А все почему?

Кайрин поняла, от нее ждут вопроса. И ей нужно спрашивать. Необходимо.

— Почему? — постаралась она сохранять спокойствие.

— Палач единственное препятствие попасть туда, — Амубуаз указал вверх. — На небо. Многие ознакомившись с действием части нашего инструментария, мечтают скорее предстать перед Создателем. Но не все удостаиваются такой великой милости.

— Я ничего предлагать не буду.

— Хотите, поспорим?

— Не буду.

— Будете! Ведь время когда вас будут пежить, это время без боли.

— Я ничего предлагать не буду, — заупрямилась Кайрин. Признавать его правоту еще тяжелее, чем ею воспользоваться.

— Поверьте мне, будете. Будете. Как только дело дойдет хотя бы вот до этого, — палач достал из очага тонкую иглу и приложил палец. Отдернул и поплевал на ожог. — Еще малость.... Стоит ее ввести в ухо... Неповерите, ухо крайне чувствительно к боли. Чувствительней даже вашего чочуле*. Моя речь вам понятна?

— Понятна.

— Глупо об этом спрашивать уроженку Венчи. Так вот, пытуемый должен быть надежно зафиксирован. Некоторые хитрецы пытаются покончить с жизнью. Ведь войди игла на дактиль глубже и пронзит мозг!

Кайрин замотала головой не желая слышать страшные слова. От его речей она теряла мужество быстрее, чем от вида самих предметов.

— У вас дивные волосы, — покачал головой палач. — У меня есть не большая коллекция. Волосы лучше не состригать, а снимать вместе с кожей. Так они долго хранятся, не теряя блеска.

Сквозь камень послышались удары колокола.

— Скоро начнем, — пообещал Амбуаз.

— Так что вам от меня нужно? — крикнула Кайрин в отчаянии. Слабость, наконец, взяла над ней верх. Палач добился то, чего хотел.

— Опять задаете вопросы. Что нужно? Что нужно? Конечно ответы. Много ответов. Что за странная болезнь приключилась с нашим патриархом Бриньяром? Еще три месяца назад его энергии завидовали молодые, а теперь он похож на эксгумированного полугодовалого покойника. Что вы делали в Старом Городе? Почему остался жив Джэлех? Как он оказался жив? Для чего он вам? Почему столь странно погибла Шари ди Дуце, невинное пустое существо, твердившая о потери вами девственности. И как оказалось, что волхвы не узрели вашу порочность? Что за человек Гроу? Что он вез вам? Почему умер его наниматель шен Матуш. Почему умер сам Гроу? От чьей руки? А ваш брат? Он ваш брат? Вы нисколько не похожи. Думаю, наши беседы затянуться надолго-надолго.

Кайрин мысленно повторила услышанное. На какие вопросы ответить, какие оставить без внимания? Весть что Гроу убит, её не порадовала. Она все равно в Серных Банях. Палач угадал её мысли. Это видно по довольной ухмылке. Она решила повременить с отвечать.

— А что потом?

— Потом это всегда после чего-то...

— После того как вы получите ответы на свои вопросы.

— Я право не знаю. Вы так говорите, будто заранее согласны добровольно и честно ответить. Согласны?

— Да, — выдохнула Кайрин.

— Легкость, с какой вы сказали, означает, на самом деле вы собираетесь что-то утаить. Нам нужны не просто ответы, а честные ответы. Без малейшей утайки. Вы, наверное, подумали как на исповеди? Умоляю! Вы же не наивная деревенская шена. На исповеди говорят только то, за что рассчитывают получить прощение и отпущение грехов. А вот то, за что никакого прощения не будет, остается тут, — Амбуаз постучал себя по лбу. — И потребуется много часов и усилий узнать сокрытое.

Он отвернулся и через плечо показал ей очередную пыточную принадлежность. Очень похожую на большие клещи.

— Это называется паук. Им вырывают грудь у женщин....

Палач достал из огня раскаленную выгнутую сетку с отверстиями глаз и рта.

— Морда, — пояснил он, вновь погружая приспособление в самый жар огня. — Стоит ее один раз приложить к лицу и отпечаток навсегда украсит обладателя своеобразным рисунком.

Последняя демонстрация носила психологический характер. Многолетний опыт Амбуаза показывал, пока у женщины остается нетронутым лицо, она цепляется выжить. Но приложи ,,морду" и надежды канут в небытие. С такими, потом ни до чего не договориться. Визжат, воют, несут околесицу повредившись умом. Для них ,,морда" означает гибель всего. Красота для женщины, что донжон для крепости. Последний оплот бытия. Большинство (бывают, конечно, и исключения) выдержав многое, перед ,,мордой" пасуют.

— Представьте, останется от вас туловище и голова. Согласно вере Кайракана, рейнх Натан обязан заботиться о супруге до скончания дней, — продолжал копаться в инструментарии Амбуаз. — Иногда это хорошо. Иногда плохо. Он может прийти в отчаяние и лишить вас жизни. Кайракан не простит ему такого греха. Как видите, ваши прегрешения косвенно повлияют и на его судьбу. Справедливо ли это? А ведь, наверное, кто-то, может и он сам, взывал к вашему благоразумию, просил не делать глупостей, не лезть в дела результат которых не предсказуем.

"Не делать глупостей... Не делать глупостей...", — эхом отозвалась мысль. Костас! Он просил её не делать глупостей. Просил остаться дома! Он знал! Знал!

Палач вытащил из огня раскаленные клещи.

— Начнем? — спросил он разрешения.

Кайрин зажмурилась. Неужели конец?! Все?! Все?!!! Всееееее!!!!!!

— И не стоит падать в обморок. Ничто не злит больше слабоволия.

Амбуаз похлопал её по щеке. Открой глаза! Кайрин против воли подчинилась.

Их лица опять вровень. Ей было бы легче видеть умершие рыбьи зрачки. Знать что палач бесчувственен к её страданиям. Он просто выполняет свою работу. За которую ему платят. Но нет, она видела презрительно-игривый взгляд. Человек занимался любимым делом. Он пытал и калечил людей потому что.... потому что... потому что ему это доставляет удовольствие, потому что это часть его самого!

Амбуаз наслаждался моментом. Испуг, паника, обреченность, отчаяние, ужас! Какой прекрасный сонм чувств на лице его жертвы.

"Если не закричит," — загадал палач, не зная, что и пообещать, если девушка вытерпит первую боль. Ему не нужны звуки. Ему важны эмоции!

— Всего лишь сосок. Маленький кусочек вашей красивой плоти. Для начала...

Кайрин отвернулась не смотреть. Она проиграла. Столько трудов, столько стараний, столько жертв и все напрасно. Ей не понадобится Децимия. Ей не исполнить клятву , её жизнь закончится в вонючем подвале на пыточном столе, в унижении и боли. Её не оставят в покое, пока она не испустит последний вздох. ОНИ знают, сколько из нее можно вытянуть. И вытянут. А вытянув, не поверят, что больше ничего не осталось. Не поверят!

На витраже её комнаты в Бастуре под синим безоблачным небом, девочка идет по цветущему лугу, к голубой воде. Когда-то она представляла себя этой девочкой... Не сбылось... Ничего из того о чем она загадывала не сбылось... Даже месть...

Туром говорил ей: Во всяком поражении сокрыта частичка победы. Воспользуйся ей. Она воспользуется. Как только сможет. Она заберет у них свою жизнь. Вырвет себе горло, выгрызет вены, разобьет голову о стену. Она не позволит палачу долго упиваться властью над ней. Она уйдет... сбежит... пропадет... рассыплется в прах... в прах... в прах... над цветущим лугом, под синим безоблачным небом, у голубой воды.

Заскрипели расходящиеся ручки клещей. Раззявилась металлическая пасть.

В дверь постучали. Амбуаз даже не повернулся, разглядывая Кайрин. Судя по тому, как сильно оттопыривался брагетт, его возбуждение достигло пика.

Стук прозвучал настойчивей.

— Оглох что ли! — проорали в коридоре.

— Я занят, — ответил Амбуаз.

В дверь пинали.

— Занят он. Конечно, занят. Позабавиться решил. Как бы с тобой не позабавились. Открывай!

— Сказал, занят!

— Смотря для кого. Для меня понятно. Синкелл Бараман идет. Мне приказано записывать протоколы допроса, — дверь пнули и засмеялись. — Ха! Небось вставил уже. Она ж замужем неделю!. Еще не расшоркалась. Плотненько небось ходит? А?

— Где эк-просопу Аммельрой? — недовольно отвлекся Амбуаз.

— Бараман тебе и объяснит.

Палач зло буркнул и направился к двери. По пути сунул клещи обратно в огонь. Остынут. Откинул задвижку окошка, открыл.