Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, Iii)

Все. Поздно. Черный зрачок нагана в руке второго чекиста замер на линии моей груди. Сейчас будет выстрел! Не в силах смотреть на неотвратимо приближающуюся смерть, я зажмурил глаза.

Бах! Бах! Бах!

Боль, кровь... стоп! Где? Мучительно, буквально со скрипом, я разодрал веки. Мой несостоявшийся убийца скрылся где-то в глубине кузова машины, поверх борта торчит только судорожно подергивающаяся нога в щегольском кожаном сапожке. Водитель успел выскочить, и теперь дергал откуда-то из-за сидения карабин.

Чудо? Потом! Браунинг — вон из кармана! Передернуть... с двух дрожащих рук, бах! Бах! Бах! Все патроны, сколько там есть в обойме!

Как мимо? Почему водитель все еще шевелится? Почему продолжает елозить по капоту машины стволом карабина? Что делать? Бежать? Но куда?! Я беспомощно обернулся. Фриц стоял в открытом кокпите Юнкерса с огромным никелированным револьвером в руке. Прицелился, смешно вытянув руку вперед, ба-бах! Ствол вражеского карабина задрался в небо. Я бросился вперед, к врагу, отобрать, отвести, добить. Зряшний порыв — Фриц стрелял без промаха, угодил точно в лоб.

Подлетела зареванная Саша:

— Боже мой! У тебя кровь!

— Где?

— Постой, перевяжу!

Не слушая причитаний, я содрал с плеч дымящий полой пиджак.

Пуля скользнула по ребру с левой стороны груди, распоров только кожу и мясо. Боли не было, хотя моя новая, вчера пошитая в Баку сорочка быстро пропитывалась кровью.

Подошел Фриц, как обстоятельный и опытный солдат — сразу с бинтом и корпией. Попробовал сделать повязку, оттеснив Сашу, не смог, только фыркнул довольно, оценив вполне профессиональные действия моей супруги:

— Смотрю, у вас большой опыт, фрау Кирхмайер.

— Это что, вот недавно перебитую пулей артерию пришлось ловить... — похвасталась в ответ Саша.

Меня же занимало совсем другое:

— Как я мог промазать?!

— Первая перестрелка? — снисходительно похлопал меня по плечу Фриц. — Еще не такое бывает.

— Eдва не стала последней.

— Пока молодой, быстро зарастет, и место удачное, — Фриц выразительно подергал себя за остатки носа. — Считай, повезло.

— Если бы не ты, нам конец!

— Немцы всегда должны помогать немцам, — слова Фрица прозвучали как очевидная, не требующая пояснения истина. — Тем более, эти жидовские морды сами нарвались!

Я покосился на лишенные всякий семитских черт лица убитых, но возражать не стал. Только на всякий случай уточнил:

— Чекисты?

— Тебе виднее, ты им здорово чем-то насолил... нет-нет, ничего не говори, не хочу знать про ваши шпионские игры!

— Уважаемый Фриц, что нам делать сейчас? — вмешалась Александра.

— Доложим начальнику, — Фриц махнул рукой в сторону суетившихся возле домиков аэропорта людей. — Дело-то обычное. Налетели бандиты, хотели ограбить почтовый самолет. Пилот с пассажиром не растерялись, разбойников застрелили. Свидетелей найдем, полицию вызовем.

— Хм... — опешил я от такой неимоверной простоты бытия. — Их же опознают!

— Ты документы у мертвяков проверь по быстрому, да забери. Глядишь, так неизвестными и закопают до заката. А поймут, что русские, так беды нет — все обстоятельства против них!

— Моего мужа полиция не арестует да конца расследования? — забеспокоилась Александра, пока я торопливо выворачивал карманы чекистов.

— Разумеется, нет, — в голосе Фрица прорезалось искреннее недоумение. — С какой стати?!

— Паспорта у нас советские... пока что, — напомнил я, цинично выволакивая за ногу из автомобиля второго чекиста. — Нехорошо, подозрительно. Чего доброго, донесут в советское посольство, а те, по злобе и расстройству, за нашими головами новых ганфайтеров пришлют.

— Сильно же ты их обидел!

— Я не злодей, просто мыслю творчески, — заявил я с самым невинным выражением лица. И тут же скривился на перебинтованный бок. — А-а-а-х! Больно-то как!

— Паспорта... да, серьезная проблема, — Фриц ненадолго задумался, затем вынес вердикт: — Ты прав, с ребятами из Назмие

* * *

* вам встречаться никак нельзя, у них большевикам сочувствует каждый третий.

Кто бы сомневался! Оставаться в Персии, тем более в столичном Тегеране, не стоит и лишней минуты. Я оценивающе попинал по колесу автомобиля:

— Как думаешь, выдержит ли эта колымага дорогу до ближайшей границы?!

\*Кроме Коминтерна, против подобной коалиции категорически возражал А. Гитлер — он категорически настаивал на коалиции с "правыми".\

\**Первой, в августе 1931 года, из НСДАП вышла левая фракция во главе с Ульрихом Ольденбургом, в сентябре 1931 года откололась "Национал-социалистическое боевое содружество Германии" (НСКД, до 10 тысяч участников) Штрассера и Вальтера Стеннеса. В реальной истории успеха данные организации не имели.\

\

"Единство, закон и свобода" — первая строчка ныне действующего немецкого гимна (с 1952 года), третий куплет "Песни немца" 1841 года.\

\

ГГ слишком хорошо думает о иранских чиновниках. Реальная стоимость транзитной визы, по международным договоренностям того времени, составляла 1 золотой франк, или около 20-ти центов США.\

\

*Шахрбани, ранее называлось Назмие — одна из сил по обеспечению правопорядка в городах Ирана в 1913 — 1991 годах.\

— На третьем ухабе развалится, — скептически фыркнул Фриц. — Но! — он залихватски подмигнул Александре. — Для очаровательной фрау и ее отчаянного мужа у меня есть специальное предложение. Нашей компанией, кроме прочих, заявлен маршрут по требованию до Мохаммеры.* Если вы купите билеты официально, я не смогу вам отказать в немедленном вылете.

— Спасибо! Вы снова нас спасаете! — рассыпалась в благодарностях Саша.

— Второй раз, как из петли, — подтвердил я.

Добрался до убитого водителя, правой рукой, стараясь не тревожить рану, прошелся по его карманам, и лишь затем уточнил:

— Мохаммера, это вообще где?

— Персидский порт, на юге, недалеко от Залива. Там большевики вас искать не станут, а точнее не смогут; в тех краях без позволения британских нефтяников и собака не гавкнет.

— Порт! Оттуда реально уплыть в Европу?!

— Или Америку, — улыбнулся Фриц. И тут же нахмурится: — Нужно поспешить, лететь восемьсот километров. Не шутка, мне на подмену потребуется второй пилот.** Свечи заменить, добавить масла. Взять запчасти, поставить дополнительный бак... ты документы все достал?

— Нет у них ни черта! — я помахал в воздухе жидким пучком из мелких купюр и несерьезных на вид бумажек на фарси. — Может и впрямь бандиты?

— Тем лучше! Идем, пока за нами спасательную экспедицию не снарядили!

...На посадку в Мохаммере наш борт зашел в сумерках, уже после захода солнца. Шесть часов мы с Сашей провели в воздухе на мешках с почтой, всего с одной технической остановкой на каком-то пастбище. Шесть часов раздирающей раненый бок болтанки, жары, невыносимой бензиновой вони от установленной на место передних кресел бочки. Без еды и почти без воды — туалетом авиаконструкторы не озаботились.

Шесть часов свободы и счастья в объятиях друг-друга.

После неплохо оборудованных Пехлеви и Тегерана аэродром Мохаммера поразил меня запустением. По большому счету, на краю огромного, покрытого редкими клочьями жухлой травы поля не оказалось ничего, кроме выцветшей вывески и нескольких дощатых сараев.

При виде моего недоумения Фриц смущенно пояснил:

— Пока американцы строили трансперсидскую железную дорогу, мы сюда по два раза на дню летали. Были и комнаты, и пивнушка, не хуже чем в столице.

— Конкуренты запустили железку,

* * *

— попробовал догадаться я. — Теперь все поездом катаются.

— Если бы, — смущение нашего пилота перетекло в презрительную гримасу. — Куда ами до нас, немцев!

— Ого! Неужели заокеанские инженеры спасовали перед персидскими горами?!

— Бракоделы и халтурщики! — взорвался негодованием Фриц. — Уложили в насыпь вместо камней и гравия песок, вот ее по весне дожди и размыли. И надо же было как раз в этот момент шаху с инспекцией прикатить. Состав сошел с рельсов, так ловко, что его две недели вытащить из грязи не могли. Персы, после такого конфуза, погнали ами пинками прочь. А толку с того? Денег на достройку нет. Теперь судятся за неустойки, работа стоит, рельсы ржавеют. Почту же нам выгоднее через Бушир возить, так хоть и в половину дальше, зато Исфаган и Шираз по-пути.

— Бывает, — без особой искренности посочувствовал я; транспортная логистика местных авиаторов меня волновала слабо. — Отель, выходит, вывезли за ненадобностью...

— Остатки местные подчистую растащили зимой, — вмешался в нашу беседу второй пилот. — Так что мы заночуем прямо тут, в ангаре. А вам лучше бы поспешить, пока совсем не стемнело.

— До порта сегодня уже не доберетесь, — подтвердил слова напарника Фриц. — Там, — он махнул рукой, — по дороге, километрах в двух, будет что-то навроде караван-сарая. В нем можно остановиться.

— Как мне вас благодарить за спасение?! — я рывком вытащил из кармана десяток купюр. — Пожалуйста, возьмите!

— Не надо, — резко отвел мою руку Фриц. — Вам нужнее.

Мне осталось лишь отсалютовать коротким поклоном:

— В темноте лучше видно светлых людей.

А Саша вдруг подскочила к Фрицу и расцеловала его обветренные щеки:

— Спасибо! Спасибо за все!

И ведь не возразишь... чертов Porco Rosso!

До персидской пародии на мотель мы доковыляли уже при свете звезд. Хозяева, завидев американские доллары, приняли нас неласково, а может, у них действительно оказались заняты все цивилизованные номера. Так или иначе, ночевать пришлось на вытертой кошме, брошенной на земляной пол глинобитной мазанки. Жестко, голодно, холодно. По темным углам шевелятся какие-то твари, мыши, пауки или тараканы; узнать точнее у меня не достало ни сил, ни желания. Ко всему прочему рана, которую после самолетной тряски пришлось кое-как перемотать, кровила и пульсировала нехорошей болью.

Бесконечный безумный день добрался до границы-полуночи; мы все же вырвались из смертельной передряги. Чудо? Везение? Очередная игра высших сил, закинувших меня в прошлое? Милость Богородицы, заступничества которой Александра просила в бакинском соборе? Случай, пославший нам Фрица и его большой револьвер? И самое важное — как -избежать подобных эксцессов в будущем? Вот например, чего стоило попросить пилота высадить нас где-нибудь на дороге, недалеко от Тегерана? Следовало ли заранее, еще в Москве, позаботиться о серьезном оружии, патронах, специальной подмышечной кобуре? Или порочна сама идея использования самолета для побега из страны?

Не выдержал, поделился размышлениями с прильнувшей в нестрелянному боку женой. Вместе мы быстро добрались до точки бифуркации: а именно, наших фамилий в канцелярской книге. Подумать только, если бы я вовремя всунул купюру в лапу чиновника из Пехлеви... мы бы сейчас спокойно дрыхли в Тегеранском отеле — в ожидании утреннего авиарейса на Багдад. Три чекиста, живые и веселые, глушили бы в кабаке водку и лапали официанток. А мой бок — не терзала боль!

Как дешево решить проблему вовремя. Как дорого она может обойтись потом. С этой, далеко не оригинальной мыслью я провалился в сон, больше напоминавший болезненное забытье.

Утро не принесло облегчения. К усталости добавились жар, ломота в суставах, как icing on the cake — непонятная слабость. В аренде средства передвижения хозяева караван-сарая отказали, да еще в грубой форме, пришлось тащиться по душной жаре пешком. Несколько километров до города я одолел с трудом, то и дело опираясь на тонкую, но сильную руку Александры. Очевидно, мне требовался врач, но еще больше мне хотелось убраться из ставшей немилой Персии.

Порт за маленькими одноэтажными домиками открылся неожиданно. Я ожидал найти его на берегу моря, оказалось — причалы расставлены вдоль русла реки. Самый крупный терминал, ниже по течению, отведен под лоснящиеся нефтяными разводами танкеры. У среднего, грузового, пришвартованы четыре многоцелевых трампа. Пассажирский пуст, если не считать за корабли мелкие каботажные скорлупки.

— Последний бой, — попробовал пошутить я. — Он трудный самый.

— Дотерпишь до офиса пассажирского порта? — Саша с беспокойством оглядела мое залитое потом лицо. — Узнаем маршруты, расписание... или сразу в госпиталь?

— Фриц говорил, отсюда проще всего выбраться на грузовом пароходе.

— До них еще идти и идти.

В ответ я скорчил пафосную гримасу:

— Ни одной лишней секунды на земле продавшейся большевикам Персии!

— Сперва ты покажешься доктору!

— Хорошо, — сдался я. — Узнаем, куда и когда направляются те красавчики, — я кивнул в сторону трампов, — и сразу в больничку.

Повезло, по закону подлости, с четвертым, самым дальним плавучим железным амбаром. На вопль "hi, guys, where are you going?" я получил ответ, на который уже не надеялся: "Константинополь, сэр"! Помощник капитана, боцман или суперкарго, черт их разберет, озвучил на удивление вменяемую цену: "тридцать паундов за каюту, еда и вода своя, или как договоритесь с коком". На просьбу показать, где собственно нам предстоит обитать, он ткнул пальцем: "там". Затем, очевидно отнеся нас к заслуживающему доверия сорту людей, вытащил из ящика стола ключ: "номер пять свободен, сходите, посмотрите".

Ошибиться невозможно. Прямо посередине палубы, резко отличаясь от запущенных, но все же добротных надстроек судна, стоял набранный из грязно-белых досок балок, примерно такой, как ставят на стройках. Судя по количеству дверей и окон — кают эдак на шесть или восемь.

Изнутри — две затянутые в дерматин койки одна над другой, длинный основательный стол, шкафчик, окно. Строго, бедно, относительно чисто. А главное — безопасно. Осознание последнего факта как будто выдернуло из меня стержень. Не в силах стоять на ногах, я попробовал присесть, но вместо этого — позорно завалился прямо на пол.

"Неудобно вышло", — мелькнула, и тут же погасла мысль.

В себя я пришел от резкой боли в раненном боку. Надо мной, с окровавленным ножом в руке, нависал пожилой господин с роскошными седыми бакенбардами, из-за его плеча выглядывало испуганное лицо Александры. При виде моих распахнутых глаз господин вытянул откуда-то из-за спины бутылку с мутной коричневой жижей.

Протянул мне:

— Hold on! Drink up!

Я взял, послушно глотнул. Горло обожгло — градусов семьдесят.

— Еще! — потребовал господин.

Я повторил, пошло легче. Третий глоток вообще хорошо, четвертый...

— Хватит, хватит! — забеспокоился господин. — Куда в тебя лезет! — он вывернул бутылку из моих пальцев, я попробовал протестовать, но не смог, волна неодолимой слабости и безразличия кинула меня в новое беспамятство.

Кажется, сумрачное состояние не было постоянным. Я то и дело чувствовал, что меня тормошат, о чем-то спрашивают, копаются в ране, пытаются залить что-то в рот, или наоборот, дергают замокшие тряпки из-под задницы. Однако все эти пертурбации шли сами по себе, полностью в стороне от сознания — как будто в бесконечном страшном сне.