Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Она бы могла ударить наглячку или наслать нестерпимую чесотку, но тогда показалась бы окружающим садисткой, срывающейся на детях. Лицо вновь вернуло привычный бледный оттенок, а темные губы расплылись в ехидной улыбке, и старые враги волшебницы не дадут соврать — когда она так улыбается, значит, придумала кару куда более жуткую, чем физическая боль.
— А ты у нас, выходит, храбрая?
— Уж какая есть, — Маша насупилась, чуя неладное тем слабым крохотным росточком, что десять лет спустя превратится в женскую интуицию.
— И темноты, полагаю, не боишься?
— Не боюсь.
— Тогда принеси мне одну вещицу из подвала. В самой дальней камере, напротив той, где сидели солдаты. Выглядит как фонарь с прозрачным кристаллом.
— А зачем он вам? Фонарей, что ли, мало?
— А ты что, — Кроулан наклонилась, упершись ладонями в колени, и скорчила самую насмешливую и презрительную гримасу, — струсила?
План прост до безобразия и столь же эффективен — опозорить соплячку у всех на глазах, а самой сверкнуть непоколебимой волей и твердостью характера, которые не пошатнет какой-то там человечий детеныш. И засранку проучит, и покажет другим, что лучше магистру темных искусств дорогу не переходить.
— Ничего подобного! — Маша понимала, что ее берут на слабо, но отступать было поздно и, собственно, некуда.
— Тогда вперед. Сделай хоть что-нибудь полезнее советов. Советовать, знаешь ли, все умеют.
Маше дали светящийся (люминесцирующий — подсказал напряженный разум) кристаллик размером не больше наперстка, излучения которого едва хватало, чтобы доставать до пола — и то в опущенной руке. Девочка не соврала, когда сказала, что не боится темноты — больше всего ее пугала встреча с Кири. Не боялась она и проделок Кроулан, вместе с подружкой оставшейся у лестницы — якобы для подстраховки. Ведьма недавно жаловалась на упадок сил, да и кого бы она подняла из мертвых? Не погибшую же студентку — это уже ни в какие ворота. К тому же, тело бедняги защищал слой льда.
Девочка без проблем добралась до огромных окованных ворот, которые, к удивлению, открылись от легкого прикосновения. Интересно, а одним мизинчиком получится открыть? Маша толкнула створку пальцем — та не поддалась. Ну да, глупо ждать такой точности даже от колдовского механизма или из чего там сделали петли. Но и полноценный толчок рукой и напор всем телом не возымел никакого результата — ворота закрылись наглухо, и явно не без посторонней помощи.
— Спешишь наружу? — раздался надменный голос. — Уже нашла, что должна?
Вот же... нехорошая тетя. Придется идти — да Маша и не собиралась увиливать от спора, так только трусы делают, а она — не трус. Ну, почти... Стараясь не смотреть по сторонам (гроб наверняка в одной из боковых камер), девочка зашагала прямо по коридору. Заблудиться в темнице невозможно — иди себе по плиткам, пока не упрешься в стену. Главное — не крутить головой и не отвлекаться на посторонние шумы, а их в подземелье было предостаточно. Невнятные шорохи из темноты, шелест крохотных лапок, скрипы, кашель... Откуда им тут взяться, если весь зверинец разбежался и буянит в городе? Не вернулись же беглецы в заточение по собственной воле? Нет, конечно, просто чертова ведьма пугает ее! Уж на эту ерунду магии хватит. Зато потом вдоволь насытится тщеславием, наблюдая, как перепуганный заплаканный ребенок ломится в ворота и просит прощения, лишь бы выпустили из страшного подвала.
Нет уж, фигушки этой мымре. Не получит она ни капли раскаяния — сама умоется, когда Маша с честью выполнит задание.
— Эй! — раздалось совсем рядом.
Девочка чуть не подпрыгнула, вырванная из глубины нелегких дум, и машинально вскинула руку. Кристаллик выхватил из мрака жуткую сморщенную рожу с коричневой и морщинистой, как кора, кожей в обрамлении всклокоченной мшистой бороды.
— Куда путь держишь? — голос твари напоминал скрип подпиленного дуба на ветру.
— А ты кто? — Маша отпрянула, но быстро пришла в себя — выпрямилась и вскинула подбородок. Жуткое существо — лишь насланный ведьмой морок, а сама она видит его глазами и говорит его ртом. Поэтому ни толики страха, пусть мымра мучается от собственной беспомощности. Ха! Великая и опасная колдунья — даже малыша испугать не сумела!
— Леший, — спокойно ответило чудовище.
— Да? — девочка уперла свободный кулак в бок. — А почему тогда не в лесу?
— Дык это, елы-палы, там чародеи с железными посохами бродят! Раньше все чин-чинарем было, а потом как начали шастать! Я и так прятался, и сяк — а видят, хоть сквозь землю провались! Наверное, в масках дело — нацепили на хари какие-то забрала со стеклышками, ведьмари проклятые. Только заметят — гром, бах, тарарах, все летит, свистит, ужас! Лучше здесь сидеть, опыты терпеть и магией с девчатами делиться. Ну его, этот лес. И вот еще что — не я один так посчитал, не я один вернулся. Ворочайся и ты, кроха, к своим — да все передай, пусть порядок наводят. Тошно на чужой земле, на родину, пусть и в неволю, как силками тянет.
— Ага, обязательно. Только вот вещицу одну найду.
— Хм... Ты, главное, в дальние камеры не ходи. Где темней всего — там и злей всего.
— Конечно-конечно. Спасибо за науку, дедушка.
Маша с насмешкой отвесила поклон и зашагала дальше. Вот же глупая тетка, не сообразила кого пострашнее наслать. И ладно бы этот лесовик орал, рычал и скалил клыки — тогда, глядишь, и струхнула бы, а так — просто дед, только выглядит паршиво. Ему бы к дерматологу...
— Малая! Малая! — из левой камеры выскочило существо, напоминающее помесь лепрекона с поросенком. Низенький — по колено — бородатый, в растрепанном старомодном костюмчике, а вместо носа — свиной пятак. — Есть выпить, малая? — чудик перегородил дорогу и замахал ручонками, привлекая внимание. — Нифу совсем хреново, надо срочно трубы залить!
Девочка заглянула в помещение — там, привалившись спиной к стене, лежал еще один свиногном и тяжело дышал, гладя вздувшийся живот. Третий карлик заботливо обмахивал товарища платочком, хотя сам выглядел немногим лучше. Ну и фантазия у этой Кроулан — ей бы в детском театре работать, а не злой чародейкой.
— Я, вообще-то, еще маленькая! — возмутилась Маша. — Откуда у меня выпивка?
— Ох, твоя правда, — виновато пролепетало существо. — В темноте видно плохо, а издали ты такая огромная, будто тебе лет двести. Ну, ладно. На нет и суда нет. Ты, главное, дальше не ходи, а то тебя саму выпьют.
— Охотно верю, — девочка пошла дальше, невзирая на окрики и предостережения.
И за кого эта фифа ее принимает? Чем пытается напугать? Ей же восемь, а не три!
Вдали показался тупик — путешествие подходило к концу — и весьма благополучно. Может, на обратный путь тоже припасены страшилки, но если они такие же беспомощные, то лучше бы магистру поберечь силы на что-нибудь действительно полезное. И тут слева донесся странный хруст — Маша аж остановилась и напрягла слух, пытаясь распознать, что происходит. Больше всего звук напоминал то, как кто-то грызет... лед. Кто-то с очень острыми и прочными зубами... Неужели Кроулан осмелилась измываться над трупом? И пусть это лишь морок, насланное видение, подобное непростительно! Ладно тревожить покой чужаков — эльфы землян вообще за людей не считают, но осквернять тело своей же ученицы? Да что ведьма вообще о себе возомнила?!
Никогда прежде Маша не испытывала такую ярость. Даже когда злыдня-одноклассница нажаловалась классухе, что Бортникова матерится, а мама устроила дома разнос без суда и следствия.
— Никто... — прошипела девочка, сжав кулаки, — не смеет так поступать с Кири.
И зашагала вперед, намереваясь все высказать фантому, как вдруг навстречу из камеры вышла... лисичка. Бледная, с темными кругами у ввалившихся глаз, обвисшим хвостом, облезлыми ушами, в мокром саване и шатающаяся, точно пьяная. Опершись на стену ладонью, восставшая из мертвых хищно улыбнулась, обнажив длинные клыки, и тогда Маша поняла — что-то здесь нечисто. Восьмилетка такой себе спец в медицине, но галлюцинации обычно не пахнут, если они, конечно, не обонятельные. И не шумят, если не слуховые. И очень редко сочетаются, обманывая все органы чувств разом.
Это же видение пахло свежей землей, отдавало замогильным холодом и рычало, как бешеная собака — тихо, гортанно. Прежде чем разразиться гневной тирадой или же наоборот — дать деру — Маша вспомнила простейший тест, способный отличить настоящий объект от воображаемого. Если осторожно надавить на глаз через веко, настоящий объект раздвоится, а глюк останется прежним. Собравшись с духом, девочка надавила. Кири раздвоилась.
— Не может быть... — выдохнула малышка.
Неужели Кроулан подняла мертвеца, чтобы доказать свое превосходство? Это... это хуже, чем кощунство. Это вообще хуже всего на свете! Маша не выдержала и пустила слезы — то ли от шока, то ли от ужаса, то ли от всего сразу.
— Не плачь, — прохрипела зомби, медленно надвигаясь на ребенка. — Дай, я тебя обниму... И все у нас будет хорошо. Не беги. Иди... сюда...
— Ложись! — раздался сзади зычный голос.
И прежде чем девочка подчинилась, коридор осветило копье света и вонзилось в грудь марионетки. Кири вытаращилась, запрокинула голову и вспыхнула, за считанные секунды обратившись в пепел. Кроулан тем временем добежала до Маши, подхватила на руки и крепко обняла. Девочка чувствовала, как сильно колотится сердце ведьмы, но это не помешало заорать на нее во всю глотку:
— Что вы наделали?! Вы с ума сошли?! Зачем трогали Кири!
— Я никого не трогала, — прошептала магистр с таким испугом, словно поменялась с ребенком местами. — И ничего не делали. И это не Кири, а вампир-доппельгангер. Кровосос, умеющий принимать любой облик.
— Что тут происходит?! — трое преподавательниц во главе с Эльвирой неслись по коридору, озаряя путь посохами.
— Кажется, они возвращаются, — прошептала Кроулан.
* * *
Засевшие в здании упыри отбивались до первой гранаты. Они не знали, что у Дула осталось всего две, и поспешили выбежать наружу со сцепленными на затылках пальцами, спасаясь заволокшего коридор едкого дыма. Четверо с осколочными ранениями и оторванными конечностями к подельникам не присоединились. Прямо на крыльцах выживших бандитов приняли под белы рученьки и в лучших традициях уложили мордами в пол. Молва гласит — куй железо, не отходя от кассы. И пока разбежавшаяся шваль вновь не собралась в одном месте, требовалось как можно скорее это самое место установить, зачистить и ликвидировать главарей.
— Кто у вас главный? — гаркнул Родин, схватив одного задержанного за сальные патлы и приподняв.
— Дед какой-то... Имени не знаю, отвечаю, начальник!
— Голубец! — подсказал лежащий рядом тип, которому Француз надавил коленом на хребет. — Голубцом его кличут! Пацаны еще смеются с погоняла. Он постоянно по матюгальнику выступает. Кроет власть, подначивает на бунт!
— Где засел?
— В доме культуры!
— Его охраняют?
— Без понятия, начальник! Нас внутрь не пускают! Наверное, охраняют.
— Пакуйте, — старлей обратился к подчиненным. — Я вызову "скорую".
Раненых было немного — человек семь, сущая мелочь по сравнению с полусотней обезображенных огнем, изрешеченных пулями трупов. Батыр формально числился пропавшим без вести, хотя Демьян прекрасно понимал, что надежды на спасение нет, и отряд лишился бойца впервые с момента формирования. Но оплакивать сослуживца рано — "буйволам" выпал шанс если не взять город под контроль, то хотя бы обезглавить организованную преступность. Да, мелкие шайки по-прежнему будут тиранить жителей в подворотнях и закоулках, но от целой армии уродов можно избавиться надолго.
А вот что делать с внеземными союзниками — черт разберет. Гвардейцы в смерти ректора прямо не виноваты, но пойди это докажи, да и станут ли их вообще слушать или сразу испепелят? Родин тряхнул головой — решать проблемы стоит по мере поступления, и сейчас необходимо помочь стонущим и корчащимся упырям. По справедливости, их бы добить и забыть, но устав есть устав. Трибунал им всем уже обеспечен, вопрос лишь в том, каков вынесут приговор. И чем меньше поводов усомниться в правильности действий парней, тем лучше — в первую очередь, для них самих.
Пока задержанных связывали пластиковыми наручниками и отводили в "газель", Родин связался с больницей и обрисовал ситуацию. Диспетчер приняла вызов, хотя вздохи красноречиво намекали, что в ближайшее время экипаж ждать не стоит — и без вас дел по горло. Когда лейтенант собрался нажать на сброс, из динамика раздался голос Риммы:
— Демьян, можете приехать? У нас беда.
Пока соратники отвозили улов в участок, командир оседлал брошенный второпях мотоцикл и мигом примчал в больницу. Беды оказалось целых две — доверенная на лечение девушка лежала с разодранным горлом, а рядом зализывала раны огромная черная не то собака, не то волчица. Нижняя челюсть болталась сама по себе, из-за чего животное поскуливало и взрыкивало при каждом движении башкой. Едва увидев такую страхолюдину, гвардеец выхватил "Грач", но Римма заслонила существо собой.
— Не надо. Она своя, — и второпях рассказала, что произошло после отбытия отряда.
В конце Родин шумно выдохнул и приложил рукоятку ко лбу — нагретый от ладони металл помог слабо, но спецназовец давил так, что оставил на коже рифленый отпечаток. Все складывалось стократ паршивей самых худших ожиданий.
— Я, конечно, не ветеринар. И уж тем более не специалист по мистике. Но, по-моему, Аджа не может обратиться в человека.
Волчица вскинула голову и как могла кивнула, взвизгнув от приступа боли.
— Еще бедняга что-то чертила лапой, но на слух я все понимаю, а вот читать не умею.
Оборотень навострила уши и встрепенулась, точно ее посетила некая важная мысль. Встала, прихрамывая доковыляла до газона и нацарапала когтями кубик с острой крышей и стрелочку рядом.
— Просит вернуть в Академию, — расшифровал Демьян, и студентка снова кивнула, невзирая на боль.
— Мне отвезти?
— Тебя там сразу в жабу превратят, — парень вздохнул. — И Аджа не успеет ничего объяснить. Мало того, что Вардо сошла с ума, так еще и Лала погибла.
Волчица вскинула голову и уставилась на людей стремительно тускнеющими янтарными глазами. Родин со вздохом кивнул, после чего волшебница странно пошатнулась и улеглась на брюхо. Старлей присел рядом и потрепал ее по загривку. В любое другое время наглец уже лишился бы руки, а то и жизни, но у Аджи не осталось сил на драку, к тому же со сломанной челюстью даже не укусишь. Впалые бока сжались, из пасти вырвался сухой скулеж, а по мохнатым щекам покатились слезы — совсем человеческие.
— Прости. Лала целилась заклинанием по врагам, но те подошли слишком близко. Она умерла, защищая город. Ты не представляешь, как много людей ей удалось спасти. Понимаю, это слабое утешение, но говорю, как есть. Ваш ректор — герой. Не только для вас, но теперь и для нас тоже. Будь моя воля — памятник бы ей поставил.
Аджа отвернулась и больше не произнесла ни звука. Вскоре у забора тормознула знакомая "газель". Родин попросил Римму присмотреть за волчицей и подготовить тело к перевозке — как только закончат с главным ублюдком, вернутся и доставят обеих в Академию.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |