Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но не всё было одинаково плохо, когда я лазила по самолёту к нам подошёл техник, и каково же было моё изумление, когда я сначала просто отметила, что я это лицо уже где-то раньше видела, ведь форма очень меняет внешность людей, и только усилием памяти сумела его узнать:
— Николай Евграфович! Здравствуйте! Какими судьбами? Вот уж не думала вас здесь встретить... — Он словно споткнулся при моих словах, явно силясь вспомнить меня, но в отличие от меня у него это выходило гораздо хуже...
— Здравствуйте! А мы разве знакомы?
— Николай Евграфович! Вы вели авиамодельный кружок на Васильевском?
— Было такое, только у меня мальчики занимались...
— А я вот та самая единственная девочка, которую вы выгнали после пары занятий...
— Вот же судьба-злодейка! Вспомнил! И поверьте, мне до сих пор стыдно за тот поступок.
— Ничего страшного! Я обиды не таю. Может вы и правы тогда были, не женское это дело...
— А здесь вы каким ветром?
— Так, я теперь лётчик и пилот, как мне сказали, этого замечательного летательного аппарата... А вы здесь кем?
— Значит вам его подсуропили... Н-да-а... А я позвольте представиться: бывший вахмистр конной артиллерии Донского казачьего войска Панкратов, сейчас сержант авиационной технической службы, служу здесь авиационным техником. А вас, извините, запамятовал как звать, никак вспомнить не могу...
— Ничего страшного! Николай Евграфович. Я — Мета, или полностью Комета Луговых.
— Фамилию помню, а вот имя, только, что редкое...
— А вы техник, по какой специальности?
— А я не специалист-ремонтник, я самолётный техник. Вначале у меня было даже два закреплённых самолёта, да побились где-то, потом новый прислали... Ну, как, новый, в смысле на замену. Подшаманили, полетел, но не вернулся... Теперь я выходит уже неделю, как безлошадный. Я и к вам подошёл, что вы с самолётом возитесь, не могу я без дела... А тут вон как...
— А что вы про этот самолёт скажете?
— Да много чего могу сказать, а если внутрь загляну, то ещё больше... Вы действительно на нём летать решили, не шутите?
— Да, какие уж тут шутки. Предписание имею, вот приехала посмотреть, а тут такое чудо...
— А меня к себе возьмёте, не попрекнёте старым?
— Возьму, если за самолётом будете хорошо смотреть... Вот только тут ещё сложность, я вроде бы буду базироваться на другом аэродроме, пообещаю, а вас не отпустят...
— Вы, немного наверно не в курсе организации ВВС, если я за самолётом закреплён, то где самолёт, туда и меня, вас же не на другой фронт перевести хотят?
— Нет, я и приписана наверно здесь буду...
— Тогда и разговаривать не о чём. А сейчас давайте я предметно этого красавца осмотрю. Вы на таких летали уже?
— Нет, только на обычных...
— Вы понимаете, что тут у вас будут сложности по обзору?
— Понимаю и это меня не радует...
— Ну, тут можно зеркала установить на стойки кабана, хоть немного обзор появится. Вообще, здесь крышка гаргрота увеличена вверх, а вырез кокпита удлинён. В принципе, при обычном полёте не сильно будет отличаться в пилотировании. А вот с пассажирами центр масс сразу значительно назад сместится, вот здесь будет сложность со взлётом и посадкой, в воздухе ручкой будете удерживать... Мотор здесь лучше сразу менять, я с мотористами могу и сам поговорить. Так, в принципе ничего кардинально здесь больше не меняли. До завтра всё проверю и подтяну, если мотор перекинут сегодня, то завтра его можно уже будет облетать. Устроит?
— Конечно!
— Тогда вам сейчас в штаб и лучше нам вместе сходить, тогда и меня сразу за самолётом закрепят...
Мы оставили Митрича с машиной и сестрёнкой у самолёта, а сами пошли в штаб полка. Вообще, я тогда очень удивилась, почему нас легко пропустили на поле, и почему вообще никого не заинтересовало, кроме Панкратова, что мы по самолёту лазаем. Оказалось, что у нашей машины есть специальный пропуск, а в полку знают, что самолёт закреплён за отделом Николаева, поэтому и снимать с него что-либо опасались. Но как рассказал позже Николай Евграфович, никто ведь толком самолёт не разглядывал, и не особенно лезли, не потому, что боялись разведки, а опасались, вдруг у этой самоделки все внутренности поменяны и снимать смысла нет. Как оказалось, переделки коснулись очень малой части самолёта и фактически кроме доработки части фюзеляжа не поменяли почти ничего. Так, на более поздних лимузинах будет другая схема прокладки тросов управления, не снаружи, а внутри фюзеляжа. А Барбос на самом деле даже не "СПЛ", как мне сказали и даже не "СП" переделанный, а санитарная "эСка" или "С-1" переделанный умельцами, отчего и кокпит увеличенный, а не двойной сзади и почему гаргрот высокий, он от санитарной версии остался... Впрочем, наверно вам как и мне тогда особенно эти чисто технические подробности ничего не сказали. На скорость, как говорят, не влияет и слава Богу!
В штабе с одной стороны обрадовались появлению лётчика на простаивающий самолёт, с другой сразу сообразили, что я под их командование не попадаю, что их не обрадовало. И хоть с кислыми минами, но потихоньку мне всё оформили и Панкратова за самолётом закрепили. Сразу после этого он убежал договариваться с мотористами, вытребовав какую-то бумажку у начальника штаба. Я утрясла почти все дела и вернулась к Митричу, который к этому времени уже повеселел, что за его прокол его не ругают, хотя я тогда причин перепадов его настроения не знала...
Потом мы поехали в бомбардировочный полк, где меня сначала познакомили с Иваном Хромченко, это наш первый отделовский лётчик. Так как он здесь уже всех знает и прошёл процедуру перевода самолёта на этот аэродром, он помог оформить нужные бумаги для полка связи об откомандировании меня и самолёта на другую площадку вместе с техником. За техника он меня похвалил, оказывается он с техником немного лопухнулся, и ему пришлось искать техника уже здесь, а это лишние проблемы. Здесь уже с нами везде ходил Митрич и решал возникающие вопросы. Мне сказали не вникать, я и не лезла...
А вот по пути из этого полка мы сразу заехали в деревеньку неподалёку, где Мирич решительно направился к одному из домов. Как оказалось, он уже договорился здесь для нас о постое. В доме жили две женщины, бездетная вдова с матерью мужа, которые нас приняли весьма радушно. Вот только после этого мы поехали в отдел, до которого здесь было совсем близко...
*— Эта инициатива Марины Расковой была и в нашей истории и полки были сформированы. Но полностью женским получился только будущий 46-й гвардейский Таманский ночной бомбардировочный полк, которым бессменно командовала Бершанская. В полку за годы войны больше двадцати женщин были удостоены звания Героев Советского Союза. В истребительном воевала Герой Советского Союза Лидия Литвяк, полк был смешанным. Создать женский полк на самолётах Пе-2 не вышло, вернее он был смешанным, всего с несколькими женскими и смешанными экипажами, но вскоре стал обычным бомбардировочным полком. Вообще, уже с конца 1942 года всё больше должностей в БАО стали занимать женщины после ШМАСов, в некоторых полках мужчины в аэродромной службе остались в единичных экземплярах.
**— До войны существовала разработка и единичные экземпляры попыток приспособить самолёт под перевозку ценных пассажиров. Так известна модификация "Башнефть" с прозрачной кабиной, пару экземпляров с закрытой комфортной кабиной делали для особых пассажиров, так один двухместный самолёт был подарен С.М.Кирову. Чаще всего переделкам подвергались самолёты У-2С (санитарные) у которых сзади уже был предусмотрен другой кокпит под перевозку раненых и больных и вместо гаргрота высокая обтекаемая крыша часто с окнами. Фактически модификация У-2СПЛ это заводская доработка трёхместного пассажирского "СП", но она широко появится чуть позже. Позже всё-таки будут созданы варианты "лимузинов" Рафаэлянцем, Зусмановичем и Куликом, на момент нашего рассказа, фактически все "лимузины" — это частные инициативные переделки.
Глава 51
Обживаюсь
После обеда с вещами и выданным пайком нас отвезли в назначенный нам на постой дом. Перед выездом Митрич озаботился, что я хожу как "голая" в его понимании, в смысле без оружия. Я полезла в сумку и достала свой Браунинг, за что Митрич меня похвалил, переписал с него номера и сказал, что нужно его узаконить, а то вдруг у меня из-за него возникнут проблемы. Что это значит, я поняла недели через две, когда в очередное посещение отдела мне была торжественно выдана выписка из приказа о награждении меня этим именным пистолетом. Кроме этого он выдал мне небольшую никелированную полированную пластинку с гравированной надписью об этом, к которой нужно найти специалиста, способного мне в накладную пластинку-табличку аккуратно вклеить и не испортить вид пистолета. После, посмотрев, на моё ошарашенное озадаченное лицо, он как-то грустно кивнул своим мыслям и молча забрал у меня пистолет с пластинкой, буркнув: "Сам найду...А то..." Но до этого, помня о моём опыте, он выдал новую кобуру с наганом, под которую пришлось ослаблять ремень и надевать её сзади на юбку. Было катастрофически неудобно и особенно — садиться револьвер всё время упирался в спину. Митрич вспомнил, что у лётчиков пистолеты на ремешках, чтобы сидеть в самолёте не мешали, я же вспомнила рассказы в госпитале, как эти ремешки в трудной ситуации любят за всё цепляться и отказалась, заявив, что лучше я привыкну в такому неудобству, чем буду этими ремешками за всё цепляться. Но Митрич наморщил лоб и вспомнил, что у него есть кобура у которой ремешки не сбоку кобуры, как у этой, а нестандартно сверху, то есть револьвер не серединой на ремне, а самым верхом и тогда должен меньше давить, принёс её, и она оказалась гораздо удобнее. Вообще, наш старшина дотошно вникал в любые мелочи. Само собой, его не мог не заинтересовать такой предмет, как мой громоздкий футляр с ксилофоном, а узнав, что в нём и про моё умение играть, не успокоился, пока не выдавил из меня обещание спеть и сыграть на каком-нибудь празднике для всего отдела. Как я поняла, я теперь скорее была в отделе, чем в лётном полку, что гораздо удобнее в плане моего использования на нужды отдела и того, что меня не станут дёргать на сторону, так, что отказываться не видела никакого смыла. Ближайшую неделю мне выделили для облёта района и знакомства с местностью и самолётом.
Дома нам с Верочкой на двоих выделили целую светлую и просторную веранду со своим входом. По летней поре, о лучшем и мечтать было бы грех. Назавтра у меня уже вылет и мне предстояло Верочку оставить одну под присмотром хозяек, но вроде бы с ними наладился контакт и всё должно быть хорошо, а мне надо перегнать и облетать моего Барбоса. В общем, мы начали вживаться в новые условия и нас закружила местная суета и беготня...
Когда утром добралась до аэродрома полка связи, то оказалось, что мотористы ещё возятся, а встретивший меня чумазый от ремонта Панкратов пообещал, что часа через три самолёт к вылету уже подготовит. Я было собралась расслабиться и подождать, только занести дежурному заявку на вылет. Как бы не так! Меня сразу отправили в штурманский класс, где мне требовалось выучить карту и сдать её знание штурману полка. А этот капитан гонял меня как сидорову козу и раза четыре выгонял учить ещё. Как же я ему потом была благодарна, а тогда злилась и учила уже ему назло и из принципа. А он приносил чёрно-белые не подписанные листы аэрофотосъёмки по которым мне нужно было опеределить, где я нахожусь и куда мне нужно лететь, чтобы попасть на аэродром. Жуть! На каждом таком снимке нужно было найти какой-то характерный элемент для точной привязки и ориентирования, для этого очень хорошо запомнить карту и разные особенности в каждом районе. Вот эти характерные детали я и учила. А, прощаясь, он заметил, что то, что он мне дал, это крохи, в лучшем случае десятая часть того, что позволит лётчику хорошо ориентироваться на этой местности. И сколько бы я не летала, я должна всё время запоминать всё новые и новые ориентиры, а особенно изменения старых вместе со сменой времён года. И это мне ещё повезло, что мне требовалось изучать и отвечать только территорию по нашу сторону от фронта, другим лётчикам, что летают и на сопредельную сторону нужно знать и учить в два раза больше. В общем, из штурманского класса я вылезла к обеду и была рада, что быстро отделалась и получила разрешение на полёты. Во время изучения района оказалось, что до бабушкиной деревни по прямой всего два часа полёта, а там такой луг есть за деревней, он большой и ровный к реке сбегает... И так захотелось слетать и проведать всех, но... Был бы попутный рейс... Но в тех краях интересов армии увы, нет, это глубокий тыл, к счастью. Даже цыпки по коже побежали, когда вдруг представила на нашем Белом озере немцев...
Барбос ждал меня уже готовый к полёту. Кажется сегодня у него даже крылья чуть иначе растопырены. Вспомнила наставление по полётам, и пошла по кругу полностью отрабатывая легенду положенного предполётного осмотра. Дважды сбилась, пришлось почти заново начинать, но упёрлась и повторяла, пока не провела всё. Не очень удобно, да что там удобно, просто дико, что вместо задней кабины и ровной поверхности гаргрота до киля, здесь горб кабины. И если раньше увидеть стабилизаторы и весь киль с рулём направления мне достаточно было повернуть голову назад, то теперь стабилизаторы ещё можно увидеть высунувшись в сторону и вывернув голову, то киля фактически не видно из кабины вообще, ведь я ещё и маленькая, может, будь я метра два и смогла бы высунуться настолько высоко, хотя сомневаюсь. Евграфович уже привернул мне мои удлинители педалей и поднял сиденье на нужную высоту. Вот теперь я сначала подгоняла ремни подвесной системы нового парашюта, а теперь подгоняю привязные ремни сиденья. Разрешение на облёт самолёта уже получено, и дано "добро" на взлёт по готовности. Я вдруг разволновалась гораздо больше, чем при первом полёте с Даниловым в Черемзинке. Пришлось посидеть, успокоиться, провести весь полёт на земле, то есть выполнить все действия с ручкой, педалями, другими органами управления. Хорошо, хоть шасси мне убирать не нужно, а то крутить ручку уборки шасси как на УТИ мне ещё только не хватало для полного счастья...
В десятый раз поправила шлемофон, очки на носу, проверила ход педалей и рукоятки управления, вдохнула, выдохнула и высунулась дать отмашку на запуск. Насос, подкачка, магнето... Столько раз делано и мотор не успевший остыть после прогрева при проверочном прогоне после его установки и регулировки, и погода жаркая. Взлетела, повертела головой, приноравливаясь к зеркалам на обеих задних стойках кабана, сосредоточилась на ощущениях от самолёта, вроде нет такой уж глобальной разницы, пошла в пилотажную зону и вдруг как прострелило в голове: "Корова! Здесь немцы летают! Вокруг смотри! До фронта по прямой меньше шести десятков километров!" И я стала вертеть головой во все стороны, и осматривать небо, если раньше скорее по настоятельным напоминаниям Данилова и для того, чтобы лучше определиться с местом своего нахождения, то теперь с совсем другими целями и ощущениями. Теперь небом я не любовалась, а высматривала едва заметную точку вражеского мессера или другого негодяя, который может захотеть нас с Барбосом обидеть. Отработала пилотаж, даже Иммельмана сделала пару раз, ну, красивее фигура, чем просто петля, которую тоже крутанула. Втолкала, как учил Данилов, У-двасик в штопор на два витка, из которого самолёт вылез сам, едва перестала его толкать. Дала почти максимальные нагрузки на резких виражах, горках и пикированиях... Самолёт чувствую, летит устойчиво, какой-то кардинальной разницы с привычным мне Бобиком не нахожу. Огляделась с высоты в плане ориентирования, углядела выученные ориентиры, привязалась по месту, и убедилась, что небо чистое. Всё можно на посадку...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |