Предводитель заорал во всю глотку:
— Вы что вообще делаете?! Вы его бить должны! Это же нечисть!
— Извини, — толстяк с лицом, покрытым россыпью угрей, пожал плечами. — Но ты посмотри на него!
Нильс взмахнул лапами и заурчал. Рожи заулыбались шире и принялись вычёсывать его с утроенной силой.
— И что?! — возмутился главарь. — Это же он! Тот торгаш! Который продаёт грязь вашим доверчивым мамам и бабушкам.
— Мою маму в своё время повесили за убийство папы, — ответил кто-то.
— А моя в тюрьме за воровство и бродяжничество. И бабушка вместе с ней.
Предводитель взревел как буйвол.
— Если сейчас же приказ не будет выполнен, никто не получит денег!..
Молчание. Нильса прекратили вычесывать.
Оборотень издал вопросительное: «Ур-р?», но в этот раз на него не обратили внимания.
— Что значит, не заплатят? — обиженно спросила одна из рож.
— Это что ж, мы зря весь вечер и ночь этих торгашей ловили?
— Да! — злорадно ответил главарь. — Ни золотого. Если вы что-то и получите за неповиновение, так это наказание! Так что вперёд!
Взгляды скрестились на Нильсе, которые сложил лапы перед мордочкой и состроил самый грустный взгляд на всём белом свете.
— Нет, ну это уже ни в какие ворота, — сказал один из гнусных, и остальные одобрительно загудели.
— Ай! Идиоты! — вскрикнул предводитель, брызгая слюной. Дёрганой походкой он подошёл к панде и занёс над головой медведя дубинку с вбитыми гвоздями. — Смотрите, как надо!..
Гнусные рожи потупили глаза и отвернулись, чтобы не видеть печального взгляда пушистого мишки, а предводитель хорошенько размахнулся и… с воплями поднялся в воздух, облепленный стаей летучих мышей.
Над Сточной улицей раздалось шипение: не бессильное шипение вампира-пацифиста, а громкое, оглушительное и зловещее, наводящее ужас на любого жителя северных лесов и скал. Рожи мгновенно сориентировались и разбежались.
Нильс, неожиданно оставшийся в одиночестве, неуклюже перекатился и встал на задние лапы. Он приготовился к худшему и спасения не ждал, и потому был озадачен. Вопли бандита где-то вверху отдалялись и становились всё тише. Нильс огляделся, принюхался, с тоской посмотрел в тёмное небо, громко фыркнул и поковылял вслед за напарником.
— Не надо! Пожалуйста, не надо! Не кусай меня! — далеко разносилось над высокими крышами Брунегена, и Нильс гадал, насколько ужасными будут завтрашние слухи.
Шерсть на лапах и животе панды покрылась слоем липкой вонючей грязи. Во многом из-за этого Нильс не любил обращаться в черте города, но сейчас было не до личной гигиены: медведь упорно бежал (хотя верней будет сказать «переваливался») вслед за безнадёжно удалявшимися воплями. Он пыхтел, урчал, шумно сопел, но никак не мог двигаться быстрее Виго. Нильс уже проклял всё на свете и чувствовал, как к нему в виде предательской слабости конечностей подкрадывается отчаяние, когда увидел впереди острый шпиль заброшенной башни с часами, стрелки которых остановились на без четверти двенадцатого.
В стенах строения зияли проломы (кто-то явно прельстился дармовыми строительными материалами, и по цвету кирпичных «заплаток» на стенах близлежащих домов можно было понять, кто), крыша лишилась большинства черепицы, а в гнёздах на стрелках вылупилось и выросло не одно поколение голубей, но башня всё ещё стояла. По крайней мере, пока.
Нильс заметил, как кричащий вихрь скрылся в одном из широких окон, и поспешил туда изо всех своих немногих пандовых сил.
Забраться в башню оказалось не так уж просто: вход был завален грудой битого камня. Нильс несколько раз пытался её штурмовать, но неизменно скатывался и смешно плюхался у подножия. Какое-то время он просидел, раздумывая, стоит ли боль, сопровождающая перерождение обратно в человека, выигрыша в подвижности — и со вздохом понял, что всё-таки стоит.
Панда заурчал, но на этот раз от боли — громко и с визгливыми нотками — и, завалившись набок, принялся кататься по ступенькам, выгибаясь от невыносимых мучений.
Шерсть отслаивалась вместе с кожей, оставался лишь самый нижний её слой — практически оголённое мясо. На тело моментально налип песок — и, словно боли было недостаточно, к ощущениям от превращения прибавилось непередаваемое чувство, будто тело Нильса обрабатывали крупнозернистой наждачной бумагой.
Рычание и крики до сорванного голоса.
Когти, скребущие камень, отламывались, и на их месте вырастали обычные человеческие ногти, которые в свою очередь тоже скребли камень и ломались…
Превращение заняло немного времени, и вскоре на камнях в позе эмбриона лежал человек.
Всхлипывая, Нильс поднялся и, пошатываясь, принялся взбираться по груде обломков, заваливших вход. Камни были острыми, но в сравнении с болью, пережитой при превращении, уколы и порезы даже не ощущались — подумаешь, лёгкое покалывание.
Внутри башни отчётливо пахло тем, чем обычно пахнет в заброшенных помещениях, расположенных около оживлённых улиц. Кругом валялись кучи старого тряпья, и это говорило о том, что тут живут бродяги. Нильс поднял взгляд и хрипло выругался: башня уходила вверх на головокружительную высоту, казалось, к самим небесам. Несмотря на то, что уцелели почти все деревянные перекрытия, лестница не внушала доверия: многих ступеней не хватало, а те, что всё ещё не обвалились, скрипели от малейшего движения воздуха и даже без оного.
— Кровопийца несчастный… — Нильс попробовал ногой первую ступеньку и поймал себя на мысли, что в кои-то веки искренне понимает своих соплеменников с их нелюбовью к вампирам.
Очень аккуратно, продвигаясь шаг за шагом и чувствуя, как сердце уходит в пятки в то время, как очередная доска с хрустом отламывается и улетает в чёрную бездну, оборотень почти добрался до вершины, когда услышал голоса. Первый принадлежал Виго, а второй поначалу был принят оборотнем за пленённого бандита — настолько отличалось звучание, интонации и громкость. Создавалось впечатление, что от этого жуткого рёва дрожал сам воздух: он раздваивался и растраивался, временами превращаясь в целый хор, и эта оглушительная, но неслышная вибрация проникала прямо в мозг.
— Передайте лорду Ординари, — начинал Виго, — что я НЕ СОБИРАЮСЬ НИКОГО УБИВАТЬ, — закончил второй голос, прозвучавший прямо в голове. — И не только не убивать, А ВООБЩЕ НЕ СОБИРАЮСЬ ПРИЧИНЯТЬ НИКОМУ ВРЕДА!..
Оборотень осторожно поднялся наверх и застал жуткую картину.
Сквозь высокие окна, давным-давно выбитые, в помещение проникал тусклый багровый свет города. Половину зала занимала тёмная громада часового механизма — сплошные углы и зубцы. В полу под ним зиял чёрный провал люка: некогда там находился огромный маятник, сейчас, вероятно, уже украденный, проданный, переплавленный на сотни нужных в хозяйстве вещей и проданный ещё раз. Прямо напротив механизма стоял, прижавшись к стене, поседевший и постаревший на несколько десятков лет предводитель гнусных рож. Он не шевелился — и понять, что головорез жив, можно было лишь по тому, что его грудь медленно вздымалась и опадала. То, что главарь ещё дышал, уже было хорошей новостью.
Нильс всматривался в темноту, но никак не мог увидеть своего напарника. Лишь когда вампир снова заговорил, стало ясно, что он сидит верхом на стальной балке под крышей и совершенно сливается с темнотой.
— Я сказал ему, что в любой момент могу ПОТЕРЯТЬ КОНТРОЛЬ!
Нильс вспомнил, что весь покрыт кровью из-за порезов, и запоздало понял, что соваться к вампиру в таком виде — не очень хорошая идея. Однако не очень хорошие идеи на этом не закончились.
— Э-э… Виго? — позвал оборотень и чуть не скатился по лестнице обратно, когда в темноте зажглись два ярко-алых глаза и заблестели длинные белые клыки.
— Лорд Ординари, он НЕ ХОТЕЛ НИКОМУ ПРИЧИНЯТЬ БОЛЬ! Но жажда КРОВИ может быть НЕОБОРИМОЙ! Нельзя ВЫПУСКАТЬ ЗВЕРЯ НАРУЖУ! — последние слова едва не вскипятили мозг Нильса. Он зажмурился и зажал уши ладонями, но голос, раздававшийся внутри черепа, это не заглушило. Когда оборотень решился открыть глаза, Виго стоял прямо перед предводителем гнусных рож. «Прямо перед» в данном случае означало, что они едва ли не соприкасались носами. Вампир, пухлый и кудрявый, обычно похожий на приболевшего херувима, в этот раз выглядел просто жутко. Его клыки смахивали на две огромные сабли, черты лица заострились, а в глаза невозможно было смотреть. Красные зрачки, которые расширились так, что «съели» всю радужку, так и напрашивались на сравнение с порталами в иной мир, полный крови и безумия.Казалось, оттуда глядит совершенно другое существо — сильное, коварное и жестокое.
— Я никогда не пил ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРОВИ И ДАЖЕ не пробовал её НА ВКУС! — Виго кричал двумя голосами в лицо бандиту, а тот стоял, тихонько всхлипывая, и мечтал только о том, чтоб всё это поскорей закончилось — и неважно, как именно.
Вампир раскрыл рот так широко, словно тот был резиновым: нижняя челюсть свесилась едва ли не до груди.
— Виго, стой! — вскрикнул Нильс. — Не смей! Остановись!
Если бы его неуверенность в правильности собственных действий материализовалась, то сравнилась бы в размерах с Замком Брунегена.
Оборотень взглянул на вампира и обомлел: алые точечки упырьих глаз на мгновение погасли, и лицо Виго неуловимо изменилось. Вампир, уже открывший рот для того, чтобы отведать крови, смотрел с немой мольбой.
— Я не могу сопротивляться! — воскликнул он, а затем глаза снова сверкнули багровым огнём, и жуткий второй голос закончил фразу: — НО ЭТО СИЛЬНЕЕ МЕНЯ. ЭТО ЧАСТЬ МЕНЯ. НЕТ! ЭТО И ЕСТЬ Я!
Пасть, в которую голова скулящего бандита могла поместиться целиком, снова распахнулась, и Нильс понял, что сейчас случится непоправимое. И потому он сделал единственное, что пришло в голову: разогнался как можно сильнее, подобрался и сбил вампира с ног, ударив всем своим немалым весом.
Мертвяк же весил на удивление немного, и эффект от удара Нильса был равносилен попаданию пущенного из катапульты мешка картошки.
Виго яростно зашипел и попытался достать оборотня жуткими синюшными когтями, но Нильс вовремя перехватил его руки. Они боролись, катаясь по полу: перед носом оборотня клацали огромные зубы, а глаза — те самые багровые глаза — смотрели, не мигая и гипнотизируя исходившим от них едва ли не осязаемым ужасом и безумием.
А потом пол неожиданно кончился, и Нильс обнаружил себя летящим вниз с головокружительной высоты.
За сегодняшний день оборотень много раз поступал откровенно по-идиотски и решил, что в целой горсти глупостей щепотка подлости ни на что не повлияет. Поэтому, действуя на одних лишь рефлексах, несколько заторможенных из-за усталости, он барахтался в полёте таким образом, чтобы оказаться над вампиром перед тем, как…
На какое-то время Нильс попросту перестал существовать.
Под телом Нильса, у которого не было сил даже кричать, что-то хлюпало, хрипело и трещало, как будто в гнилой тряпке ворочалась большая слюнявая собака. Оборотень, невыносимо страдая от острой режущей боли во всём теле («Интересно, уцелела ли хоть одна кость?») отполз в сторону. Стороной стала «кровать» бродяги, собранная из сена и старого тулупа, населённого целой цивилизацией вшей.
Столкновение с землёй сопровождалось бурей ощущений, обработать которые мозг попросту не смог и, не придумав ничего лучше, отключился.
Нильс взглянул на то, что осталось от Виго. Лучше бы он этого не делал: вампир, и до падения круглый, выглядел так, словно его положили на доску и хорошенько раскатали скалкой. С каждой секундой он приобретал всё более выпуклую форму: чёрная сукровица медленно сползалась к артериям и венам, царапины и ссадины заживали буквально за секунды, конечности выправлялись, восстанавливались кости… Нильс тоже мог быстро залечивать раны — иначе и нельзя, когда твой скелет, кожа и внутренние органы деформируются, изменяясь до неузнаваемости, — но сейчас искренне завидовал таким способностям.
Виго всхлипнул и открыл глаза. Оборотень навис над ним и с облегчением выдохнул: багровый огонь ушёл.
— Ну ты меня и напугал, — покачал головой здоровяк. — Что ж ты делаешь-то, а?
— Те… — вампир откашлялся, выплюнув себе на грудь и подбородок несколько вязких чёрных сгустков. — Тебя спасал.
— Спасибо, — искренне поблагодарил его Нильс. — Что это с тобой случилось? С кем ты разговаривал?
— Не помню, — вампир пожал плечами. Правое при этом громко хрустнуло. — Может, сам с собой. Может, с кем-то ещё. Я не помню.
— Ты что, попробовал кровь? — Нильс чувствовал, как внутри него нестерпимо зудят, восстанавливаясь, повреждённые органы и кости.
— Да. Или нет, — снова непонятно ответил Виго. — Я не знаю. Не помню. Пойми меня правильно: я становлюсь совсем другим. Сейчас во мне больше от человека, а в те моменты — от вампира. Поэтому я и стараюсь не проявлять агрессии, даже малейшей. Потому что если я дам себе волю, выпущу того, другого, наружу, то уже не смогу остановиться. Так что лучше вовсе не начинать.
— Ого… — Нильс почесал в затылке. — А я не знал, что у вас, у вампиров… так.
— А что, у кого-то иначе? — удивился Виго.
Нильс задумался и утвердительно покачал головой. Мысль оказалась неожиданно глубже, чем он предполагал.
— Тот бандит! — неожиданно вскрикнул вампир, словно что-то вспомнив. — Я был в его голове и там… Нам нужно к Ординари!
18.
На столе Ординари громоздилась целая гора бумаг. За столом сидел сам Ординари. Напротив него, утопая ногами в мягком ковре и сминая в руках тряпичную шляпу, из-за возраста превратившуюся в берет, стоял один из множества сотрудников, написавших прошение об увольнении.
— Они сказали, что знают мою семью! — плаксиво заявил один из лучших продавцов грязи. По показателям его обгонял только Виго, обойти которого было невозможно в принципе.
— И ты думаешь, что это была угроза?
Сотрудник пожал плечами:
— Когда к горлу приставляют нож и рассказывают, всё, что знают о твоей семье, притом, знают очень много, как-то само собой приходит в голову, что это угроза.
Орди побарабанил пальцами по столешнице.
— То есть, по-твоему, мы не сможем защитить тебя и твою семью?
Мужчина потупил взор и принялся сжимать головной убор так сильно, как будто только что его выстирал и хотел выжать, — и это стало самым красноречивым из всех возможных ответов.
Красноречивым и, к сожалению, верным. Орди действительно не смог бы защитить всех. Приставить к каждому личную охрану? Абсурд. Людей попросту не хватит. Посадить всех под замок? Ещё глупее. Разместить, накормить и занять делом всю эту ораву будет ой как непросто, да и банально негде: замок Ординари просто треснет по швам. «Что же делать?» — спросил сам себя юноша и взглянул на продавца.
— Вот что, — сказал он и принял лист плохонькой серой бумаги, на которой было криво выведено слово «прошение». — Мы скоро со всем разберёмся, поэтому уходить насовсем нет нужды. Считай, что я разрешил тебе месяц отдохнуть. А потом приходи снова. Хорошо?
