Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Лично товарищ Баамонде играть учил! — фыркнул Волков, — я ведь не невесть какой игрок...
— Не прибедняйтесь, товарищ командир! — засмеялась Светлана, протягивая настроенный под шесть струн инструмент.
...До половины одиннадцатого в купе была тишина. Игрок Волков был неважнецкий, певец... певец и вовсе не ахти. Но песни Высоцкого, Цоя, Шевчука, Макаревича, Григоряна (естественно, исполнявшиеся впервые) не оставили равнодушным даже Ивана Михайловича. Когда же под занавес Андрей Константинович спел несколько хитов "Арии" и "Мастера", публика была в культурологическом шоке. В открытых дверях купе теснилась молодежь, жадно внимавшая текстам, временами извергавшая религиозные стоны и вздохи.
— Прошу прощения, время уже позднее. Да и я гитару несколько лет в руки не брал.
Он смущенно потряс опухшими пальцами левой руки. В прошлой реальности они с Иннокентием Симоновым частенько играли на две гитары: Симонов вел соло, как наиболее виртуозный музыкант, а на долю Волкова доставался ритм.
— Товарищ командир, ну пожалуйста, еще одну — попросили пассажиры. Волков грустно улыбнулся и подул на пальцы. Митяева не мешало бы в финале.
Изгиб гитары желтой ты обнимешь нежно,
Струна осколком эха пронзит тугую высь.
Качнется купол неба — большой и звездно-снежный.
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!
В половине первого вагон спал. Лишь у окна напротив их купе Светлана строго допрашивала комиссара госбезопасности. Сам того не зная, он произвел маленькую революцию в музыке.
— Вы кто? — спрашивала она его, — брат Стрелки из кинофильма? Не может быть, чтобы были такие песни, о которых я не знала.
— Почему? — простодушно спросил он.
— Потому что автору или Сталинскую премию давать надо, или его арестовывать. Пока подобное творчество не одобрено наркоматом по культуре — это я вам как профессионал говорю. Признайтесь, что это — ваши песни, не правда ли, товарищ командир?
— Не мои... приятелей.
— Талантливые у вас приятели, я вам скажу! — восторженно прошептала Света, — надеюсь, у них все благополучно?
Он задумался.
— Относительно. А как с вами? Почему такая молодая, симпатичная, и без мужа путешествует?
Светлана горько вздохнула:
— Не всем принесло славу испанское небо. Муж мой пилотом "Чайки"... был. Два года уже... как был. Зачем нам нужна была эта Испания, Андрей Константинович? Что мне говорить детям?
Волков сжал губы и пристально посмотрел на нее.
— Света, летчику нужно летать. А боевому летчику — вдвойне. Иначе нельзя. А вдруг война — его собьют в первом же бою...
— Я все понимаю... но ведь сбили его где-то там. Далеко! Он ведь не Родину защищал!
— Защищал, Светлана Леонидовна. Если бы ваш муж вернулся, то он смог бы подготовить много молодых пилотов. Неправда, что он погиб бесцельно. Цель есть всегда, просто иногда она замаскирована. Конечно, вам от этого не легче, но лучше пусть дети знают, что папа разбился на войне, а не отравившись суррогатным спиртом. Мало ли гибнет народу в мирное время!
"Утешил, как мог!" — ругал себя последними словами Волков. Светлана ворочалась где-то внизу, а он лежал камнем на своей верхней полки и до боли в ушах вслушивался в перестук колес. Оно негаданно нагрянет, когда его совсем не ждешь! Проклятое либидо! Проклятое время! Проклятая доля!
Глава 11
Древнерусский город Смоленск Волков признавал за древнебелорусский, ибо основан он был племенами кривичей — одним из четырех племен славян, официально считавшимися родоначальниками современных белорусов. Мысли свои он держал при себе, чтобы не зачислили в шовинисты — в тридцатые годы это было легко. В середине девяностых от таких мыслей отдавало тухлятиной, но некоторые особо передовые господа считали национализм особой степенью любви к Родине. Андрей Константинович считал, что россиянам легко упрекать младших братьев в национализме — ведь это не от их пустошей отрезали Белосток, Ковно, Вильно, Коростень, Смоленск и Брянск. Это славянофилы Коминтерновского разлива щедрою рукою дарили белорусские земли Польше, Литве и Украине, не менее щедрой рукой забирая оставшееся от дележки себе. А двести семь тысяч квадратных километров обзывались пятью Нидерландами, семью Бельгиями и восьмидесятью Люксембургами, но ни одна сволочь не обозвала Белоруссию одной третью Украины, десятой частью Саудовской Аравии и сотой частью бывшего СССР!
По "скромным" подсчетам комиссара госбезопасности 2-го ранга площадь его родной страны была лишена законных ста тысяч квадратных километров, которые ох как пригодились бы после развала Советского Союза. В свое оправдание он частенько приводил брянских бабок, разговаривающих на чистейшем белорусском языке (восточной его разновидности) и карту какого-то "прохвессора", датированную 1903 годом. На карте контуры "западной окраины России" совпадали с самыми смелыми его мечтами, правда, там не было Бреста. Своими потаенными мыслями он не делился ни с кем, но при случае кое-какие земли своей родине бы отписал. Хотя бы те, что "исторически сложившись".
Столица кривичей была по-российски мрачна и неприветлива. Вокзальные куранты покосились и облезли, громадина здания самого вокзала также не блистала свежестью. У молодой страны, волею судьбы вступившей на прогрессивный путь развития, пока не хватало масляной краски для многочисленных своих вокзалов. Краска нужна была для танков и самолетов, эсминцев и крейсеров. Волков с сопровождающими вышел из теплого вагона в промозглое раннее утро и вспомнил, как в детстве не любил Тургенева. Ровно, как "упоительны в России вечера, так же омерзительно ее сырое утро. Даже если не употреблял вечером.
— Прямо не Смоленск, а Лондон какой-то! — зябко повел плечами Андрей Константинович.
— Вы были в Лондоне? — спросил Кречко. Он спешно дожевывал печенье и запивал его водой из фляжки.
— Только в Париже. Но это практически рядом. По нашим меркам. Ближе, чем от Москвы до Смоленска, однозначно.
Из вагона спрыгнула Светлана со своим минимумом багажа и гитарой в футляре. Все насупились, ибо прощались навсегда. В этой жизни встретиться им, скорее всего, не придется.
— Что же, товарищи военные, — грустно улыбнулась она, — вы — самые лучшие попутчики, которые только может послать судьба. Прощайте!
Волков галантно поцеловал даме ручку. "Точно, в Париже был!" — подумал Приходько. Кречко решил, что жест его коллеги вовсе не выглядит вычурным и принужденным. Это была, прежде всего, дань уважения красивой женщине. Все трое отдали Светлане честь, она кивнула и быстро скрылась в сыром тумане. Отцепленный паровоз выпустил солидную порцию пара, обдав им и без того отсыревший перрон, а затем под монотонное "чух-чух" укатил на запасной путь.
— Вот мы и в Смоленске! — выдохнул полной грудью Кречко, — может, зайдем к начальнику вокзала — чайку попьем?
— Ага! — отозвался Волков, — а тем временем начальник вокзала предупредит комендатуру, а уж комендатура поднимет на ноги всех. Кстати, сколько воинских частей насчитывается в городе?
— Несколько. Нам во все не нужно — все равно, необходимых результатов это не принесет. Круговая порука, понимаете ли...
— Понимаем. У командира части много врагов и мало друзей. Отправимся... куда поближе.
Смоленск был современным городом, поэтому в этот ранний час им удалось взять такси. Здесь же Волкову пришла в голову удачная мысль, что ревизию стоит начать не с самой близкой воинской части, а с самой отдаленной, располагавшейся где-то на окраине, едва ли не в пригороде.
— Опыт мне подсказывает, что в самой близкой части все будет на уровне, — разъяснял он Кречко, — а вот на периферии что творится? Что там у нас за часть?
— Семнадцать-девяносто два, — лаконично ответил Иван Михайлович.
— А конкретней? — Кречко пожал плечами и подбородком указал на водителя. Однако тот буркнул:
— Отдельный саперный батальон. Это каждый в городе знает.
— Вот вам и готовый кандидат в колымские степи! — воскликнул Кречко. От испуга водитель дернулся, автомобиль вильнул и едва не врезался в столб освещения.
— Смотри, не дрова везешь! — буркнул Волков, — и не болтай языком попусту. Всякие люди могут воспользоваться услугами такси.
Испуганный водитель ответствовал предательски дрожащим голосом:
— Так ведь это... товарищи командиры, вы ведь свои?
— На нас что, написано? — рявкнул Кречко, — вот законопатили бы тебя лет на пятнадцать — были бы свои! Да не дергайся ты, за дорогой следи!
Успели как раз в тот момент, когда в спокойный, безмятежный сон бойца врывается ненавистный крик дневального: "Рота, подъем!" В это мгновение организм совершает стремительный скачок от состояния глубокого сна к состоянию активной бодрости. Спустя несколько минут ты уже несешься по направлению к спортгородку, еще толком не проснувшись и не соображая ничего. Волков вспомнил свою карантинную юность, когда он задал невинный вопрос командиру взвода:
— А не вредно ли так быстро организму переходить из одного состояния в другое?
На что многомудрый старший прапорщик Шевенко похлопал новобранца по плечу и привел пример автомобиля и собаки. Спящая на дороге собака просыпается, когда ее коснется колесо быстро едущего автомобиля, и успевает отпрыгнуть в сторону. После чего снова ложится спать.
— Вот когда вы, боец Волков, достигните скорости реакции этой собаки, тогда я лично освобожу вас от утренней зарядки.
— Но ведь, товарищ старший прапорщик, не раз видел, как собаки попадают под колеса...
— Это они в состоянии бодрости и от беспросветной своей дурости. Пробегите-ка три круга вокруг спортгородка, бегом марш!
Бледный от бессонной ночи дежурный по части бдительно потребовал документы у неожиданных визитеров, затем вытянулся по струнке и доложил о состоянии дел в батальоне.
— Разрешите уведомить командира части? — старший лейтенант ел глазами телефон, а по спине его тек холодный пот.
— Зачем? — спросил Волков.
— Так ведь сегодня — воскресенье! Товарищ майор Беспрозванный отдыхает!
— Ну и пусть отдыхает, — равнодушно произнес проверяющий, — меня, собственно, бойцы интересуют. У вас сегодня подъем на полчаса позже? А обычно?
— Обычно — в шесть.
— Ну-ка, постройте мне батальон вместе с вверенным ему имуществом и техникой. Полчаса вам хватит?
Рот дежурного по части несколько раз беззвучно открылся, точно у глубоководной рыбы при виде цветного телевизора "Радуга", но ему хватило мудрости рявкнуть "так точно" и упасть на телефонный аппарат.
Полчаса не хватило. Через сорок минут перед ошалевшими солдатами и сержантами прохаживался некий типус в форме командарма второго ранга в сопровождении хмурого дядьки из госбезопасности. Дядька с неодобрением посматривал по сторонам; встретившим его прямой взгляд сержантам было стыдно за то, что они родились на свет божий. Наконец, Волков взглянул на часы.
— Итак, наши сорок человечков и восемь лошадок построились! Хорошо! Сорок человечков уложились в сорок минуток, а теперь внимание, вопрос: во сколько уложится миллион человечков? Правильно, такую армию прихлопнут в первый же месяц!
"Человечков" было вовсе не сорок, а почти триста, но все промолчали. Люди — потому что боялись, а лошади — по привычке. Сзади от каждой саперной роты располагалась техника: грузовички, тягачи, специализированные автомашины-летучки. Проверяющие отправились придирчиво изучать технику и то, что цепляется к лошади со стороны хвоста. Дежурный по части про себя молился лишь об одном: чтобы не отобрали ТТ, чтобы на закате дня можно было сдать это гребаное дежурство и застрелиться где-нибудь у неохраняемых складов. Чтобы злые дяденьки не взяли его под белы рученьки и не отвели в камеру, где спрятанным в валенке кирпичом сотрудники НКВД выскажут свою извечную неприязнь к внутренним органам. К его, старлеевским внутренним органам.
Под конец проверки в часть заявился начальник штаба батальона капитан Смирнов. Уяснив для себя, что происходит, он взволнованным строевым шагом подбежал к Волкову.
— Товарищ командарм второго ранга, начальник штаба батальона капитан Смирнов! Разрешите представиться?
— Так вы уже вроде как представились, — удивленно ответил Волков, — или вы на тот свет торопитесь? Не спешите, товарищ капитан, туда не опаздывают.
— Какие будут замечания? — спокойный тон проверяющего Смирнова не успокоил. Он приплясывал возле командарма, как жеребенок возле кобылы.
Проверяющие обменялись многозначительными взглядами.
— Замечаний пока два. Первое: хотелось бы, чтобы ваш батальон быстрее реагировал на сигнал тревоги — в целях повышения собственной живучести, естественно. Ну, и второе: что-то мало техники и вспомогательного имущества. Насколько я понимаю, у саперов кроме личного оружия, должно быть еще кое-что...
— Товарищ командарм второго ранга! — взмолился капитан, — так ведь мы сколько раз заявку на доукомплектование отправляли в штаб округа! Разрешите вызвать командира части, майора Беспрозванного?
— Давайте! — отеческим тоном разрешил Волков.
Капитан побежал в штаб. Тем временем Кречко отправился бродить по территории части практически в гордом одиночестве. Из офицеров в расположении были лишь дежурный по части и начальник штаба. Из рядового и сержантского состава в сопровождающие никто набиваться не рискнул. Иван Михайлович обогнул конюшню и гаражи, и оказался на территории ПТО. Из раскрытых помещений ремонтной мастерской несся суровый сержантский рык. Заинтригованный, старший майор отправился туда.
— А ну, давайте поживее порядок наводите! — орал здоровенный парень в промасленной спецодежде, — мало нам работы было, так еще какая-та шишка из Москвы прикатила. От...ет, как отстирает! Всех начальников опять поснимают к чертовой матери!
По мастерским суетились личности в комбинезонах, нервно сжимая в руках веники и совковые лопаты.
— Если начальники соответствуют, то никто их не поснимает! — заявил Кречко, выходя из тени, — здорово, орлы!
Бойцы ремвзвода побросали дворницкий инвентарь и замерли в позах "смирно". Сержант кашлянул и исподтишка показал им кулак.
— Здравия желаем... товарищ... ау-ау!!!
— Здравия желаем, товарищ старший майор! — опытный глаз сержанта рассмотрел знаки различия гэбэшника.
— Порядок наводите?
— Так точно!
— А на хрена?
Сержант опешил. Всем проверкам в первую очередь порядок подавай, а вот до нехватки запчастей никому дела нет. Держат солдаты в руках веники — молодцы, уважают проверяющего. Этот из какого зоопарка сбежал? Кречко прочел диагноз по лицу сержанта и ухмыльнулся.
— Мне ваш порядок до задницы. Мне интересно другое: сможет ли саперный батальон номер двести девяносто выполнять свои прямые обязанности? Сможет?
Сержант в этот момент ощутил себя младшим лейтенантом, с которого срывают погоны.
— Представьтесь, пожалуйста! — попросил Иван Михайлович.
— Сержант Величко, Степан Исаакович. Заместитель командира ремонтного взвода!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |