Трюкачи - роман завершен

В самом деле, Юдзи поблизости нет, Йома один, а рядом еще и Киоко-сан. Так что дело, если подумать, не такое безнадежное, как тогда, со стаканом...

— Тебя зовут Харука, да? — внезапно спросил Йома.

— Да, — ответила девочка, и Рюиджи по голосу понял, что она сильно нервничает, если не сказать — боится.

— Знаешь, я периодически вижу тебя тут, и ты мне очень напоминаешь кое-кого... Девочку из школы в России, где я раньше учился.

Голос Йомы звучал неожиданно спокойней, че ожидалось, и у Рюиджи на душе полегчало: может быть, обойдется и без его вмешательства, потому как ему страшно от одной мысли, что придется вступать в конфронтацию с Йомой. Хотя отголоски зловещего все равно витают в воздухе, так что...

— Правда, тогда она была на два года старше меня, — продолжал между тем гайдзин, — но я был в нее едва ли не влюблен, и даже собирался, когда подрасту, жениться на ней. Она выглядела очень взрослой, как ты, и тоже курила.

Повисла неловкая пауза. Худо было всем, кроме, пожалуй, самого Йомы. Присутствующим явно не по себе, теперь они не только под прицелом мрачного взгляда, но еще и чувствуют, что оказались лишними свидетелями, если Йома вдруг решил объясниться в любви. Самой Харуке еще хуже: такое объяснение со стороны 'номера один' для нее чревато либо ну очень неприятными отношениями, либо, в самом лучшем случае, если ей хватит смелости отшить Йому — отсутствием любых отношений до конца школы, потому что ссориться с ним из-за подружки вряд ли кто в школе осмелится. Это, само собой, при условии, что Йома воспримет отказ адекватно, если нет — страшно и подумать, что может случиться.

— А что потом? — робко спросила Харука, надеясь хоть как-то прервать затянувшееся неприятное молчание и ускорить развязку.

— Потом? Потом она заболела и перестала ходить в школу, — пожал плечами Йома, — я навещал ее несколько раз, вначале в больнице, потом дома, когда ее выписали... умирать. Последние два года жизни она ела, пила и дышала через дырочку в горле... Ох, я, кажется, наговорил лишнего. Ладно, Харука, извини, что помешал. Воспоминания нахлынули... Я пойду, а ты кури себе, кури...

Последняя фраза прозвучала чуть ли не как проклятие. Йома флегматично развернулся и, сунув руки в карманы, двинулся к выходу.

Рюиджи, Киоко и Уруми отошли от ограды, и Рюиджи заметил, что девочкам тоже не по себе. Тяжелый эпизод из фильма под названием 'жизнь' они подсмотрели.

— Ну и ну, — пропищала Уруми, — кошмар просто.

— Да уж, ему только в фильмах ужасов сниматься, — подтвердила Киоко.

Рюиджи чуть помолчал и хотел уже спросить, а за чем же они первоначально собирались наблюдать, когда рядом со своей тенью на асфальте увидел еще одну, четвертую, и почти физически почувствовал охвативший его могильный холод еще до того, как услыхал зловещий голос.

— Ну и как? — мрачно сказал Йома.

Ответ Киоко был самым неожиданным из всех, которые Рюиджи мог бы ожидать.

— Просто супер! Ты играл великолепно. Тебе бы в кино сниматься...

-... В ужасах и без грима... — добавила Уруми, предусмотрительно стоя позади Киоко.

— А я и не играл, — мрачно отрезал Йома, — просто выучил монолог и зачитал, как по бумажке.

— Но получилось все равно отлично.

— Ну и хорошо. Ладно, пойду я за такояки. Хорошего вам дня.

Он прошагал дальше по дорожке в сторону ларьков, и тогда к Рюиджи вернулся дар речи.

— Что это было?!

Киоко хихикнула:

— Я договорилась с Теодором, чтобы он устроил маленький спектакль для Харуки. Вышло все как по нотам.

— Так то, что он говорил...

— Все я придумала, он на самом деле в России вообще не ходил в школу.

— Но зачем?!

Киоко хитро улыбнулась:

— Госпожа Мисима — наша соседка, и я всегда рада ей помочь. Она никак не может заставить дочку бросить курение — вот я и устроила для Харуки спектакль. Йома справился на 'отлично'.

— И... в чем смысл? По-моему, он только испортил ей настроение и напугал.

— Именно. Ты о такой штуке, как психологический якорь, слыхал? Теперь каждый раз, когда Харука возьмет в руки сигарету — будет вспоминать о Йоме. И о том, что перспектива пить, есть и дышать через дырочку в горле и умереть молодой — вполне реальна.

Рюиджи почесал затылок.

— Ну да, в этом есть смысл. Но, Киоко-сан, как ты умудрилась договориться с Йомой?

Та в ответ снова улыбнулась:

— А тут нет ничего сложного. Достаточно перестать видеть в нем ходячее зло.

* * *

Опять аэропорт. Паспортный контроль, посадка, взлет. Правда, у самолета Тирра ждал сюрприз: его с улыбкой встретил командир экипажа и попросил сдать все оружие или предметы, на них похожие.

Маг отдал ему зажигалку и ухмыльнулся:

— Дарю на добрую память: все равно я некурящий.

Надо будет придумать себе новое развлечение. Шутка с гранатой смешная — но уже наскучила.

Рейс вылетел вечером — так что в Вегас Тирр попадет ближе к полудню, предварительно выспавшись в самолете. Подзаправившись сэндвичами и чаем, он поудобнее устроился в кресле, перебирая в уме свои дела, сделанные и предстоящие.

В Японию, получилось, слетал напрасно, помощь не понадобилась: адвокат Йонага справился отлично, оба нападающих получат вполне приличные сроки. А вот с их главарем Тирру встретиться не удалось: поганец исчез. Йонага сумел установить, что Кавадзо, мозг шайки, свалил на Окинаву, нанялся на сейнер и отбыл в океан. Рыбак недоделанный, ежу понятно, что просто испугался последствий, узнав, что за него взялся печально известный юрист. Ну и ладно, Тирр жену и сына повидал — тоже хорошо.

Практически сразу после того, как маг высадился в аэропорту Вегаса, зазвонил мобильник.

— Алло?

— Это иллюзионист Диренни, верно? — уточнил незнакомый голос.

— Он самый. С кем я говорю?

— Меня зовут Джейсон, и я теперь уже бывший шеф службы безопасности казино 'Ройал Флэш'. Помните, да?

— То, где мне недоплатили полторы тысячи? Конечно, помню. А с чего это вы бывшим стали, Джейсон?

— Я уволился. Давайте начистоту, мистер Диренни. Это ведь вы каким-то образом устроили нам судный день с рулеткой?

Тирр беззвучно засмеялся. Проняло их таки.

— Что вы, я понятия не имею, о чем вы! — с наигранной фальшью возразил он, словно говорил: 'ну конечно же я, кретин!'.

— Значит, все-таки вы, как я и думал. Я сопоставил факты и ваше расписание в других казино и пришел к выводу, что это вы нам мстите каким-то образом. Выигрывают все время разные люди, но... все-таки я был хорошим шефом СБ.

— Это ваши догадки, не более того.

Джейсон хмыкнул:

— Так и есть, всего лишь мои догадки. Но приятно знать, что чутье не обмануло. В общем, мистер Диренни, я позвонил вам, чтобы предупредить. Директор Липски искренне верует, с моей подачи, что вы и есть виновник больших финансовых потерь. Мое предложение пойти на мировую он отверг и решил обратиться к некоему дону Луиджи Франко. Слыхали о таком?

— А должен?

— В общем, это лидер местной мафиозной семьи, крышующей минимум треть Вегаса. Собственно, я уволился из-за несогласия с таким... решением. Так что, мистер Диренни, ожидайте встречи с парой молодчиков, если не уедете. И это, сделайте одолжение, удалите мой звонок из памяти своего телефона, хорошо?

— Конечно, Джейсон, спасибо, что позвонили. Всего вам доброго.

Итак, жизнь внезапно становится не такой скучной, как раньше. Тирр довольно ухмыльнулся, выходя из аэропорта, и подозвал такси:

— Вези в 'Ройал Флэш', — велел он водителю.

Как в старые добрые времена, в одиночку против всех, надеясь только на себя, свои ум и хитрость — и свой великий магический талант. В последние годы именно этого Тирру так недоставало, так что теперь он подстегнет своих врагов, чтобы схватка была интересней.

В казино он вошел неузнанным: магия великая сила. Простое заклинание маски чужого лица не только не позволяет людям распознать в серолицем длинноухом блондине чужака, оно может обмануть даже отца, который не узнает родного сына, а ведь Тирр с момента своего попадания на Землю его усовершенствовал. Дома, на Ториле, оно было не особо полезно — а тут без него прямо никуда.

Купив в кассе несколько фишек, маг двинулся к 'одноруким бандитам'. Вначале медленно прошелся вдоль ряда игральных автоматов, словно выбирая самое везучее место, но на самом деле цепким взглядом чертил на каждом руну, подчиняющую бренную материю воле чародея. Затем та же операция была проделана со вторым и третьим рядами, и только потом довольный собой Тирр уселся за свободный автомат в четвертом ряду. В самом деле, есть чем гордиться: ни один из известных ему магов не был способен чертить руны лишь взглядом, а Тирр Волан, ныне глава Дома Диренни, им же уничтоженного и им же возрожденного, величайший маг двух миров — может.

Он бросил в щель фишку, молча приказал автомату выдать три семерки и для вида дернул за рычаг. В лоток посыпался выигрыш, лампочки и мелодия на автомате возвестили окружающим, что игрок сорвал куш. Раздались жидкие аплодисменты других игроков и завистливые вздохи. Вторая попытка — второй джекпот. Карманы раздуваются от фишек.

— Мистер, да вы просто маг! — воскликнул кто-то.

Знал бы ты, жалкий червь, насколько угадал... Ну же, где эти ублюдки из службы безопасности?

Вскоре появились и они. Игра в кошки-мышки: служба безопасности знает, что к ним повадился мстительный иллюзионист, чьи трюки способны презреть теорию вероятностей и сами законы физики, но не знают, кто он и как выглядит, магическая руна на лбу делает свое дело. Два выигрыша подряд — этого достаточно, чтобы привлечь их внимание. Слева двое, справа один, камеры на потолке — все они следят за каждым движением игрока, сорвавшего джекпот дважды. Жертвы на своих местах — время начинать экзекуцию.

Маг, не удержавшись от театрального эффекта, незаметно, исключительно для утоления своего артистизма, щелкнул пальцами. Да будет судный день для этого вшивого казино.

В следующий миг все четыре ряда автоматов начали хаотично выдавать по три семерки. Мигание огней, многоголосый хор мелодий, звон многих тысяч фишек в лотках, возгласы радости, шока, крайнего изумления, восторга. Десятки глоток, благодарящих Яхве, Аллаха и других несуществующих богов этого странного мира, вскоре переросли в катавасию, сменившись весельем, ликованием и хохотом, все усиливающимся, когда все новые и новые игроки срывали джекпот. Месть удалась на славу.

Ошеломленные, пораженные до глубины души, шокированные охранники просто не знали, что происходит и как действовать. И, конечно же, никто из них так и не понял, что в хоре десятков радостно смеющихся людей звучал также один злорадный, мстительный голос.

* * *

— Эй, Такехиса!

Он обернулся на оклик и увидел Куроду.

— Чего тебе?

— Разговор есть, между четырьмя глазами . Идем на крышу, там побеседуем.

Такехиса посмотрел вокруг. Народу на первом этаже мало, подслушивать некому, к тому же двух некогда самых отпетых банцу, теперь, правда, делящих звания второго и третьего в школе, обходят стороной.

— Лень мне на крышу переться. Тут говори, — снисходительно отозвался Юдзи.

Курода ухмыльнулся:

— Что-то ты гоноровый стал.

— Я таким всегда и был.

— Это да, был, — коварно согласился собеседник и отпустил шпильку: — вот только раньше ты был без пяти минут первым, и гонор тебе был положен по статусу. А теперь ты шестерка, Юдзи, просто шестерка. У гайдзина. Так что не по праву тебе нос задирать.

Такехиса презрительно смерил Куроду взглядом:

— Давай изменим постановку вопроса: не слишком ли ты осмелел? Я что-то не вижу рядом твоих кохаев, а без них ты огребешь в два счета.

— Ты идиот, Юдзи. Я не собираюсь с тобой махаться, потому что смысла в этом уже нет. Ты знаешь, кто такой Катон?

— Неожиданный вопрос... Римский цезарь?

— Не цезарь. Политик и философ. Так вот, он однажды сказал: 'лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме'.

— Хм. Не знал, что ты Катона читаешь на досуге, — заметил Такехиса.

— Я не читаю, просто слышал где-то, что Катон такое сказал. Я давно это знал, Юдзи. Именно потому я всегда с тобой воевал за первое место. Потому что быть вторым — значит быть шестеркой. Послушай, знаешь, в чем парадокс? В том, что мы оба были первыми.

— К чему клонишь?

— А ты подумай. Пока не было Йомы, ни один из нас не уступал. Мы оба считали себя номером первым. Мы не могли доказать свое превосходство — и потому, по сути, делили звание первого в Хоннодзи. А потом появился Йома. Я стал номером третьим, ты нализал себе ранг номера второго...

— Ты сейчас огребешь! — предупредил Такехиса.

— А толку, враг мой? Сколько бы мы теперь ни дрались — мы оба останемся шестерками. И есть только один способ это изменить. Йома оказался сильнее меня и тебя — но вместе мы будем сильнее его. И нас поддержит вся школа... морально. А если удастся заручиться поддержкой, к примеру, дочки сэнсэя Хираямы — нас будет уже пятеро против Йомы. Мы свергнем его, осчастливим всю школу — и снова станем первыми. Ты и я. Вернем все как было. Что скажешь, заклятый враг мой?

Такехиса задумчиво хмыкнул.

— Я даже не знаю, как лучше выразить это словами... Верну тебе твой вопрос: а толку? Даже если тебе удастся свергнуть Теоду-сана, ты все равно останешься тем, кто и что ты есть. Давай допустим, что ты настолько же крут, как Теода-сан, а его самого в Хоннодзи никогда не было. Что бы ты делал?

Курода приподнял бровь:

— Ну если так... Думаю, я собрал бы команду покруче и навалял бы уродам из Бенибэ. Это для начала. Само собой, что в Хоннодзи разобрался бы с тобой.

— И что дальше?

— Дальше... В третьем классе я бы попытался стать первым номером не только тут, но и в Бенибэ, то есть первым вообще, третью школу ведь расформировали... Я сделал бы себе репутацию, чтобы после выпуска войти в хорошую организацию, само собой, что не тут, в Сакурами, а в Киото, и чтобы сразу уважаемым человеком, а не шестеркой на побегушках, как Кавадзо. Конечно, чтобы обо мне и в Киото узнали, пришлось бы поднапрячься...

Такехиса кивнул.

— Ну понятно. Я бы действовал примерно так же, не настолько примитивно, как ты, но в том же направлении. Но знаешь в чем прикол, Курода? Даже имей мы силу Теоды-сана — все равно остались бы шестерками. Не у друг друга — так у серьезных людей. Мы лезли бы из шкуры, чтобы заслужить репутацию и сделать лицо, и совершали бы те же самые ошибки, которые уже совершили. Потому что мало получить силу Теоды-сана. Нужно быть им. Теода-сан — не просто круче нас. Сравнивать с ним меня или тебя вообще глупо, он иного полета птица... Скажи, Курода, ты когда-нибудь видел, как человека смешивают с грязью?

Бывший 'номер один' ухмыльнулся:

— И видел, и сам смешивал...

— Я тоже, и знаю, какая картина появляется у тебя в голове при словах 'смешать с грязью'. А Теода-сан на моих глазах буквально растоптал взрослого человека, учителя... всего лишь извинившись перед ним. И знаешь что? Он сам даже не обратил на это внимания. Наступил, раздавил, походя смешал с грязью — и не заметил. Если б ты видел, как Теода-сан разобрался с учителем Комурой — все понял бы и сам. И знаешь что, Курода? Точно так же, походя, он разобрался с нами, с банцу из Бенибэ, с Миягой и Накаямой. Вот во что ты так и не врубился, вражина: мы все, ты, я, мудаки из Бенибэ, отморозки Кавадзо — мы все сами напросились на то, что получили в итоге. И Кавадзо — ты в курсах, что он свалил на сейнере? Кавадзо — работает на сейнере?! Да этот хитрожопый мудила вообще не совместим с понятием 'работа'! Он свалил, ты понимаешь? Свалил. Обломался, наделал в штаны и свалил. — Такехиса рассмеялся, глядя в глаза Куроде, и продолжил: — Так вот что тут самое удивительное: Теода-сан разобрался с нами вовсе не потому, что ему захотелось подмять под себя школу и сделать лицо. Ему насрать, ему не нужна эта школа, ему не нужен титул 'первого'. Все это — не его уровень, а мы просто по тупости на него нарвались, и потому я второй, ты третий, Мияги и Накаяма в каталажке, а Кавадзо удрал с поджатым хвостом... от школьника. Я не знаю, каким путем он пойдет по жизни — но уверен, что везде преуспеет. Помяни мои слова: Теода-сан станет большим человеком, и мне жаль любого, кто, как вот мы с тобой, по дури встанет на его пути. И потому я пойду за ним до тех пор, пока он мне позволит идти следом. Да, Курода, я шестерка, потому что мне хватает ума понимать: мы в разных весовых категориях. Наша с тобой судьба стать якудза и погибнуть, как мой отец, не достигнув никаких высот. У нас есть с тобой есть потолок, выше которого нам не прыгнуть. У Теоды-сана его нет, и следуя за ним, я взлечу выше, чем сам по себе. И крохи его триумфов, которые мне перепадут, все равно будут больше, чем мои собственные триумфы.