Никс стала перебирать в голове варианты формулировки. Все выходило не так, плохо, криво. Старик терпеливо ждал и не торопил.
Наконец она решительно выдохнула:
— Как мне выбраться из морока в реальность наиболее быстро и навсегда?
Старик прикрыл веки, из-под которых снова начал сочиться свет, а затем произнес:
— Ожидайте.
Когда он снова открыл глаза, что-то в его взгляде неуловимо поменялось. В нем появилась теплота, интерес, жизнь.
— На данный момент у вас нет возможности покинуть Мир Снов навсегда, — ответил ровный, бархатный голос, в который вплелись внезапно едва заметные певучие интонации. — Пока не восстановлено зеркало Лок, вы будете вынуждены пребывать в Мире Снов. В случае если вам удастся покинуть Мир Снов, вас заново призовут.
Никс, опешив, молчала, переваривая услышанное. Внутри бурлила волна негодования. Как несправедливо! — хотелось закричать ей, но она молчала. Почему-то старику верилось. Она понимала, что он-то здесь вообще ни при чем, и крик не поможет.
Ну, хоть не навсегда. И то хорошо.
Кое-как взяв себя в руки, она сосредоточилась на формулировке последнего вопроса, самого важного. Морок, Лок, "призовут" — это потом. С этим можно разобраться, в конце концов, вроде бы, даже ясно, как.
Куда серьезней другое. Первопричина. Корень зла. Исходная точка всех этих неприятностей и треволнений.
— Что я должна сделать, чтобы встретиться с Романом Заболотницким?
— Искомого вами человека не существует, — ответил старик и замолк. — Ваш лимит вопросов исчерпан. Однако вы можете попытать счастья в лотерее.
И он указал морщинистой рукой на стол с зеленой стеклянной сферой.
Никс глянула вбок.
Ромки нет.
Какая удача? Какая там лотерея? Его нет. Может, и не было никогда. Он им приснился, что ли? Сон, пробравшийся в явь, истаявший первым осенним снегом.
"Искомого вами человека не существует..." — эхом прокатывалось в голове, снова и снова.
Спокойно. Эти мысли сейчас ядовиты, токсичны.
Нет и нет. Надо думать и делать дальше. Нет времени впадать в отчаяние и о чем-либо сожалеть.
Никс заставила себя подойти ближе к странному агрегату из потускневшего металла и мутного стекла.
— Крутите ручку, — произнес голос из-за спины.
Никс взялась за шершавую деревянную рукоятку и, приложив силу, заставила механизм заработать, ожить. Большие пыльные шестеренки, цепляясь друг за друга, завертелись, скрипя и лязгая. Стеклянная сфера описала замысловатый кульбит, явив закрытый металлической крышкой клапан. Что-то щелкнуло, и крышка клапана откинулась на пружине.
— Выбирайте билет и зачитывайте текст, — проинструктировал далее старик.
Никс, исполненная отчаянной беспечности, протянула руку внутрь сферы и тут же нащупала там ворох скрученных в узкие цилиндры бумажек. Схватила одну. Вынула, развернула, поднесла к глазам
— Вы получаете грандиозную возможность использовать Дневник Неотправленных Писем, — прочла Никс.
Странно. По идее, во сне текстов читать нельзя. Этот "морок" — совершенно определенно не то, что о нем говорят. А значит...
— Вы — любимец судьбы, — произнес старик.
Затем он поднял сухую сморщенную руку, которая, казалось, тут же рассыплется прахом, если ею вообще пошевелить, и указал ею на дверь слева от себя.
Тут же множество мертвых, казалось бы, механизмов и поршней задвигались, запели, стуча и вращаясь, и мощная круглая створка, похожая чем-то на внутренности часов, плавно разошлась на несколько неровных частей, открывая путь в еще одну неизведанную темноту.
Старик молчал. Никс, сжимая "билет" в одной руке, а солнечный кинжал — в другой, оглядываясь часто и опасливо, прошла мимо возвышения по центру комнаты к двери и переступила тускло поблескивающий, выгнутый дугой порог.
Она не была уверена, что ей нужно использовать этот самый Дневник. Но что-то подсказывало ей, что это — продолжение пути, который она должна пройти.
"Направляйтесь прямо, не сворачивая", — послышался тот же голос, но теперь он шел будто бы отовсюду.
Никс двигалась по узкому темному коридору с таким высоким потолком, что его было не различить, будто и нет его вовсе. На стенах попадались картины, сохранившиеся лучше.
Вот — дева с золотыми волосами, и в теле ее рваная дыра, в которой роятся звезды. Сквозь эти звезды проплывают золотые крылатые корабли.
Вот — зимняя, заснеженная сторона, и в густой поземке утопает по голени механический зверь, неся на горбатой, гнутой спине всадника в красном плаще с изогнутым, черным мечом в руках.
Вот сплелись в стилизованном танце он и она — воплощения крови и солнца, одна из полузабытых диад, тех, учебники с которыми давным-давно сожгли, а алтари забыли.
По обеим сторонам коридора попадались высокие двери, которые, казалось, заперты наглухо, и Никс не решалась пробовать открывать их.
Пыль и паутина притаились заплатками по углам.
Холодная полутьма была пронизана вязкой загробной тишиной, которую кромсали и рвали на части скорые, четкие шаги Никс и сияние ее солнечного кинжала, зажатого в пальцах правой руки.
Коридор вскоре расширился и образовал перекресток с другим, и посередине, возвышаясь над полом на добрые метра три, завис на тонких, едва заметных нитях огромный многоярусный глобус, сработанный из светлого желтоватого металла и разноцветного стекла. Казалось, ярусы эти могут менять положение, смещаться относительно общей оси, но нужный для этого импульс давно иссяк, и они застыли в хрупком своем равновесии навсегда.
"Поверните налево и следуйте до конца", — произнес голос, и Никс от неожиданности вздрогнула: она успела засмотреться на старинный, мертвый механизм.
Следующий коридор был таким же темным, пыльным и длинным, вот только двери в стенах были поменьше и шли в два ряда: один — сразу возле пола, а другой — прямо над нижним рядом, и никаких тебе ступенек, лестниц или еще чего-то подобного.
Оканчивался проход на первый взгляд тупиком, но затем Никс заметила, что пол — железный, а сбоку приютились металлические рельсы и рычаг.
"Приведите механизм в действие", — снова послышалось будто бы отовсюду.
Никс подчинилась.
Платформа содрогнулась, скрипнула и стала медленно подниматься вместе с Николой вверх. Движение это вскоре показалось полетом через пустоту, так как стены кончились и свету от солнечного кинжала теперь не от чего было отражаться.
Никс пригнулась к платформе, боясь упасть, хоть та и шла плавно и довольно медленно.
Стены окружили ее так же внезапно, как кончились, и в следующий миг платформа вынесла Никс в комнату, залитую солнцем.
Дерево, бархат, латунная ковка. В огромных окнах, обрамленных витражными полосами, обыкновенное здесь, невообразимое, сумасшедшее небо искристых опаловых оттенков. Посредине стоит стол, на столе лежит закрытая книга в алой матерчатой обложке. Рядом с книгой — чернильница и перо.
Никс подошла к столу, пробежала пальцами по шершавой обложке, по тисненым золотом буквам, гласящим: "Дневник Неотправленных Писем". Открыла книгу на первой странице и обнаружила, что она пуста.
Но не совсем. На титульной странице имелся мелкий отпечатанный текст — что-то вроде инструкции, написанной с таким обилием архаизмов, что Никс едва сумела уловить суть. На переднем форзаце, испещренном золотистыми цветочными узорами, так же имелась рукописная пометка, быстрая, выполненная синим карандашом: "А это не так-то здорово, как казалось".
Никс, сосредоточенно нахмурившись, взяла в руки перо и откупорила стеклянный пузырек с чернилами.
Что ж, на этот раз, кажется, ей повезло.
— И привет нам передает некто Н., — видимо, он пожелал остаться неизвестным! — и просит зачитать поздравление... Или обращение... Итак! "Я не знаю, как именно оно сработает, но — привет!" Отлично сработает, я вам сообщу! Шлите нам свои сообщения на короткий номер, мы их обязательно прочитаем! Так вот, некто Н. продолжает: "Ищу как выбраться, пока что дело — дрянь, но я...", — и тут сообщение обрывается, и мы так и не сможем узнать, какую песню хотел заказать некто Н. В любом случае, мы желаем ему или ей удачи и предлагаем вашему вниманию зажигательный хит позапрошлого лета...
Помехи. Голос вернулся, прервался, вступили гитары.
— Выключи эту муть, — попросил я, протирая глаза. — Что, приехали уже?
— Уже пять минут как, — ответил Тиха, выставляя регулятор громкости на минимум.
Я оглянулся по сторонам. Местности не узнал. Надел очки. Посмотрел еще раз.
— Тиха, а зачем ты за этими кустами встал? Ближе никак?
— Тут ларек рядом, — ответил Тихомир загадочно. — К тому же, где твоя паранойя, Рейни?
— Кончилась моя паранойя, — выдохнул я. — А зачем?..
— А посмотри, включив мозги, на свой дом внимательнее.
Я пригляделся. Пышная крона акации, нисколько за первую неделю осени не поредевшая, мешала, но все же позволила увидеть окна второго этажа и, в частности, мое. В окне горел свет и наблюдалось какое-то движение.
— Что это хозяйке понадобилось у меня в комнате, — подумал я вслух.
— Он не видит, — сказала Берса.
Тиха полез в бардачок и выудил оттуда самый настоящий бинокль, большой, в кожаном чехле.
— На.
Мне понадобилось время, чтобы настроить прибор под себя. И когда линзы наконец скомпенсировали близорукость, я смог разглядеть совершенно определенно мужской силуэт. Человек был одет во что-то мешковатое, темно-серое, с капюшоном.
— Это что за хрен с горы? — возмутился я.
— Что делать будем? — спросил Тиха.
— Что-что, пойду по ушам ему надаю, — я принялся на ощупь разыскивать рычажок на двери.
— Рейни, не смей!
Берса вцепилась мне в куртку сзади и как-то умудрилась заехать ногтем по щеке.
— Кей, отпусти. У меня там... материалы! Всякое!
— Не ходи, кому говорю! — зашептала Берса громко, чуть ли не рыча, не отнимая цепких, проворных пальцев, впившихся мне в ворот.
— Да я из него эскимо сделаю, — пообещал я, начиная злиться всерьез. — Отпускай!
И тут зазвонил телефон.
Кей от меня отцепилась, увидев, что я намерен хотя бы посмотреть, кто звонит.
Звонила Ирвис. Я принял вызов.
Голос Ирвис дрожал — то ли от гнева, то ли от слез, и я даже не успел спросить, по какому поводу она звонит мне за полночь.
Я выслушал ее, чувствуя как из глубин естества поднимается уже не просто злость, но настоящая ярость, и возникает желание натурально кого-нибудь покалечить.
— Ир, бери руки в ноги и двигай к нашему кафе на углу. Я знаю, что закрыто. Рядом стой. Мы там тебя подберем. Минут через десять, да. Десять-пятнадцать.
Я спрятал телефон и повернулся к Тихе:
— Рули к "Чашке Тлена".
— Что случилось с Ирвис? — снова возникла из-за спинок сидений Берса.
Тиха неразборчиво выругался и завел колымагу.
— И заедь по пути к Абеляру. Чисто рядышком прокатись. Нужно посмотреть, нет ли там чего.
— Рейнхард, будь ты неладен, что сказала Ирвис? — зарычала Кей. — Что аж эскимо неактуальным стало!
Я обернулся к ней. Пока формулировал ответ, заодно проверил состояние Керри — тот сидел, прилипнув к окну, тычась в стекло белым носом.
— Ну?!
— Ирвис говорит, что возвращалась домой с каких-то посиделок, а там — пожар тушат. Поджог, вроде как. Да не абы какой — кто-то вытащил половину мебели в подъезд и ее тоже подпалил.
— Зачем? — искренне удивилась Берса.
— Тут вариант один: чтобы выжечь воздух в подъезде, а вместе с ним — все ее простенькие обереги. Ветра вне подъезда, ясное дело, чужие, дикие, и ей с них никакого толка, учитывая ее уровень.
— О мои рваные полосатые носки, в этом городе остались не-маги? — взмолился Тиха. — Хоть одна девушка без лишних способностей? Ну хоть одна?
— Молчи, чья бы корова мычала вообще, — отмахнулся я, — рули!
— Да рулю-рулю. Вон, после развязки повернем — будем закоулок Абеляров проезжать. Заезжать, нет?
Но заезжать не понадобилось.
Проезд в переулок был перекрыт. Расставленные вокруг знаки предупреждали о том, что на этом отрезке пути ведутся дорожные работы. Однако вместо асфальтоукладочной техники и возможных рабочих вокруг красных шашек и оградительной ленты терлось подозрительное количество полицейских, а сама дорога не выглядела нуждающейся в ремонте.
Мы проехали въезд в переулок в гробовом молчании.
— Я заверну к площади, расчехляй бинокль, — сказал Тиха. — Глянешь на академию.
— С площади ж не видно, — удивился я.
— Между мэрией и гастрономом как раз просвет, академия как на ладони.
— Юноша знает толк в развлечениях, — хмыкнула Берса невесело.
— Да уж, — согласился Тиха, переключая передачу.
Минивэн притормозил.
Я снял очки и снова приладил к глазам бинокль. Академия и в самом деле показалась целиком, и даже деревья, окружающие ее, не сильно мешали смотреть с этой стороны. Здание, венчающее холм, ощетинившееся крышами и дымовыми трубами, в такое время суток должно было быть черным и монолитным, как кирпич, и только окошко в сторожевом домике могло бы, теоретически, светиться.
Но Академия бодрствовала. Свет горел в окнах четвертого и третьего этажей, и совершенно точно кто-то был в той аудитории, что амфитеатром.
— Оттуда же выгоняют в девять, — произнес я недоуменно. — Что за неофициальный слет полуночников?..
— После "Чашки Тлена" куда? — спросил Тиха, выруливая из закоулка.
— Давай сначала к "Чашке", — ответил я. — Надо подумать.
Я обернулся к Берсе:
— Кей. Что все это может значить, Потерянный меня забери?
— Ну, ты же сам понимаешь, Рейни, — вкрадчиво проговорила Кей, косясь на безучастного Керри. — Только говорить стесняешься. Думаешь, что если произнесешь это вслух, то я тебя обвиню в безосновательной панике. Но я не обвиню, мне тоже кажется, что кто-то или что-то идет по следу нашего огонька. К тебе наведались, к Ирвис наведались, к Абеляру, теперь академию потрошат. И их, судя по всему, много. И у них, судя по всему, связи.
— А огонек-то известно где, — продолжил я. — И просто так ее не найти.
— Так, может, и не стоит пока ее оттуда доставать? — спросила Кей. Обернулась к Керри: — Слушай, а как там у вас — опасно вообще? Что может случиться с одинокой девушкой ее возраста?
Керри перевел на нас взгляд темно-малиновых глаз. Он будто бы раздумывал о чем-то с минуту и потом только ответил:
— Первые сутки, думаю, опасно не чрезмерно... ей могут встретиться только пепельные гиены и слабые, боязливые химеры. Гиены охраняют Башню Тайны, а с химерами она справится и с тем клинком, что у нее есть. Другое дело, что там сейчас нет меня... и через несколько ваших ночей, если я правильно понимаю смысл здешнего времени, чудища станут... станут смелее. Боюсь, они поймут, что меня больше нет. А если и не поймут, их станет больше в любом случае — они же начнут свою перемену.
— Начнут свое — что? — переспросила Берса.
— Перемену, — ответил Керри. — Спящие станут меняться и... я не знаю, к чему это приведет. Обычно я успеваю разрушить их связь с мороком до того, как перемена случается. Я не ошибаюсь почти никогда. Тут главное успеть. Они, конечно, все равно по капле меняются — но жизни их слишком коротки для того, чтобы яд успел подействовать полностью.
